Невозможность путешествий - Дмитрий Бавильский

Свадебное пекло усиливается. Мужчины мучаются в пиджаках. Мы ждем карету с повенчанными, дефилируя по пятачку висячего сада. Справа — пустые коридоры Камероновой галереи, слева — фасад главного дворца. Камерный оркестр, сидящий в гроте, играет Вивальди и Моцарта. Разглядываю лица музыкантов; им тоже интересно поглазеть на великосветскую публику.

Подают шампанское и воду. На столах стоят блюда с клубникой. Утомленная публика прогуливается по кругу.

К висячим садам ведет долгий пандус, нам говорят, что именно по нему (а не по парадной лестнице со стороны сада) любила прогуливаться императрица. Сегодня каждый гость может почувствовать себя на ее месте. Тем более что пандус огорожен, возле входа на него с нижней стороны стоят матерые охранники.

С каждой минутой их становится все больше и больше, так как гости продолжают прибывать. У телохранителей черные костюмы и прозрачные лески раций возле ушей, похожие на трубочки капельниц, как будто охранников искусственно вскармливают…

Возле входа разминается с десяток ангелочков — маленьких детей, одетых в белые хитоны с крыльями за спиной. В белых кудрявых париках.

Ансамбль ангелов призван для пущей умилительности. Цербером при них тетка с большим носом и пухлыми губами. В ярко-синем платье и носатых туфлях, она отличается от всех. Тетка, похожая на Карабаса-Барабаса, дает ангелочкам последние указания, учит растягивать игрушечные луки, прикладывать к ним искусственные стрелы. Учит вызывать умиление. Гостей она не стесняется. Детям нравится рисоваться. В отличие от английской девочки, их естественность натужна.

Мы продолжаем загорать наверху, по возможности прячась в тень — между бюстами Камероновой галереи или возле грота с оркестром, где на самом солнцепеке стоят три ряда синих стульев. Именно там и будет происходить светская церемония.

Вблизи Екатерининский дворец разочаровывает: барочное безе оказывается сильно заветренным, несвежим. Не знаю, как он выглядел до Великой Отечественной, пока его не разрушили фашисты, пока он был натуральным. Но вблизи все гипсовые рюши смотрятся странно дешевыми. Даже украшения станций метро (мрамор и мозаики) выглядят богаче, органичнее.

Обратил внимание на эту потемкинскую честность, на то, что от туристических красот дворца остается ощущение наскоро сработанного ремонта (как если бы хрущобе приделали детали сталинского ампира), когда попал в Царское Село во второй раз. Вместе с Таней и Айваром мы приехали на двухсотлетие Пушкина. Корреспондентами. Таня никогда не видела питерских пригородов, и мы обязаны были показать ей царские резиденции, ставшие местами общего употребления.

Мы были тогда в самом начале наших сложных отношений, но всячески хорохорились и делали вид, что не происходит ничего особенного. Гуляя по парку, нащелкали целый каскад странно ярких, сочных фотографий, которые до сих пор не тускнеют в альбоме…

А вот и карета, из которой выходят Илья и Наталья. Все устремляются к пандусу, по которому поднимаются жених и невеста, окруженные ангелочками, некоторые из них целятся в молодых, другие помогают невесте не запутаться в шлейфе. Ангелы сосредоточены и деловиты.

Зато гости кричат и радуются как дети. У Гуровых, надо сказать, удивительно жизнелюбивый круг друзей. В Москве не странно быть странным и жить наособицу, а в Питере, видимо, странно, если ты не умеешь веселиться как ужаленный, пить без конца и уходить в запой, теряя контроль над временем и пространством. Видимо, все эти истории про разведенные мосты и алкогольные авантюры — прямо в точку. Вот все и радуются искренне и непосредственно… Блики фотоаппаратов, аплодисменты, марш Мендельсона, внезапный как майская гроза…

Люди, гуляющие внизу («обычные» туристы) замирают, словно увидели праздничный салют.

Поднявшись, Наташка попадает в окружение подруг, знакомится с самым активным и деловым ангелочком, Илья переговаривается с теткой из загса, которая, чинно рассадив сиятельную публику, начинает церемонию.

Она пафосно изрекает слова обязательной программы «властью, данной мне…» и про ячейку общества. Илья и Наташа стоят под цветочной аркой, им труднее всего — в отличие от гостей, им точно не уклониться ни от формальностей, ни от жалящего жара солнца.

Кириллова громко говорит «Да» и окончательно становится Гуровой. Снова выстраивается паровозик из поздравляющих, все торопятся поздравить молодых (посмотрите, как на солнце сияют их новые обручальные кольца!) и отойти в тень.

Наталья и Илья мужественно принимают цветы, подарки и поцелуи на самой что ни на есть солнечной стороне.

Возникает суета, появляется распорядительница с призывом:

— Начать фотосессию!

Ей только мегафона не хватает.

Действительно, грех не запечатлеться в исторических декорациях. Когда еще выпадет такая возможность — оказаться не вовне, но внутри. Чем все время от времени и занимаются, кучкуясь и принимая «изысканные и непосредственные» позы.

Но есть еще и официальная фотохроника — у молодоженов свой фотограф, у гостей — свой. Плюс две камеры, постоянно снующие между. У меня было желание запечатлеться рядом с бюстом Овидия, но от жары мне стало уже совсем нехорошо.

Лучше всех себя чувствовали ангелочки. Пока шла церемония, и все смотрели на молодых, тетка в синем платье набрала полные руки клубники и незаметно распределила между детьми. Не такая уж она, оказывается, и Карабасиха…

Позже, когда свидетельство о браке отдали мужу и гости растеклись по аллеям, дети уже не стеснялись брать ягоды, они строили уморительные физиономии, кидались фантиками и с удовольствием кривлялись, фотографируясь.

Позируя, Гуровы вместе со свидетелями и родителями уходят вглубь галереи, а я сбегаю по пандусу в парк, у меня здесь «есть одно дело»…

Мы были здесь с Таней и Айваром в конце мая, застав первый по-настоящему теплый день, поэтому на наших снимках все одеты достаточно тепло. По дороге мы купили в книжном «Голубое сало», только-только появившееся в продаже. В электричке читали вслух наиболее смешные места, пародирующие историю взаимоотношений Ахматовой и Мандельштама, Ахмадулиной и Бродского, смеялись. Помню, на соседней скамье сидела мама с дочкой, которой делалось внушение.

— Твоя главная задача — вести себя хорошо, — говорила она.

Отличный лозунг, мы потом долго им пользовались.

Малоэтажный Пушкин казался спокойным, пустым и тихим. Айвар любовался полуразрушенными, заброшенными особняками и мечтал здесь поселиться. Мы долго гуляли по парку, пока не уселись на лавочку возле пруда, напротив пустого постамента. Таня немедленно потребовала поставить ее на постамент, что мы и сделали.

В моих воспоминаниях это был укромный уголок. Теперь, когда я пошел искать «нашу лавочку» и постамент, оказалось, что они у всех на виду. И вообще парк стал маленьким, со всех сторон окруженным проезжими дорогами, по ним все время сновали уродливые автобусы и грузовики.

В готическом павильоне адмиралтейства на другом берегу громко работал ресторан. Сразу за адмиралтейством торчала дура-труба, нарушая исторический рисунок местности. Я ничего этого «постороннего» не помнил.

Поедем в Царское Село!Свободны, ветрены и пьяны,Там улыбаются уланы,Вскочив на крепкое седло…Поедем в Царское Село!…………………………Свист паровоза… Едет князь,В стеклянном павильоне свита!..И, саблю волоча сердито,Выходит офицер, кичась, —Не сомневаюсь — это князь…

Мы очень любили читать книги вслух. Не только стихи, но и прозу. Иногда даже «по ролям». Пруста на пляже. «Человека без свойств» в поезде… Негромко, вполголоса. Для внутреннего употребления. Мы сидели и читали вслух Сорокина, пока не захотели есть. Пока не стало заходить солнце. А ведь нужно было съездить еще и в Павловск!

Пока мы ели и добирались до вокзала, начало темнеть, и в Павловске мы оказались уже вечером, долго блуждали в поисках Большого дворца, обошли его кругом и усталые, но довольные, вернулись в Питер…

Я сфотографировал пустой постамент и лавочку, на которой никто не сидел, вернулся к Камероновой галерее: больше на берегу мне делать было нечего.

Наверху продолжалась свадебная фотосессия — куча веселящихся гостей (среди них Наташа в белом платье и Илья в черном фраке) с криками и смехом перемещались от бюста к бюсту.

Подниматься я не стал, так как общаться было не с кем, пошел к автобусу. Он стоял на пустыре перед дворцом, возле служебных павильонов. Навстречу мне попалась уставшая распорядительница с красивым белым букетом.