Поведение — двойка - Альфред Бётхер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Трубочист, — сказал кто-то.
Андреас вытерся платком.
Фрау Линден пока ничего не сказала. Ей не хотелось вечно быть в роли строгой учительницы. Это ведь был пионерский сбор. Она села на чью-то парту, поближе к ребятам, и спросила:
— Ну, а что бы вы сами хотели сегодня делать?
— Всё равно, только не клеить коробочки! — крикнул Андреас, уже севший за парту рядом с Райнером Шнеком.
Так как это встретило одобрение, фрау Линден сказала:
— Это нам сегодня не предстоит. Я принесла с собой план работы. Но сначала внесите-ка сами какие-нибудь предложения.
Пока ребята думали, на задних партах шел оживленный разговор шепотом. Некоторые, как выяснилось, все же хотели клеить. Андреас спорил с ними, а одному даже крикнул:
— Ты что, чокнутый? Коробочки мы еще в детском саду клеили!
Опять этот громкий голос! Возмутительно, когда ребенок так распускается. Но фрау Линден овладела собой — ведь это был все-таки не урок.
Клавдия Геренклевер, председатель совета отряда, подняла руку. Фрау Линден дала ей слово.
Клавдия достала из портфеля большую книгу. Она протянула ее фрау Линден и попросила ее почитать вслух. Ребята захлопали. Они окружили учительницу, стараясь заглянуть через ее плечо в книгу.
Фрау Линден уже ее раскрыла — она решила читать.
Но тут ей ударил в нос едкий запах химического удобрения. За спиной у нее стоял Андреас. Фрау Линден обернулась к нему и сказала:
— Стань куда-нибудь еще, Гопе. А лучше всего сядь-ка на свою парту. Если вы будете так тесниться, я не смогу читать. Удивительное дело — вы с Райнером залезли на одну и ту же машину, почему же ты весь перепачкан, а Райнер нет?
— Я первый залез на машину, вот я и грязнее, — запальчиво ответил Андреас.
— Весь грязный и еще грубишь, — сказала фрау Линден. И начала читать: — «Макс и Мориц. Семь проделок двух озорников».
Андреас был знаком по книгам со множеством героев. Все они были такие хорошие, такие добрые, что Андреас прямо плакал, когда с ними случалась беда. А вот Макс и Мориц были злые озорники. В книжке так прямо и говорилось. Они связали крест-накрест две веревочки и прикрепили к концам их кусочки хлеба. Куры хлеб проглотили, а потом взлетели, зацепились за ветку и замертво повисли на дереве. И портной Бок из-за них плюхнулся в воду, потому что они подпилили мост. Хорошо еще, он успел ухватиться за лапы двух гусей и выбраться на берег. А учитель Лемпель чуть не взорвался, когда они ему в трубку насыпали пороху… И все-таки про них напечатали!.. И фрау Линден про это читает!.. Вот какая она справедливая!
Андреас не мог больше усидеть на своей парте. Он встал позади всех и старался заглянуть в книгу.
Когда Макса и Морица смололи на мельнице, а эту муку склевали гуси, Андреас протиснулся вперед. У него уши горели от волнения.
— А можно я посмотрю на картинке Макса и Морица, когда их еще не смололи? — спросил он фрау Линден.
Фрау Линден дала ему книгу и разрешила ее полистать.
По дороге домой Андреас сказал Райнеру Шнеку:
— Чур, ты Макс, а я Мориц!
— Почему это? — спросил Райнер.
— Потому что у тебя щеки круглые. Как у Макса.
Райнер Шнек усмехнулся:
— Ну и что?
— А еще у тебя уши торчат.
— Ну и что?
— А еще у тебя на куртке есть пуговицы, а у меня нет. Как у Морица. Но вообще-то, раз ты не хочешь, я еще с кем-нибудь сговорюсь.
— С кем же это?
— Не скажу. Я уже придумал, как мы будем играть.
— Не могу я быть Максом. Мне ухо должны оперировать.
— Просто ты трусишь.
— Ничего я не трушу. А как мы будем играть?
— Привяжем хлеб к веревочкам и бросим курам, как Макс и Мориц. А веревочки свяжем крест-накрест, А потом куры взлетят на дерево и там повиснут.
— Куры не такие дуры.
— Нет, такие. Так я и знал, что ты трусишь!
Райнер не любил, когда им руководили. Он сам любил руководить. Поэтому он сделал вид, что ему не нравится план Андреаса — плохо продуман.
— И ты воображаешь, что куры станут клевать хлеб на веревочках?
— Конечно! А то разве бы фрау Линден стала про это читать? Она читает только про то, что вправду бывает.
— А вообще-то про каких кур ты говоришь?
— У фрау Кронлох знаешь сколько кур!..
— Да у нее ведь дерева нет! Куда же они взлетят?
— На антенну от телевизора. На ней этих кур еще лучше видно!
Райнеру Шнеку крыть было нечем. Он сощурился и поглядел в сторону поселка. И вдруг, стукнув Андреаса по спине, крикнул:
— Кто быстрее!
Они бросились бежать.
Райнер Шнек и теперь еще бегал все так же, как тогда в детском саду: животом вперед, ноги выбрасывал в стороны и пыхтел, как паровоз. У него даже резинка на тренировочных брюках лопнула, и приходилось все время поддерживать их рукой.
Тут их обогнал Детлев Тан, возвращавшийся домой на велосипеде. Детлева Тана, всеми признанного вожака третьего «А», Андреас тоже знал еще с детского сада. Поглядев, как трудится Райнер Шнек, Детлев крикнул:
— Клоун Пампуша — стереоуши!
Райнер Шнек пропыхтел ему вслед:
— Сам ты клоун Пампуша!
Детлев Тан весело помахал им рукой и укатил.
Тут Андреас решил перегнать толстого, но Райнер Шнек, затормозив свой бег, заорал:
— Жулишь! — и подставил Андреасу подножку. Андреас перепрыгнул через нее и крикнул, смеясь:
— Клоун Пампуша — стереоуши!
А потом свернул на бегу в свой переулок Майских Жуков.
Все домики в поселке были похожи один на другой. Спереди — зеленая дверь с блестящей кнопкой звонка, два окна маленьких и одно большое, перед дверью — сосенка или березка, а за домом, в саду, — яблони, на которых уже набухли почки.
Андреас влетел в калитку и огляделся. Райнера Шнека нигде не было видно. Вытащив из-за пазухи ключ, Андреас отпер дверь и, прижав к груди голубой пионерский галстук, подставил рот под струю водопроводного крана. Вытирая губы рукавом, он увидел в окно, что Райнер Шнек карабкается вверх по сосне. Вот он уже поставил ноги на нижнюю ветку и уцепился руками за ветку над головой.
Андреас испугался: «Яйца в скворечнике!»
Он стремглав бросился в сад, ухватился за сандалии Райнера и крикнул:
— Не смей трогать яйца!
— А вот и посмею! А ты посмей сказать мне еще раз «Пампуша»!
— Пампуша! Пампуша! — крикнул Андреас.
Он кричал все громче и громче, потому что Райнер Шнек наступил ему на пальцы.
Андреас стащил с Райнера сандалии и повис у него на ногах. Еще мгновение Райнер кое-как держался, а потом выпустил ветку из рук, и оба полетели вниз на траву, словно мешки, связанные одной веревкой. Они барахтались и обзывали друг друга всякими словами. И чуть не подрались. Но все-таки драться не стали — у них и так все болело.
Райнер Шнек, хромая, поплелся домой. Андреас бросился к умывальнику и подставил руки под холодную струю. Пальцы так и горели.
Райнер Шнек, хромая, свернул за угол. Теперь он очутился перед забором, за которым разгуливали куры фрау Кронлох. Остановившись у калитки, он подождал, пока фрау Кронлох поднимется из погреба. Всходя со ступеньки на ступеньку, она становилась все больше и больше. Она шагала словно куриный генерал, выпятив грудь, на которой как бы блестело сорок орденов. Прижимая к животу миску с кормом, она командовала:
— Цып-цып-цып!.. Чего тебе, милок? Ули еще в «продленке».
— Я вам хочу что-то сказать, фрау Кронлох. Можно я войду? А то через забор — очень громко…
— Опять он что-нибудь натворил, этот сорванец? — Она поставила миску на землю и застыла, уперев руки в бока. — А ну-ка, выкладывай!
Райнер Шнек уставился на миску скормом. Потом он сказал:
— Вы всегда так мелко крошите? Прямо как творог!
— А как же! Это ведь размягченный корм. С витаминами. Я и Ули витамины даю. Только ему ничего не помогает. Опять он на единицу написал?
— Он всегда на единицу пишет. А вот когда вы им хлеб даете, вы его как крошите? Чтобы куры не подавились?
— Да я же тебе говорю, милок! Это размягченный корм, с витаминами… Опять на единицу! Господи, сколько хлопот с этим ребенком! И во всем ведь я сама виновата! Все от плохого обращения. От чего же еще!..
— А когда вы им колбасу даете? Или сало? Нас, может, пошлют на один день на практику в сельхозкооператив, вот я и хочу знать, на какие кусочки корм резать.
— Да ведь там у них и кур-то нет. Куры все на ферме. Скажи-ка, милок, ты что же думаешь, с ним, значит, совсем плохо? — Фрау Кронлох положила свою ручищу на плечо Райнера и вздохнула. — Он, значит, останется на второй год?
— На второй год он все равно останется. Потому что он всегда спит на уроке. Так фрау Линден сказала.
— И все от плохого обращения, — повторяла фрау Кронлох хриплым голосом. — Весь родительский актив говорит. В один голос!