Южные ночи - Сьюзен Уэлдон

— Припоминаю кое-что об этом Эдвард собрал оставшиеся деньги, закупил самые лучшие машины в Новом Орлеане и отправился во Флориду, чтобы восстановить прежнее фамильное богатство.

— Но ты не знаешь, что он так и не забыл Элизу, ту самую свою возлюбленную. Скромные средства не позволяли Эдварду просить ее руки Отец девушки был богатым заводчиком и рассчитывал выдать дочь за такого же преуспевающего дельца. Потому Стэнтон решил стать плантатором: для начала отстроить дом и добиться устойчивой прибыли от хозяйства К тому же в те времена не так уж безопасно было привозить жену в Манати [1] — шла война с индейцами.

Тревор провел пальцем по краю своего бокала.

— Но ты же говоришь, что «Ривервинд» оправдала возложенные на нее надежды. Так почему он не довел дело до конца и не женился на своей подруге?

— Через год после отъезда Эдварда во Флориду от желтой лихорадки скончались его родной брат и невестка, оставив сиротами двух дочерей. Правда, у них еще оставалась прабабушка, но слишком старая и сумасбродная. Поэтому Эдвард сам стал воспитывать своих племянниц Пока он пытался стать на ноги, отец Элизы нашел ей мужа среди знатных плантаторов Луизианы.

Тревор, обдумывая ситуацию, закрыл глаза…

Черт побери, больше всего ему хотелось быть именно тем человеком, на которого готов положиться отец, и в то же время он отдал бы все, чтобы вернуться к военной службе, только бы полностью зажила нога.

Словно издалека до него доносились обрывки фраз:

— Леа… Рэйчел… рыженькие. Сейчас им около восемнадцати Когда я видел их в последний раз, они были такие милашки… Потерять свой дом, состояние, потому что их дядя страдает от полученного на войне ранения… В конце концов он ведь уже однажды лишился…

— Стоп! — Тревор открыл глаза. — Ты напрасно тратишь свое красноречие. Я уже не тот, каким был прежде Даже на лошадь я не садился полгода и не имею ни малейшего представления о сельском хозяйстве, не говоря уж о моем физическом состоянии. Какой из меня помощник?

— Ты просто недооцениваешь собственную силу воли.

— Есть еще кое-что. — Тревор набрал побольше воздуха и медленно выдохнул, произнося последний свой довод: — Я не признаю рабства. Или ты забыл это самое главное обстоятельство?

— Но ты не обнаружишь ничего похожего на настоящее рабство в том, как Эдвард обращается со своими людьми. Он добропорядочный человек, и его рабы благодарят Бога за то, что у них такой хозяин.

— И все-таки это рабы.

— Твои слова лишний раз доказывают, что вы с Эдвардом придерживаетесь одних и тех же взглядов на проблему рабства. Согласись, ведь лучше, если плантацией будет управлять человек, сознающий его несправедливость, чем тот, который не задумываясь пускает в ход плеть.

— И все же мой ответ — нет.

Тревор продолжал наблюдать за отцом, желая одного — чтобы его категорический отказ не стал причиной их размолвки.

Джон принялся тщательно наводить порядок на заваленном всякой всячиной столе. Переложив сначала старинное охотничье ружье, потом какие-то камни, статуэтки, бумаги, он наконец успокоился и снова взглянул на сына:

— У Эдварда достаточно знаний и опыта, чтобы в любой момент прийти на помощь и ответить на любой вопрос хоть по выращиванию тростника, хоть по переработке сырья. Кстати, если учесть твою слабость к сладкому, это блестящая возможность — своими глазами увидеть, как тростник превращается в сахар.

Тревор поставил бокал на край стола и вяло растянулся в кресле, свесив руки через подлокотники. Вплоть до сего дня отец упорно, хотя и осторожно, намекал ему на подходящее место в своем банке. И уже совсем было убедил сына, но неожиданно изменил решение. Кажется, годы ничему не научили этого человека, если он надеется уговорами добиться согласия своего отпрыска, унаследовавшего его твердый нрав.

— Отец, я уже решил стать банкиром, так что все твои хитрости и уловки ни к чему.

— Но ты никогда не станешь им, сын. Не могу представить себе, как ты целыми днями будешь протирать штаны в конторе. Кроме того, от тебя потребуется смирение — главная добродетель любого чиновника. А оно-то как раз у тебя начисто отсутствует. Наоборот, ты слишком прямолинеен, привык отдавать не подлежащие обсуждению приказы. Скажи: сумеешь ты вовремя придержать язык, когда раздраженный клиент вздумает возмущаться политикой твоего банка или отказом в кредите?

Брови Тревора резко поднялись. Он не находил слов, чтобы возразить. Отец прав: ему с его характером не стать бесстрастным банковским служащим.

Он прислонился затылком к спинке кресла и сжал пальцы в кулаки. Будучи человеком военным, а значит, подвижным, деятельным, он теперь до конца своих дней обречен на безделье. Протягивая руку за тростью с набалдашником в виде головы птицы, Тревор процедил сквозь зубы несколько сочных солдатских ругательств.

Громоподобный удар во входную дверь сотряс стекла в окнах кабинета, а также висевшие на стенах картины и панно. Затем по дому прокатился второй, хотя уже и не столь громкий, грохот.

Тревор достал из кармана жилета часы — его непутевый младший брат наконец-то вернулся после ночного загула.

Джон словно прочел мысли сына. На его лице появилось мрачное выражение.

Тревор тихо выругался. Стивен сведет его в могилу раньше времени, а если не его, то уж отца-то точно. Крепко сжав рукоять своей трости, он опустил больную ногу на пол.

— Надеюсь, наш спор завершен. Пойду препровожу дорогого братца до комнаты, пока о его явлении не узнал весь дом.

— В этом нет необходимости, — сказал Джон, подняв руку. — Слава Богу, мама уехала на весь день.

Тревор запустил пятерню в волосы.

— Да-а, — с горечью в голосе протянул Джон, — теперь я сам вижу, что напрасно баловал Стивена, постоянно вставая на его сторону.

— Он еще молод. Ничего, перебесится. Возможно, ему нужно сделать строжайший выговор. На твоем месте…

— Слишком поздно для простого выговора. Я знаю верное средство против его болезни.

— Какое именно?

— Очень простое: лишу наследства, — заявил Джон, в сердцах махнув рукой. — Может, это его чему-то научит. Если Стивену придется своими руками зарабатывать на жизнь, то, возможно, он дважды подумает, прежде чем расточать деньги на игру и женщин.

Услышав в голосе отца непреклонность, Тревор промолчал.

Джон поднялся с места, прошел через всю комнату к окну. В задумчивости остановился, повернувшись к сыну спиной. Дедовы часы в прихожей пробили одиннадцать раз.

— Бог свидетель, я уже готов отправить этого неисправимого негодяя в Индию.