Мёртвая тишина. Убедись в том, что ты жив - Джейн Би.

Сэм вошел в дом, споткнувшись об оставленный на пороге чемодан. Тетушка – пожилая, чуть полноватая, очень миловидная женщина – расцеловала его и, усадив за стол, поставила перед ним тарелку с несколькими кусками своего фирменного пирога с курицей.

– Пирог сегодня особенно удался! Спасибо тебе за все. Я даже не представляю, как буду справляться один, – Сэму было действительно жаль расставаться со своей тетушкой.

– Не преувеличивай, Сэм! Я имею в виду не пирог, он действительно удался, – тетушка звонко рассмеялась. – Мы и так почти не видимся. Ты все время проводишь на работе, а до старой зануды тебе и дела нет.

– Это не так, ты же знаешь, – перебил ее Сэм, жуя и то и дело роняя крошки на чистые брюки.

– Так и не порадовал старую тетку.

– Опять ты за свое?

– Да, опять! И не сдамся! Нужно уметь переступать через прошлое и двигаться дальше! Даже издалека я буду докучать тебе своими надеждами. Ты должен отпустить прошлое. Ради своего будущего, – Дарел широко улыбнулась, подошла и обняла Сэма сзади за плечи. Потом тихо шепнула: – Никогда не говори никогда. Я вот тоже думала в свое время, что никогда, а вот видишь, как жизнь повернулась. Ты не Господь, хотя я уверена, что и у него нет окончательного плана ни на кого из нас. Все в наших руках. А твое счастье в твоих руках, – тетушка вернулась к плите и налила Сэму еще какао.

– Моя дорогая, как же ты не понимаешь, я и так счастлив! – Сэм многозначительно посмотрел на Дарел, но его взгляд не произвел желаемого эффекта.

– Ну конечно, счастлив, никто не сомневается. Просто мог бы и о тетке подумать. Вот приходится уезжать отсюда, совсем дела себе не найти, а были бы внуки, так разве я бы решилась, да еще так далеко! – тетушка взмахнула руками и глубоко вздохнула.

– Мне казалось, что эту темы мы давно уже закрыли, – Сэм не поднимая головы работал над пирогом.

– Закрыли. А почему бы не открыть снова? Пока еще не поздно, – тетушка Дарел стояла у плиты, опершись о кухонный шкаф и не унималась: – И черт с ними, с деньгами, потраченными на билет, авиакомпания вернет половину.

– Не говори ерунды!

– Вернут, вернут, я узнавала.

– Зря только время потратила, мы же давно все обсудили.

– Мы все тяжело пережили случившееся, но все еще может наладиться, и я все равно не понимаю, даже если ты не хочешь рисковать снова, хотя бы жениться ты можешь?

– Дарел, пожалуйста. Не сейчас.

– А больше случая уже не представится.

– Может, оно и к лучшему, – Сэм улыбнулся. – Ты, конечно, понимаешь, что я сейчас пошутил.

– Шутник тоже мне. Чем тебе не понравилась Трейси? Такая милая девушка, и сынок у нее просто чудесный, – Дарел закатила глаза. – Могли бы жить как люди. Она по крайней мере позаботилась бы о тебе.

– Я сам в состоянии о себе позаботиться, – Сэм отвечал спокойно, этот разговор о женитьбе и потомстве тетушка заводила каждый раз, он уже привык и знал все ее выпады и аргументы.

– Кстати, она заходила ко мне вчера и передавала тебе привет, – не унималась Дарел, – ты ей понравился, в общем-то.

– Хм… В общем-то? – Сэм ухмыльнулся.

– Ну да, ее немного смутили разговоры об обездоленных и нищих и твоя позиция по этому поводу, но в целом ты ей понравился.

– Хорошо. Я рад, что могу еще нравиться женщинам «уровня» Трейси. Жаль только, что не могу ответить им взаимностью, – Сэм, как всегда при обсуждении с Дарел своей личной жизни, перешел на полушутливый тон.

– Ну конечно! Тебя здоровые и состоятельные женщины как-то не интересуют. Куда интересней проводить время с твоими подопечными, – тетушка не имела ничего против того, чем в свободное от работы время занимался доктор, но ей казалось, что в этом и есть причина его одиночества.

– Конечно, интересней, – Сэм продолжал отвечать в полушутливом тоне. – Вот что интересного в Трейси?

– Да много чего. Она яркая разносторонняя личность.

– Личность? А что по-твоему делает ее личностью?

– Ну, не знаю, она просто личность, и все.

– Просто личность? Интересно. Давай поближе ее рассмотрим.

– Не начинай!

– Ну ты же сама начала! Так вот, при ближайшем рассмотрении Трейси я не только не нахожу в ней личности, но и более того, вижу абсолютную посредственность, не способную мыслить самостоятельно. Даже при выборе воды, – казалось бы, вода, просто вода, главное, чтобы была чистой, так нет, – даже здесь ей потребовался совет специалиста!

– А что тут такого? Она просто старается дать своему сыну лучшее, тем более что средства позволяют.

– Лучшее что? Что для ребенка есть это лучшее? Ты думаешь, ему есть дело до того, какой марки воду он пьет? Или какого цвета на нем шортики, а может, он в восторге от того, как сидит на его маленькой головке эта чудовищная неудобная шапочка, которая стягивает его бедную голову весь злополучный вечер?

– Вполне симпатичная шапочка. И она ему действительно идет, – попыталась возразить тетушка.

– Я не спорю, что шапочка вполне себе ничего, если рассматривать ее как отдельный предмет, отдельный от головы несчастного ребенка, вынужденного ее носить по прихоти полоумной мамаши. Ты видела его лицо? Ты обратила внимание на этот усталый взгляд?

– По-моему, все с ним было в порядке! И вел он себя просто изумительно для его-то возраста.

– Он смотрел на нас таким измученным, усталым взглядом. Он ждал, когда этот визит закончится, и он наконец сможет избавиться от ненавистного, причиняющего боль и неудобства предмета своего туалета. Все, чего тогда хотел этот трехлетний мальчик, это снять чертову шапку и пойти поиграть на улице, а не ходить по струнке и не изображать из себя идеальное создание на радость вздорной мамаше.

– Она мать! И ей лучше знать, что для ее сына хорошо! – возмутилась тетушка. – Я хоть и не рожала тебя сама, но воспитывала и всегда знала, что и как для тебя было лучше! – чуть обиженным тоном протараторила Дарел.

– Дорогая моя Дарел, любимая моя тетушка, – доктор поднялся со своего стула, подошел к тетушке и, приобняв ее, чмокнул старушку в лоб, – мы не говорим сейчас о тебе и обо мне, но если хочешь, то знай, я всегда понимал груз ответственности, свалившийся на тебя с моим появлением, и старался доставлять тебе как можно меньше хлопот.

– Да, – тетушка почти прослезилась, – ты всегда был хорошим мальчиком. Я так рада, что ты у меня есть! Господи, прости, конечно, я не имею в виду, что рада гибели сестры, ты понимаешь. Я, конечно, не смогла дать тебе всего самого лучшего, но я, видит Бог, я старалась, я… – она запнулась и решила не продолжать. Комок, подступивший к горлу, душил любую ее попытку вымолвить слово.

– Я понимаю. Не волнуйся так. Все в порядке, – Сэм чуть наклонился и заглянул тетушке в глаза. – Я очень тебя люблю и благодарен тебе за каждую минуту, выкроенную для меня. И кстати, я рад тому, что у нас не было много денег и что каких-то вещей мы себе не могли позволить. Иногда чем хуже, тем лучше.

– Не знаю, может, ты и прав, – тетушка взяла себя в руки и улыбнулась. – Ты у нас доктор, тебе видней.

– Ладно, давай не будем спорить. Лучше поговорим о чем-нибудь хорошем.

– Да, согласна. Не время ругаться и выяснять, кто прав. Ну ладно, доедай. Я заверну тебе остаток пирога с собой.

Тетушка Дарел достала из кухонного ящика фольгу и бережно завернула остатки пирога.

– Если что, ты всегда можешь присоединиться к нам.

– Жизнь как курорт? Конечно, привлекательно, но я пока не готов уходить на покой.

Сэм сделал глоток остывающего какао и старательно доел все крошки, остававшиеся на тарелке.

– Хочешь, я сам отвезу тебя в аэропорт?

– Не беспокойся, мой милый! Френк за мной заедет, нам есть о чем поболтать в дороге напоследок, – она широко улыбалась, но глаза выдавали грусть.

Тетушке было грустно не потому, что уезжает, и скорее всего навсегда, она грустила о прошлом. О том, что прошло и что уже никогда не вернется. Она любила этот дом, свою маленькую кухню, уютную, пусть и нелепо оформленную, гостиную, своих соседей, большинство из которых жили здесь с самого детства, так же, как и она сама. Ее тоже любили – за простоту, прямоту и неиссякаемую жизненную энергию, которой она щедро делилась с любым, кто испытывал в ней нужду.

Любила Дарел и этот город, и этого когда-то мальчугана, а теперь солидного мужчину, успешного психиатра, которому подарила всю свою любовь и заботу. Теперь ей не хотелось быть ему обузой, и она решила провести остаток жизни на райском острове Гоа на юго-западе Индии вместе со своей лучшей подругой Минни и группой таких же «независимых» пожилых людей. Ее ждали долгий перелет и беззаботная жизнь на берегу Аравийского моря. Возможно, когда-нибудь доктор присоединится к ней, но это маловероятно.

– Ну все, мне пора, – Сэм встал из-за стола, стряхнул крошки с чуть помятых брюк, взял из рук тетушки заботливо приготовленный сверток с пирогом, обнял ее и направился к двери. – Не могу поверить, что прощаюсь с тобой, – он обернулся и, чуть опустив голову, тихо сказал: – Я тебя люблю.