Доктор Кровь - Георгий Полевой

Но повальное увлечение народа низкокалорийными продуктами, разного рода «энергетиками» и питательными коктейлями приближает нас как раз к метаболизму вампиров. Именно для них характерен преимущественно «быстрый» тип обмена веществ, основанный на расщеплении углеводов.

Мы слишком близко придвинулись к ним. И сами провоцируем ночных хищников.

Глава 3

Кровь, мясо и немного здравого смысла

Просыпаюсь я рано и делаю зарядку. Ее основу составляют боевые упражнения и комплексы китайского стиля Вин-Чун. С показным «рукомашеством и дрыгоножеством» он не имеет ничего общего. Это сугубо утилитарный боевой комплекс выживания в экстремальных условиях. Стиль этот был создан женщиной по имени Им Вин-Чун, поэтому силе обычных боевых искусств противопоставляются мягкость, точность и скорость. Основной принцип Вин-Чун – стремительность. Удары наносятся по болевым точкам противника в таком темпе, что глаз не успевает уследить за ударом. Мастера Вин-Чун доводят свои движения до автоматизма, и каждое из них имеет свой сугубо практичный смысл. Ничего лишнего!

Кстати, именно стилем Вин-Чун владел знаменитый Брюс Ли, и на основе этого стиля он создал свой собственный – Джит-Кун-До, «Путь опережающего кулака».

Лентяй я редкостный, но род занятий мобилизует. Нужно постоянно быть в максимально возможной бойцовской форме. Вот и сейчас упоенно молочу «деревянного человека» – специальный манекен для отработки молниеносных и смертельных комбинаций «Вечно цветущей весны». Удары и блоки сливаются в единое кружево, едва различимое глазом.

Комплекс рукопашного боя, подтягивания на перекладине, отжимания на кулаках и тому подобное истязательство – и так каждый день.

Я занимаюсь всем, в чем есть скорость. Серебряный медалист по высшему пилотажу на винтомоторном акробатическом самолете «Су-26», кандидат в мастера спорта по классическому парашютизму, «фрифлай», скоростное вождение. Многие люди развивают в себе различные качества – я же развиваю в себе скорость реакции. Скорость – это главное в поединке с упырями. Хоть я их и лечу, но должен уметь вогнать им осиновый кол, если придется…

Утро красит нежным светом тушку злобного упыря, просыпается с рассветом ленинградская земля!.. Немного не в рифму, но зато нехитрая поэтическая импровизация вполне себе точно отражает ситуацию. И мое к ней отношение… А это уже хуже.

Я посмотрел на массивные двери, ведущие в операционную. Они сделаны «под дуб», но внутри, между деревянными панелями – посеребренные титановые бронелисты. Сложная система замков и запоров обеспечивала почти что стопроцентную безопасность от упыря. Как в банке. Вот только мои «депозиты» несколько иного свойства.

Квартира у меня просторная, бывшая коммуналка на Сенной площади. Недалеко отсюда жил и творил Федор Михайлович Достоевский. Мятущийся писатель хотел быть ближе к простому люду, и не только.

Сенная всегда славилась своими притонами и кабаками. Районы, примыкавшие к Сенной площади, традиционно были населены городской беднотой. Например, здания на участке между современными Московским проспектом, улицей Ефимова и набережной Фонтанки назывались когда-то Вяземской лаврой и были одними из самых страшных трущоб в городе. Это были «владения» лихого люда, сомнительных личностей: воров, убивцев, беглых каторжников, дешевых шлюх…

И вампиров. Они всегда были там, где царят пороки.

Но довольно лирических отступлений. У меня были дела поважнее.

Я прошел в кабинет, уставленный полками и шкафами с книгами. Пробежался пальцами по корешкам томов: здесь были собраны труды по военно-полевой хирургии, травматологии, боевой токсикологии, гематологии, биохимии, баллистике, оружейной тематике. Старые, антикварные тома заслуженных авторов соседствовали с новейшими печатными изданиями. Выбрал несколько книг, задумчиво перелистнул исчерканные моими же пометками страницы… Включил компьютер и открыл дверь в еще одну комнату.

Здесь располагалась моя лаборатория. Ряды колб, реторт, подставок с пробирками. На лабораторном столе – центрифуга. Рядом ультрацентрифуга, для более тонкого осаждения биологических препаратов. В специальных шкафчиках под ультрафиолетовыми обеззараживающими лампами – хирургические инструменты.

Увесистая серебряная пуля, извлеченная из тела вампира, в прозрачной пластиковой пробирке… Нужно было удостовериться. Отковырнув кусочек смертоносного аргентума скальпелем, я аккуратно положил его пинцетом в камеру плазменного спектрометра. Еще один кусочек отправился в колбу со специальным раствором.

Я включил лабораторный компьютер и плазменный спектрометр. Окошко в камере засветилось. Мощный дуговой разряд ионизировал поданный в камеру газ, превратив его в плазму. И в этой плазме распылились ионы того самого кусочка серебра. Через пару минут на экране «компа» высветились данные. Твою мать… Так и знал. Серебро было сверхчистым. Кроме того, в нем содержались следовые количества изотопа. Радиоактивная метка Охотников.

– Das ist schlecht[6]! – когда я взволнован, то невольно перехожу на немецкий. – Хреново, – добавил я уже по-русски.

Охотники были монашествующим орденом под эгидой самого папского престола Ватикана. Они не считались с границами и культурой других стран. Единственная цель – уничтожение вампиров, а также разного рода сектантов и сатанистов. Казалось бы, цели весьма и весьма благие. Но «благими намерениями выстлана дорога в ад»! Это были самые «отмороженные» фанатики. А любых фанатиков я на дух не переносил. Были тому причины…

Я потер виски, голова – квадратная. Нет, нужно прогуляться и развеяться.

Вывернув из лабиринта каналов Северной Венеции, я направил легкий катерок на Большую Неву. Мое недавнее приобретение идеально подходило для водных прогулок.

«Люблю тебя, Петра творенье»!.. Петр Великий, отстроив город, повелел его жителям осваивать основы мореходного дела. Главным проспектом Северной Пальмиры стала величественная Нева, а по множеству каналов сновали лодки. Даже дома вельмож имели свои водные пути, чтобы можно было передвигаться не в каретах, а тоже – на лодках. Отсюда, кстати, и пошло выражение: «С корабля на бал».

Набегающий ветер освежал и выдувал из головы дурные мысли. Я пронесся под Литейным мостом, потом под Дворцовым. Навстречу шли «Метеоры» из Петергофа, экскурсионные кораблики с пестрыми толпами туристов на палубах. Действительно, реки и каналы Санкт-Петербурга – самое прекрасное, на мой взгляд, зрелище. Город предстает в совершенно новом ракурсе, а по водам, кажется, струится сама история.

Покатавшись вдоволь по водным артериям Питера, я оставил свой катерок на платном причале и решил пройтись пешком. Погулял по набережной Невы, глазея на то, как туристы глазеют на красоты моего города. Шутки ради приценился к сувенирам на лотках. Особенно порадовали «гламурные» шапки-ушанки с «крабом» – морской кокардой. Из фальшивой чернобурки и снежно-белые, из ярко-алого крашеного меха. Но самыми прикольными были ярко-розовые меховые «символы тоталитарного режима».

Я гулял по Санкт-Петербургу целый день. Навестил Петра-Кораблестроителя и знаменитых каменных львов на набережной. Говорят, что пока каменные шары не выкатятся из-под лап величественных статуй, с Санкт-Петербургом ничего не случится. Потом полюбовался монументальной статуей Александра III верхом на коне-тяжеловесе во дворике Русского музея.

И все это время я думал о том треклятом куске серебра. Если мои опасения верны, то каменные шары все же выкатятся из-под лап львов…

Смеркалось, когда я вышел из метро на станции «Сенная площадь» на одноименное «палаццо». Несмотря на помпезные здания торговых комплексов «Пик» и «Сенная», появившиеся друг за другом с разницей в один год, прямо у подножия этих «храмов торговли» шла кипучая деятельность лоточников, продавцов нелицензионных CD-дисков, дешевой одежды, скупщиков золота и прочей шушеры.

Импровизированные «торговые ряды» тянутся вдоль автостоянки перед торговым центром «Пик» и перегораживают пешеходный проход, за который так боролись во время реконструкции площади.

Милиция, пардон – полиция, периодически проводит рейды, «гоняя» несанкционированных торговцев. Тем не менее стихийные торговцы продолжают пользоваться успехом у покупателей и совершенно неистребимы.

Я купил у них съестного и свернул в переулок. Передо мной был типичный лабиринт узких питерских дворов. Эхо рассыпало дробь моих шагов под гулкими сводами подворотен. Парадный с въевшимся запахом котов. А вот и усатый-полосатый внимательно смотрит с узкого лестничного пролета. Я усмехнулся, полез в пакет со снедью и оторвал пару сосисок от роскошной гирлянды, похожей на пулеметную ленту. Котяра довольно муркнул и сцапал гостинец. Пока я открывал дверь своей квартиры, он терся о мои ноги.