РАМ-РАМ - Сергей Костин

Что, правда! Но отчасти.

— И насколько на этот раз? И куда?

Да! Сам факт моего предстоящего отъезда не оспаривается — лишь высказывается сожаление по поводу моего отсутствия. Ангел!

— В Израиль. Хочешь со мной?

Вы понимаете, почему моя жизнь иногда кажется мне невыносимой? Я практически не говорю правды! И это — в отношениях с самым близким человеком.

Потому что, разумеется, Джессика и не догадывается, что я работаю на Контору. Для нее я — кубинский эмигрант, приехавший с семьей в Штаты, когда в 1980 году Фидель Кастро на время открыл границы. Мы познакомились с ней где-то через полгода после того, как в перестрелке в ресторане погибла моя жена и наши еще совсем маленькие двойняшки. В ту пору я и окружающий меня мир существовали совершенно отдельно друг от друга. Я тогда ничего не знал об аутизме, но, прочтя несколько лет назад книгу одной австралийки, страдающей этой болезнью, нашел в себе того периода все без исключения симптомы. Так вот, если меня удалось вернуть к нормальной жизни, заслуга эта принадлежит Джессике. Ну, если точнее, сначала Пэгги, ее маме, а потом Джессике. А я плачу за это своей жене повседневной ложью.

Ну. вот взять хотя бы этот пример. Я собираюсь в Индию, но говорю жене, что еду в Израиль. Почему? Потому что между страной, в которой ты живешь, и той, в которой ты собираешься работать, лучше всегда оставлять прокладку. В эру мобильных телефонов локализовать тебя в определенной точке земного шара для ничего не подозревающих непрофессионалов совсем непросто. Так что для Джессики я все это время буду находиться на Святой Земле.

Однако в том сообщении Конторы Израиль упоминается не только в качестве буфера. Эсквайр наверняка разработал для меня очередную легенду и подготовил соответствующий паспорт — израильский.

Вторая ложь с моей стороны еще более отвратительна. Джессика любит путешествовать вообще и тем более в компании со мной. Мы проделываем это — а то и вместе с Бобби — настолько часто, насколько получается, раза два-три в год. Потому что у мальчика школа, да и пса надо отвозить в Хайаннис-Порт к его, как мы называем, бабушке, то есть к моей теще Пэгги. Но если я не предложу Джессике поехать со мной, она может подумать, что у меня на то есть причины, как она говорит, горизонтального свойства. Пару раз. когда я вот так, отправляясь на задание, предлагал ей поехать вместе, она ловила меня на слове, но мне всегда удавалось выкрутиться.

Я сказал Джессике, что поеду готовить новый тур по святыням иудаизма. Дело в том, что наши основные клиенты — образованные и, хотя и очень богатые, благочестивые нью-йоркские евреи.

— Ну, хорошо! — заключила Джессика, целуя меня куда-то в подбородок. — Постарайся поменьше бывать в городах. На пустыню им пока взрывчатки жалко.

И все! Никакого женского кудахтанья по поводу террористов, опасности общественных мест, остановок автобусов и близости израильских солдат. Ангел!

Вторая женщина, занимающая значительное место в моей жизни — Элис. А по времени, которое мы проводим вместе, она, наверное, даже первая. Более того, я всеми силами пытаюсь сопротивляться тому, чтобы не бывать с ней еще чаще. В сущности, это главный недостаток Элис: устоять перед ее чарами практически невозможно.

Сколько она уже у меня работает? Шесть лет? Вот представьте себе! Шесть лет у вас перед глазами роскошная молодая и одинокая мулатка — длинноногая, с гибким телом, мордашкой, как у Уитни Хьюстон, кожей цвета молочного шоколада, с дипломом Нью-Йоркского университета, знанием трех иностранных языков, приветливая, забавная и очень толковая в работе. Кто все это может выносить, не давая волю инстинкту собственности?

Вот она протискивается к стеллажу за моим креслом, достает оттуда папку, протискивается обратно, задевая мое плечо затянутым в джинсы бедром, в котором нет ни одной лишней клетки, а потом замирает у моего стола. Пока она говорит, я вижу полоску ее упругого шоколадного живота между джинсами и какой-то маечкой, вижу ее пупок с торчащим в нем серебряным колечком, слышу ее низкий, влажный, волнующий не меньше, чем ее тело, голос.

Я долгое время подозревал Элис, что она все-таки ко мне приставлена.

Ну, не может такая девушка, которой место в Голливуде или на Бродвее, терять время в офисе хотя и процветающей, но все же очень небольшой компании с практически отсутствующими перспективами карьерного роста! Потому что при очень приличном обороте нашего турагентства, тяготеющем к десятку миллионов долларов в год, штатных сотрудников в нем двое — Элис и я. Джессика, хотя и является вместе со мной соучредителем и, соответственно, совладельцем Departures Unlimited, практического участия в работе не принимает. А остальных нужных людей — искусствоведов и историков, сопровождающих наших образованных состоятельных клиентов по центрам культуры всего мира, а также скалолазов, спелеологов, дайверов и прочих экстремалов, берущих под свое крыло пресыщенных клиентов, — мы просто нанимаем под конкретный проект. Так что карьерных возможностей у Элис ровно две: оставаться на своем месте или попытаться занять мое.

Есть и третий вариант — создать такое же собственное агентство. У Элис для этого есть все: умение, опыт, контакты. Она-то справится, вот только, где мне искать новую помощницу? Чтобы этого не случилось, я постоянно повышаю и ее зарплату, и ее статус. А в прошлом году я просто сделал Элис младшим партнером — мы с Джессикой подарили ей 10% акций. Джессика, разумеется, отнеслась к этой моей затее не без подозрения. Ей, как и мне самому, до сих пор не понятно, как это между Элис и мною по-прежнему сохраняется дистанция — социальная и физическая. Однако малейшее изменение в наших отношениях она просекла бы мгновенно, еще до того — так что долго убеждать ее не пришлось.

Забавно, но новый статус Элис в агентстве немедленно отразился на тоне наших разговоров.

Пример. Вот пару дней назад — точно, позавчера это было! — я сообщаю Элис, что уеду дней на десять в Израиль. Якобы, чтобы самому проверить маршрут, по которому нам скоро отправлять короля готовой одежды Сохо по имени Соломон Мойн и его не менее пожилую, толстую и почтенную супругу Гиту. Это наши постоянные клиенты, довольно милые, хотя и из старого мира, с которыми мы (пока еще мы с Джессикой, без Элис) обязательно обедаем дважды в год после их возвращения из путешествий.

— Хм, у нас же иудейские древности были обкатаны бог знает когда, — говорит Элис.

Это правда. По этому маршруту мы отправили уже десятка два — да куда там, с полсотни — клиентов. Разница в том, что теперь целесообразность решения босса ставится под сомнение. Раньше Элис спросила бы просто, на какое число заказать мне билет, какие гостиницы, где, когда — что-нибудь такое.

— Именно поэтому! — ровным голосом говорит шеф Элис. — Спектакль, который идет каждый день, какое-то время становится лучше, а потом разбалтывается. Нам надо придумать что-то новое! А то они соберутся на Хануку, а воспоминания у всех одни и те же.

Хотя какого черта я оправдываюсь?

— Может, тогда это лучше сделать человеку со свежим взглядом?

Так, впроброс! В смысле, посиди сам в офисе, а проветриться поеду я! Но в этом скрытом упреке тоже есть доля правды. Мне надо почаще посылать на разведку и обкатку Элис — она справится с делом не хуже меня. Но где мне найти такую же толковую ассистентку в офис? Вечный эгоизм боссов: вот так, думая придержать лучших работников, они их и теряют.

— Кстати, — как бы раздумывая на ходу, протягиваю я. — Тебе нужно подумать, где найти человека, который сможет заменить тебя в офисе. Не целиком, разумеется! Но так, чтобы снять с тебя большую часть технической работы.

Это для Элис новое! На самом деле, ее карьерный рост заключается в этом: новые обязанности, новые горизонты. На лице Элис проявляются все признаки радостного смущения: рот открывается в полуулыбке, глаза вспыхивают, но тут же опускаются вниз. Белая женщина еще бы и зарумянилась, но у мулаток, по моим далеко не исчерпывающим наблюдениям, от удовольствия цвет лица заметно не меняется. От страха, когда белые бледнеют, люди с черной кожей становятся серыми — я это наблюдал, — а вот на радость кожа реагирует мало. Так что Элис только обнажила в улыбке примерно двадцать восемь из тридцати двух ровных белоснежных зубов.

— Это такое повышение?

— Это такая производственная необходимость. Сама знаешь: заказов все больше. Я скоро перестану справляться: нам так и так придется расширяться.

— Так я буду кого-то подыскивать?

Ей нужно подтверждение, как после устного обещания подпись на формальном обязательстве.

— Я, по-моему, выразился предельно ясно.

Элис вооружается своим блокнотом.

— Так, когда билет и где будешь жить?

В английском языке эта разница неуловима, но, по-моему, у нас произошло еще одно изменение. Мы всегда говорили друг другу Элис и Пако, однако, при этом мне казалось, что я с ней — на ты, а она со мной — на вы. Так вот, теперь мне это больше не кажется.