Южные ночи - Сьюзен Уэлдон

Флоренс его не любила, как, впрочем, и он ее. Но кто из женщин вообще способен теперь обратить внимание на изувеченного солдата? Что ж, по крайней мере впредь он будет умнее. Тревор завидовал своим родителям. Они нашли истинную, долгую любовь, любовь, которая прошла через множество испытаний…

Прищурившись, он взглянул на феску отца. До чего же все-таки нелепа эта дурацкая золотая кисточка! Если когда-нибудь ему и суждено встретить женщину, которая недвусмысленно ответит на его чувства, то он ни в коем случае не даст настолько заморочить свою несчастную голову, чтобы на старости лет напялить на нее идиотский колпак.

— Тебе надо подумать о дальнейшей жизни, — наставительно произнес отец.

— Я знаю.

— Твоя военная закалка тебе поможет, если только правильно выберешь путь.

Зажигая сигару, Тревор задумался над словами отца. Возможно, перемена мест даст ему необходимый стимул? К тому же Флорида находится достаточно далеко… Кто знает, быть может, хоть там удастся избежать понимающих взглядов и сочувственного шепота?

— Ты создан руководить другими, — продолжал Джон Прескотт, — и это отнимет у тебя всего несколько месяцев, сын. К тому же ты обязан помнить… Ведь именно Эдвард Стэнтон замолвил за тебя словечко при поступлении в Вест-Пойнт.

«Ривервинд»… Тревор почти физически ощутил сладчайшее благоухание южных растений, разносимое легким ветерком по теплому воздуху.

Ему вдруг захотелось поскорее покончить со всем этим и вернуться к себе в комнату. Криво улыбнувшись отцу, он проговорил:

— Я поеду во Флориду. Однако запомни: я делаю это лишь ради того, чтобы помочь Эдварду Стэнтону.

— Твоя капитуляция подписана и принята, — довольно улыбнулся Джон.

Опершись на трость, Тревор резко поднялся. Каждый раз, когда он вставал, от острой боли перехватывало дыхание. Когда-нибудь потом, позднее, нога будет только дрожать и ныть, но уже от одного этого можно свихнуться. Тревор посмотрел на отца:

— Кажется, ты веришь в меня больше, чем я сам.

— Ты еще скажешь мне спасибо.

— А вот это мы увидим, сэр.

Покидая борт шхуны «Мэри Энн», Тревор радовался возможности наконец-то ступить на твердь, которая не будет качаться и колыхаться под ногами. Пристань, к которой причалил корабль, была расположена в десяти милях от Мексиканского залива, на реке Манати. Прямо над головой в безоблачном небе нещадно палило южное солнце. Тревор надеялся, что мучившие его в течение всего путешествия тошнота и головная боль отступят, как только он сойдет на землю. Но не тут-то было: морская болезнь проходит не сразу.

Осторожно, чтобы не потерять равновесие, Тревор зажал между коленями трость, свободными руками снял сюртук и бросил его на чемоданы. Промокнув носовым платком потное лицо, Тревор сцепил зубы и принялся медленно, но энергично расхаживать по сырому дощатому настилу причала. В другое время он бы непременно полюбовался красотами, открывшимися его взору. Огромные дубы протянули свои ветви над искрящейся на солнце водой, даруя ей благодатную тень; карликовые пальмы, виноградная лоза и густой кустарник покрывали берега.

Он посмотрел в ту сторону, где капитан громко разговаривал с каким-то человеком, споря об оплате за перевезенный груз. Дождавшись окончания перебранки, он внушительно кашлянул, обозначая свое присутствие. Капитан Джебедиа Брандт выкрикнул несколько приказаний и обернулся к своему недавнему пассажиру.

— Посмотрите вон туда, мистер Прескотт. Люди Стэнтона уже здесь.

Тревор поискал глазами в том направлении, куда ему указали. В конце причала одновременно остановилось несколько запряженных мулами повозок. Там, где они только что прошли, клубилось облако пыли, укрывающее придорожные деревья и кусты. На каждой повозке сидели по два раба. Стройный всадник в широкополой соломенной шляпе, закрывавшей лицо, гарцевал между подводами на прекрасном кауром жеребце.

Ну если это и есть Эдвард Стэнтон, то он и впрямь тяжко болен… Тревору уже издалека показалось, что брюки как-то чересчур свободно облегают ноги всадника, а плечи и руки его едва виднеются под слишком просторной рубахой, прихваченной на совсем тонкой талии широким черным поясом.

Капитан Брандт слегка тронул Тревора за плечо:

— Если вам неохота трястись целых три мили на жесткой телеге, то почтовая лодка собирается в путь. Она довезет вас до частной пристани на плантации Стэнтона.

Тревор поглядел на маленькое суденышко и мысленно ухмыльнулся — даже все святые на небесах не смогли бы уговорить его продолжить путешествие по воде.

— Благодарю, но лучше я поеду со Стэнтоном. Как вы думаете, они долго еще провозятся здесь, на пристани?

Широко улыбнувшись, Брандт поскреб в своей густой седой бороде:

— Думаю, что они быстро погрузятся и сразу же направятся к усадьбе.

Мечтая поскорее укрыться от испепеляющего солнца под какой-нибудь прохладной крышей, Тревор подал руку капитану.

— Благодарю за гостеприимство и уют. — И зашагал своей медленной хромой походкой к краю причала, охватывая взглядом окрестности.

Вдали виднелись постройки из нетесаных бревен Возле самой реки под дубом усердно стучал по наковальне кузнец. Вокруг кузницы расхаживали люди, занятые своими разговорами. Тревор удивился: как они вообще могли услышать друг друга при непрестанном стуке молота? Ведя в поводу мула, на спину которого были навалены воловьи шкуры и кожи аллигаторов, к торжищу приблизились трое индейцев-семинолов в ярких одеждах, разукрашенные перьями и побрякивающие бусами. Самые разнообразные средства передвижения приготовились возле причала принять на себя роскошные товары, привезенные в Манати из Нью-Йорка сорокатонной шхуной капитана Брандта. Чем ближе он подходил к обозу, тем более убеждался в верности своего первого впечатления. Отец вовсе не преувеличивал, говоря ему о бедственном состоянии Эдварда Стэнтона. По сравнению с тем, каким его запомнил Тревор, бедняга по крайней мере вдвое уменьшился в размерах. Однако несмотря на изможденный вид, он не утратил способности распоряжаться людьми. Особенно поразило Тревора то, что слуги молниеносно исполняли приказания, еле слышно отдаваемые хозяином. Шестеро рабов укладывали товары в телегу, и лишь один из негров, настоящий великан, спокойно стоял возле своего господина. По сравнению с хрупким сложением самого Стэнтона внушительный вид раба казался еще более грандиозным.

Тревор приблизился к обозу незамеченным. Большой знаток и ценитель лошадей, Прескотт перевел взгляд с хрупкого всадника на жеребца под ним. Проведя рукой по теплому, гладкому боку животного, он насладился чудесными линиями его тела и лоснящейся шерстью.