Драконы грома - Парнов Еремей Иудович

Судя по всему, здесь обреталась та самая «нео-тао», что так успешно делала свой трансцендентальный бизнес поблизости от Уолл-стрит. Принцип учения даосов, согласно которому «соотношение сил» в организме целиком определяется правильной половой жизнью, был взят здесь во главу угла. Даосские маги и алхимики действительно придавали этому принципу большое значение. Описывая в анатомических терминах процессы, происходящие при смешении химических элементов, с их мужскими и женскими качествами, они видели в них не только путь к долголетию и даже бессмертию, но и к превращению киновари в золото. С наибольшей полнотой эта доктрина даосского шактизма была разработана магом и алхимиком по имени Бей Боян. Увязав свои представления с концепциями о дао, пяти элементах и противоборстве стихий инь и ян, а также триграммами «Книги перемен», он разработал учение о роли чувственной любви в подготовке к бессмертию. В его обширном трактате «Цаньтунци» были приведены доказательства взаимного усиления стихийных начал при слиянии и давались практические советы.

Некоторые из них вместе с рецептами укрепляющих снадобий излагались теперь в рекламной афишке, рядом с которой был наклеен портрет «великого кормчего».

Подождав на всякий случай приятеля, я выразительно кивнул на вывеску и раздвинул занавеску. Внутри был обычный ночной клуб с «топлисом». Девушки с голой грудью танцевали танец с веерами, а в перерывах бродили между столиками, предлагая гостям брошюры с секретом бессмертия и таинственные лекарства. Ни малайцев, ни индийцев, ни китайцев в зале я не увидел. «Омоложение» и «рост жизненных сил» волновали лишь пожилых европейских туристов. Попавший сюда, очевидно, по недоразумению австралийский военный моряк напивался в полном одиночестве. Звенела печальная музыка. Мигали разноцветные огни.

Не просто постигнуть секрет переменчивой сингапурской ночи, когда улицы, словно по мановению волшебной палочки, сбрасывают надоевшее дневное обличье. Там, где только что была платная стоянка автомашин, вдруг появляются столики, и многоголосье города глохнет в шипении расплавленного масла, в яростном гуле раздуваемого огня. Эфемерный цветок, родившийся на мостовой. Ресторанчик под открытым небом, где можно познакомиться с кухней всех народов, отведать редкостные фрукты — рамбутан, мангустан, — насладиться супом из морских змей, вареными ракушками, маринованным мускатным орехом.

Зачарованные экзотикой туристы обычно не замечают того, что ночные празднества начинаются теперь раньше, чем прежде. Зачастую вообще до наступления темноты. Причины такого, казалось бы, малозначительного явления достаточно серьезны. В условиях экономического спада необходимость обратить в деньги хоть какую-то часть залежавшегося товара сделалась особенно острой. Все переплелось в тугой узел: спад волны туризма и энергетический кризис. Автомобильное движение в городе тоже пошло на убыль. Возросшие цены на бензин и подскочившие налоги привели к тому, что для большинства сингапурцев содержание машины стало недоступной роскошью. Достаточно сказать, что только за проезд по некоторым улицам взимается плата до ста сингапурских долларов! Высокому обложению подвергаются и машины, едущие с неполным числом пассажиров.

В подобных переменах есть, разумеется, и положительная сторона. Уменьшилась задымленность воздуха, исчезли заторы в часы пик, реже стали аварии.

Таков потаенный смысл превращения автостоянок в храмы чревоугодия. Простая тайна тропической ночи, которая все еще больше пахнет бензином, чем фруктами и пряностями. Беглый штрих, запечатлевший, однако, серьезность стоящих перед страной проблем.

Сингапур ввозит решительно все: нефть, руду, рыбу, молоко для утреннего стола, даже воду. Впрочем та же вода, которая поступает из Малайзии, возвращается к родным истокам в преображенном, очищенном виде и по цене в десять раз выше первоначальной. Так же обстоит дело и с латексом, который превращается в кондиционный каучук, и сырой нефтью, продукты крекинга которой — высокооктановый бензин и полимерные материалы — экспортируются во многие страны Юго-Восточной Азии. Завидный уровень перерабатывающей индустрии, наряду с прославленным портом и минимальными пошлинами, долгое время обеспечивал стране процветание. Но энергетическая проблема и непрерывный рост цен на сырье и продовольствие поставили под вопрос традиционную экономическую политику островной республики.

Сингапурцы все еще гордятся своей водой, которую — редкое явление в этой точке земного шара — можно пить прямо из-под крана. Это законная гордость. Но я видел обширную поляну в центре острова, на которой зарываются всяческие отходы. Когда-то тут была жаркая мангрова, где среди воздушных корней бегали красные и призрачно голубые крабы. Теперь здесь самая жуткая и дорогостоящая свалка на земле. Я уж не говорю о том, что все больше и больше средств приходится затрачивать на дезодоранты и химикалии, которые ускоряют гниение мусора. Это особенно трудно в условиях небольшой территории, когда море, безропотно принимавшее все отбросы, находится ныне на последнем пределе, а каждый квадратный фут суши идет чуть ли не по цене художественных полотен.

Не удивительно, что Сингапур, для которого было нерентабельно даже сельское хозяйство, взял решительный курс на развитие самых современных и одновременно самых «чистых» производств: электроники, точнейшей измерительной аппаратуры, оптики. Согласно программе, разработанной в институте стандартов и индустриальных исследований, капиталовложения в эти перспективные сферы будут удваиваться чуть ли не ежегодно.

Большие надежды возлагаются также и на такие традиционные статьи сингапурского импорта, как изделия из крокодильей кожи, аквариумные рыбки, орхидеи. Мне удалось побывать в знаменитом аквариуме, где бразильские пираньи соседствуют с акулой-мако, на крокодильей ферме, в питомнике орхидей. Впечатление они оставляют двоякое, что вообще характерно для этой интересной страны, где тесно и причудливо перемешались традиции Востока и капиталистического Запада. Крокодилов в Сингапуре давно уже нет. Говорят, что последний был застрелен где-то в районе Джуронга, где ныне вырос промышленный город-спутник. Символическое совпадение.

В общем, крокодилий молодняк теперь вывозят из Индонезии, Малайзии и Австралии. В тесных каменных бассейнах крокодильчики вырастают до кондиционных размеров, чтобы превратиться в соседних помещениях в чучела, сумки, пояса или бумажники. Отходов почти не бывает. Зубы и когтистые лапки идут на сувениры. Производство поражает продуманностью и чистотой. Но лучше бы я не ездил на эту загородную ферму, где перед конторским особняком ртутно сверкает роса на лепестках лотоса, ставшего в Азии символом красоты и спокойствия.

Бродя вдоль мертвой мутно-зеленой, как нефрит, реки, я долго видел перед глазами кишащий крокодилами бассейн.

Такая статья, как разведение исконных чад роскошнейшей некогда местной фауны, не значилась даже в долгосрочной программе крокодильей фермы.

Роскошным дискусам и серебристо-розовым пираньям в этом смысле повезло больше. Их если и не запустят в здешние озера, то, по крайней мере, передадут, подкачав кислородом полиэтиленовые мешочки, в заботливые руки аквариумистов. Это куда более гуманная статья экспорта. И кстати, не менее доходная. Прибыль от нее приблизилась к пятнадцати миллионам долларов в год. Свыше пяти миллионов принесла стране и торговля орхидеями, которые на специальных самолетах доставляются в Швейцарию, ФРГ, Англию, Нидерланды, Гонконг. Фиолетово-желтые, золотисто-крапчатые или черно-сиреневые сорта: «Мэгги Ой» и «Ванда Тан Чин Туан», «Аранда Нэнси» и «Арантера Джеймс» — заслуженно пользуются всемирной славой. Недаром орхидеи изображены даже на местных банкнотах. Только в лесах их больше не встретишь. Впрочем, и самих-то лесов уже нет. Когда-то величественные тиковые деревья покрывали почти весь остров. Теперь осталось лишь несколько секторов в специальной резервации, что не мешает Сингапуру успешно торговать изделиями из привозного тика. Потерявший свой лесистый убор город-остров, отдаленный от Малакки полуторакилометровым проливом, я тоже воспринял как одну из сторон великой эмблемы двойственности. Вторую еще олицетворяет Малайя, где в сплошной окраске джунглей светлыми точками проглядывают небольшие пока города. Надолго ли? Драгоценное малайское дерево днем и ночью грузится в трюмы могучих лесовозов, приписанных чуть ли не ко всем портам земли.