Роман с призраком - Барбара Вуд

Холод витал не в воздухе. Я чувствовала, откуда он идет, и могла бы сказать бабушке, что ее одеяло не поможет. Холод шел изнутри, ледяное дыхание поднималось из глубины тела и вырывалось наружу. Лицо начало гореть, кожа стала теплой и сухой. Но я все равно тряслась от ужасного холода, который не отпускал меня. Вдруг до моего слуха донеслись едва различимые звуки пианино, будто играли где-то далеко-далеко. В льющиеся из радио громкие завывания шотландских волынок вклинилась до боли знакомая мелодия. Я взглянула на радио, затем на бабушку, которая снова начала мазать лимонный джем на хлеб. Пианино не умолкало, волынки почти заглушали его. Невозможно было понять, где играют. Складывалось впечатление, будто эти звуки долетают одновременно со всех сторон.

Спустя мгновение я вспомнила эту мелодию — «К Элизе» Бетховена. По тому, как она звучала, играла неловкая, неумелая рука. Некоторые отрывки повторялись снова и снова, как на уроке музыки, затем наступали заминки и паузы, когда пианист встречал трудные ноты. Казалось, будто играет ребенок.

— Бабуля… — произнесла я.

Бабушка мазала хлеб джемом и подносила его ко рту. Она мурлыкала под звуки волынок.

И тут я заметила еще кое-что: часы на каминной полке перестали тикать. Все вокруг наполнилось громкими звуками волынок, и где-то в глубине, словно в сказке, чьи-то неловкие пальцы исполняли пьесу Бетховена.

— Бабуля… — произнесла я громче, — твои часы остановились.

Она подняла голову.

— Что?

— Эти часы. Они больше не тикают. Послушай.

Мы уставились на каминные часы. Они снова затикали.

Мои зубы застучали еще громче, и как бы я ни пыталась сказать еще что-то, из этого ничего не получилось. И вдруг дрожь прошла столь же неожиданно, как и началась. Тело обрело покой.

— Все в порядке, — сказала бабушка. — Часы не остановились. Ты просто не расслышала тиканья, его заглушили волынки.

— Или пианино.

Я плотнее укуталась одеялом и посмотрела на бабушку. Поразительно, как лицо может быть таким старым и тем не менее сохранить следы столь необыкновенной красоты.

— Пианино, — громко сказала я, — послушай.

Мы обе прислушались. Бабушка протянула руку и выключила радио. Слышалось лишь похожее на шепот тиканье часов.

— Здесь нет пианино.

— Но я слышала звуки пианино.

— Откуда они шли?

— Ну… — Я пожала плечами и оглядела тесную комнату.

— Может, это телевизор миссис Кларк. Такое случается в этих старых, примыкающих друг к другу домах. Она живет как раз по другую сторону той стены. Иногда по вечерам я слышу, что происходит за этой стеной.

— Нет, это не телевизор. Мне показалось, будто играют в соседней комнате. У миссис Кларк есть пианино?

— Я не знаю. Она в моих летах, и ее тоже мучает артрит.

— Бабуля, а кто живет напротив тебя?

— Тот дом пустует уже много месяцев. Кто в наше время станет покупать его, если можно даром получить муниципальную квартиру с центральным отоплением! Должна сказать, система социального обслуживания в Англии просто достойна сожаления. Пускать сюда всех этих пакистанцев…

— Мне действительно показалось, будто я слышу что-то… — мой голос осекся.

— Ты устала, девочка. — Бабушка погладила мое колено, успокаивая меня. — Тебе надо хорошо выспаться, и утром станет лучше. Андреа, я рада, что ты смогла приехать. Твоему дедушке будет приятно увидеть тебя.

— А что с дедушкой?

— Он стар, Андреа. Он прожил восемьдесят три года насыщенной, иногда трудной жизни. Все же это были хорошие годы. Мы вместе многое пережили.

Она посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами, губы задрожали.

— Я с ним прожила хорошую жизнь, это правда, и я вечно буду благодарна ему. Мало кому из женщин повезло так, как мне. Это уж точно! А все, что он пережил на войне… — Она печально покачала головой.

С этой стороной семейной истории я была знакома, так как часто слышала рассказы о том, что он испытал во время битвы за Британию, когда служил в Королевских военно-воздушных силах.

С минуту она пристально смотрела на меня, затем вокруг ее глаз появились веселые морщинки, стряхнувшие капли слез.

— Но он был не на этой войне! Я имею в виду Первую мировую войну. Великую войну! Твой дедушка служил в Королевских инженерных войсках. Его отправили в Месопотамию, вот как оно было.

Я удивленно смотрела на нее, потому что ничего об этом не слышала.

— Ты ведь не знала, да? По твоему лицу видно. Твоя мама рассказывала тебе о нас? Нет? Ну, знаешь… — Она посмотрела на свои скрюченные пальцы. — В известном смысле я могу понять ее. До того как мы с твоим дедушкой поженились, с Таунсендами произошла жуткая история.

— Жуткая?

Бабушка продолжала говорить так, будто не слышала моего вопроса.

— Наверное, твоя мама рассказывала тебе о своем детстве. О себе, Элси и Уильяме. Да, я вполне понимаю. Но ты должна кое-что знать и о своих бабушке и дедушке, правда, дорогая? Все же ты ведь одна из нас. Мы с твоим дедушкой всякое повидали, это точно. Знаешь… — она указала на меня пальцем —…ты знаешь, что в тот же день, когда мы в тысяча девятьсот пятнадцатом году поженились, его отправили за моря? Тебе известно, что после этого я два года не видела твоего дедушку, а домой он вернулся столь изменившимся, что стал мне чужим? На войну он ушел юношей, а вернулся мужчиной.

Я наблюдала за движением губ бабушки, пока она говорила на этом странном диалекте. Она произносила слово «любовь» как «кубов».

— Да, тогда он стал совершенно другим. И когда мы наконец легли на брачное ложе, через два года после свадьбы, не забудь, я тогда была девственницей, у меня возникло ощущение, будто рядом незнакомый мужчина.

У меня перехватило дыхание. Уставившись на пляшущие голубые языки пламени газового обогревателя, я пыталась мысленно представить бабушку молодой девушкой двадцати одного года от роду, которая с опаской ложится в постель с изменившимся мужем. Вспомнился наш последний вечер с Дугом, обидные слова, которые мы наговорили друг другу. Но когда перед моими глазами проплыло его приятное, улыбающееся лицо, я тут же отогнала воспоминания. С ним все покончено. Мы с Дугом расстались. Боль пройдет, все изгладится из памяти.

— Видно, в молодости не очень-то задумываешься о прошлом, верно? — спросила бабушка. Она потерла руки и протянула их к газовому обогревателю. — Знаю, я тоже не думала о прошлом, казалось, что буду жить вечно. В молодости меньше всего думаешь о смерти. У тебя еще нет прошлого, на которое приходится оглядываться, а до смерти так далеко, что кажется, будто она тебя обойдет. Но когда состаришься и смерть подойдет совсем близко, кроме прошлого, ничего не останется.