Седьмая раса - Наталья Нечаева

— Да. Уже сегодня их постараются напугать. Но надежды на то, что они отложат съемки, нет. Поэтому я взял все под свой контроль.

— Мартин, тебе пора возвращаться в учреждение, — холодно сказал старик. — Завтра утром выезжаем. Оповести всех. Ты меня слышал? Всех. На всякий случай, Гюнтер должен иметь под рукой вертолет. Ясно?

— Да, отец.

— Все. Иди.

За визитером закрылась дверь, старик еще какое-то время посидел в кресле. Так же недвижно и прямо, потом поднялся, помогая себе неожиданно сильными руками, подошел к старому, шестидесятых годов, длинному и широкому радиоприемнику «Урал», с силой надавил на седьмое сверху, ничем не отличающееся от иных желтоватое пластиковое ребро.

Боковина радиолы щелкнула и отскочила в сторону, открывая неглубокий тайничок. На аккуратном ряду разновеликих коробочек, сверху, лежало что-то плоское, прямоугольное, аккуратно завернутое в шелковистый черный бархат. Старик извлек прямоугольник из тайника, бережно, едва касаясь, освободил от нежной обертки, уложил на ладонь. Нежно провел пальцами по цифрам, выпукло светящимся в самом верху прямоугольника «1919», скользнул ниже, повторяя изгибы свастики, провел по лезвию грозно смотрящего вниз острого кинжала, ласково погладил дубовые листья. Поднес жестянку ко рту, коснулся ее губами, подержал так, словно согревая дыханием, или, напротив, принимая легкими ту силу, которую излучал таинственный прямоугольник. Потом так же аккуратно завернул в струящуюся черную тряпицу, вернул на место и закрыл тайник.

Влад осторожно вел машину по неприятно скользкой дороге. Пока они проторчали в аэропорту, дожидаясь багажа Макса, успел пройти невероятной силы ливень, а потом вдруг налетел снежный заряд. И теперь дорожное покрытие больше напоминало подтаявший каток, на котором, казалось, и гусеничный трактор выделывал бы фигурные пируэты. Влад врубил оба моста своего верного, видавшего виды джипа, но и при таких мерах предосторожности ехать быстрее, чем километров пятьдесят-шестьдесят, представлялось сущим самоубийством. Да еще на таких виражах. Южный горный серпантин, а не Крайний Север!

— Влад, ты что, в самом деле сумел повторить активацию? — недоверчиво спросил Макс, продолжая прерванный особенно опасным поворотом разговор.

— А то! — радостно кивнул Рощин. — Только представь: кусок замороженной мясной туши, килограмма этак на четыре-пять, вспыхнул, как пучок сена! И такой столб пламени поднялся! Вертикальный, метров на десять высотой!

— И что, свечение было?

— Еще какое! Северное сияние отдыхает!

За очередным поворотом, где открывался прямой ровный участок, Влад немного прибавил газу.

— Елки-палки!

Прямо перед ними, у обочины, высоко задрав багажник, тосковала почти вертикально упершаяся носом в кювет белая «шестерка». Чуть дальше лежала на боку желтая маршрутка. А почти впритык к маршрутке, по-щенячьи задрав к небу черные лапы шин, стоял на крыше перевернутый серебристый «опель». Около маршрутки толпилось человек десять народу, растерянного и напуганного. Около «опеля»…

— Черт, это же Машка!

Влад осторожно припарковался рядом с «опелем», мужчины выскочили на дорогу.

Профессиональным взглядом Рощин окинул испуганную толпу: вроде, все живы… Пассажиры из маршрутки держались отдельной плотной кучкой, рядом, раздраженно жестикулируя, спорили о чем-то два мужика, видно, водители «шестерки» и микроавтобуса. В паре метров, у беспомощного «опеля», Мария что-то быстро и громко кричала в мобильник. Водитель Паша задумчиво кружил вокруг машины. Подальше, на самом краю кювета, крепко обняв себя за плечи, стояла Ольга. Ее лицо, которое в аэропорту показалось Владу свежим и загорелым, сейчас практически не отличалось по цвету от ее же светло-пепельных волос. И глаза… В аэропорту они, вроде, были голубыми. А сейчас — две огромные черные дырки. Одни зрачки…

— Влад! — кинулась к Рощину Мария. Вернее, это надо было так понимать, что кинулась. На самом же деле — просто сделала два неуверенных шага, будто ноги слушались плохо, не ощущая под собой твердой почвы.

— Маша, ты цела? — Влад подхватил ее под локоть. — Что у вас тут случилось? Да ладно, не говори, и так все ясно. Иди в машину…

— Лелька… — кивнула в сторону подруги женщина.

— Оля! Идите в машину! — крикнул Влад, но, видя, что Славина смотрит на него так же испуганно, совершенно не двигаясь с места, бросился к ней. — Пойдемте, нечего тут на ветру стоять.

Ольга послушно кивнула и тихонько, почти не разжимая губ, выдавила:

— Я не могу…

— Что? — забеспокоился Влад. — Ушиблись?

— Нет, — виновато пробормотала Ольга. — Ноги не идут.

Особенно не раздумывая, Рощин подхватил Ольгу на руки и уже через секунду усадил на заднее сиденье джипа. Потом помог дотелепаться Маше. Хотел было и ту оттранспортировать так же, на руках, но Машка неожиданно заартачилась: я сама. Пришлось тащить ее, крепко обняв за талию, все одно, практически волоком.

Макс в это время общался с пассажирами маршрутки, выясняя, не нужна ли кому-нибудь помощь. Чудо, но ни один человек из трех попавших в аварию автомобилей серьезно не пострадал, лишь у водителя «шестерки» рогом набухала на лбу сине-багровая шишка, да сочилась свежей кровью щека. Видно, порезал стеклом, выбираясь из машины через боковое окно. Пожилой пассажир маршрутки, которому придавило тяжелым чемоданом ногу, прихрамывая, сыпал сочными матюками. Вот и все потери. Остальные участники аварии были испуганы, но целы… Спасло то, что все машины двигались на этом участке с минимальной скоростью.

Неожиданно серая мокрядь, терзающая небо, закончилась, будто одномоментно и наглухо задвинулся водонепроницаемый клапан, сразу стало светлее и приветнее, а буквально через несколько секунд в ясный просвет между стремительными тучками выглянуло солнце. Удивленное, теплое, совершенно летнее. Заиграл, заискрился тысячами пересекающихся радуг мокрый асфальт, вспыхнула розовыми и сине-желтыми огнями листва на придорожных невзрачных березках, разом превратив чахлых заполярных золушек в неприступных, усеянных невиданными драгоценностями, принцесс. Восторженно и радостно загомонили воспрявшие птицы. И весь мир вокруг наполнился таким немыслимо праздничным, таким оранжево-слепящим светом, что испуганные и растерянные лица людей вначале стеснительно, а потом все увереннее и увереннее расцвели облегченными и успокоенными улыбками: беда миновала.

Ольга, совершенно не прислушиваясь к бесконечным Машиным переговорам по сотовому, равнодушно наблюдала за лихорадочно-стремительной сменой погоды за закрытыми стеклами джипа. Она еще не вполне пришла в себя, заново переживая ощущение совершеннейшей нереальности происходящего, которое испытала в момент аварии. Она лишь услышала истошный Машкин крик, что-то типа «Тормози» или «Сворачивай», и следом наступила абсолютная тишина.

Сам момент, когда «опель» потерял опору, Ольга не уловила, лишь короткое леденящее чувство невесомости, а потом неспешный, как в замедленной съемке, переворот, легкое, практически не ощутимое, скользящее касание, и еще один переворот, такой же медленный и плавный. Просто придорожные деревья вдруг стали выворачиваться боком, потом поехали кронами вниз, и внезапно ее взгляд уткнулся во что-то серое, даже на вид холодно-осклизлое. Какой-то мусор посыпался прямо в открытые глаза, мешая смотреть. Ольга хотела потереть глаза руками, прогоняя назойливую грязную труху, но руки оказались вдруг неподъемно тяжелыми, будто чужими, а сами глаза — вот странность — обнаружились не вверху, куда рукам следовало бы к ним тянуться, а отчего-то внизу, и отяжелевшие кисти все никак не могли их найти. Потом она сообразила, что ее плечи кто-то крепко держит, потому и внезапно обездвижились руки. Еще секундой позже Ольга поняла, что висит. Вниз головой. На ремнях безопасности. И мгновенно возникли звуки. Какое-то шуршание прямо под темечком, невнятный и оттого непонятный скрежет металла, странный стеклянный шорох, будто кто-то пересыпал в ладонях многочисленные разноцветные бисеринки.

— Живы? — глухо и сдавленно прямо в ухо спросила Машка.

— Мария Сергеевна, как вы там? — почти в унисон с ней робко поинтересовался водитель.

— Черт! — уже громче прокомментировала Машка. — Лелька, ты как?

— Нормально, — хотела ответить Ольга, однако оказалось, что и говорить в перевернутом состоянии не в пример сложнее, чем обычно. Поэтому вместо слова получилось бульканье. Но Машка, слава Богу, поняла.

— Надо выбираться, Мария Сергеевна, — гнусаво пробубнил Паша. — Только вы ремни сразу не отстегивайте, а то головой ударитесь. Вначале постарайтесь руками упереться, чтобы не завалиться.

Хорошо сказать — постарайтесь! Перевернутым по-обезьяньи телам пришлось вспомнить утраченные в процессе неумолимой эволюции навыки… Наконец, Мария и Ольга, скрюченные в патологические эмбрионы, оказались на полу, вернее, на крыше «опеля», ставшей временным полом. Ни одна из четырех дверец машины открываться не хотела! Ни в какую…