Роман с призраком - Барбара Вуд

Если бы грудь дедушки чуть не поднималась под одеялом, если бы в ногах койки не висела наполненная желтой жидкостью пластмассовая емкость, к которой была присоединена резиновая трубка, исчезавшая под одеялом и подсоединенная к телу старика, то лежавшего на постели можно было легко принять за покойника. Тело лежало совершенно неподвижно, будто из него ушла жизнь. В глаза бросалась странная бледность сухой старческой кожи.

Я искала в этом лице знакомые черты. В моем альбоме дома хранились фотографии, на которых дедушка был снят здоровым и крепким мужчиной с густыми черными волосами и грубоватым, но приятным лицом. А теперь, когда этот человек лежал рядом, я не могла уловить в нем родственных черт. Однако такая черта все же была. Она едва проглядывалась — на его гладком без морщин лице меж бровей прямо над переносицей пролегла эта борозда. Я почувствовала, как к горлу подступает комок.

— Наверно, ты удивляешься, почему мы разговариваем с ним, — вдруг сказала тетя Элси.

Моя голова дернулась. Я совсем забыла про тетю.

— Понимаешь, врач говорил нам, что человек слышит, даже когда спит. Эд, разве не так? Он сказал, что слух отключается последним, если человек угасает. И хотя кажется, что папа не реагирует, возможно, он все-таки нас слышит и радуется нашему присутствию. Поэтому я все время разговариваю с ним. Ведь мы больше ничем не можем помочь бедняге, разве не так?

После этих слов на лице тети появилось выражение, будто она ждала чего-то. Было понятно, чего она ждет.

Я снова взглянула на это старческое лицо, на провалившиеся щеки, на запавшие губы и на борозду меж бровей. Вот звено, которое нас связывало. Чуть наклонившись, я осторожно положила руку на одеяла и под ними нащупала тонкую костлявую руку.

— Привет, дед. Это я — Андреа.

Мои слова остались без ответа. Мы втроем наклонились к постели.

— Он услышал тебя, дорогая, — тихо сказала Элси. — Он знает, что ты здесь.

Я не спускала глаз с этого старческого лица, стараясь вообразить бравого солдата Королевских инженерных войск, который в 1915 году отправился в Месопотамию. Хотелось увидеть через одряхлевшую оболочку человека, который когда-то качал на коленях мою мать, почувствовать любовь к нему. Но ничего не обнаружила, как ни старалась. Этот умирающий старик оставался чужим, хотя мы и были тесно связаны кровными узами и он подарил мне эту маленькую ложбинку меж бровей.

Я взглянула на Элси и натянуто улыбнулась. И так будет со всеми моими родственниками. Как они могли ждать от меня любви, если ее не было?

Наконец час истек. Казалось, что ему не будет конца. Между тем пришли посетители к другим престарелым обитателям этой унылой палаты, их голоса эхом отдавались от влажных стен, их шаги нарушали тишину. Кругом носились санитарки и медсестры. Кто-то включил телевизор. Со стариком в соседней постели случился припадок кашля, он так надрывался, что зубные протезы выскочили у него изо рта.

Однако мой дедушка даже не шевельнулся. Где бы он ни витал, там, должно быть, гораздо лучше, чем здесь. Когда мы уходили, я старалась не выдать своего облегчения. Я была рада, что мне не надо будет навещать его вечером вместе с дядей Уильямом и его женой.

— Тебе здесь слишком холодно, дорогая, — сказала тетя Элси, когда мы спешили к машине. — Сейчас я это вижу. Ты нигде не бывала, кроме Калифорнии. Здесь тебе вряд ли может нравиться. Но ты мило поступила, что приехала. Твой дедушка долго не проживет, и тогда все закончится.

Видя, что в глазах тети собираются слезы, я коснулась ее руки.

— Ты правильно поступаешь, — сказала она надрывным голосом. Дядя Эд терпеливо придерживал открытую дверцу машины. — Деду очень хотелось бы, чтобы в последние дни его жизни рядом была Рут. Но ты похожа на свою мать. У тебя такая же улыбка. Ты выглядишь точно так же, как она, когда уезжала из Англии.

Я отвернулась и быстро забралась на неудобное заднее сиденье. Тетя Элси села рядом с дядей Эдом и сказала:

— Жаль, что твоя мать не могла погостить у нас задолго до того, как это произошло. Наверно, она сейчас чувствует себя виноватой.

— Да, она действительно чувствует себя виноватой.

— Конечно, это и понятно. Но время не стоит на месте, годы летят, и вдруг приходит осознание, что человек не вечен.

Я теребила варежки. Дядя Эд подал машину назад и повел ее по покрытой гравием дорожке к воротам больницы. Здесь на стене из красного кирпича гвоздями была прибита табличка: ЕХАТЬ ПРЕДЕЛЬНО МЕДЛЕННО.

Никогда раньше я не стояла рядом со смертью, никогда не видела трупа. Поэтому смерть для меня была чем-то смутным, почти философским понятием. Когда обитаешь среди пальм под вечно сияющим солнцем, когда тебе двадцать семь лет и ты меняешь мужчин как перчатки, когда живешь ради вечеринок, устраиваемых близ бассейна, и в субботу вечером ходишь на дискотеки, то мысль о собственной смерти в голову не приходит. Никогда не думаешь о том, что всему наступает конец, о прошлом или о тех, кто ушел из жизни.

Машина ехала не по той стороне дороги и тряслась, тетя Элси показывала места, которые мне в детстве были якобы знакомы, но в моем сердце не дрогнула ни одна струна. Я оказалась чужой среди чужих, а до настоящего дома было восемь тысяч миль.

Как только мы вошли через парадную дверь, меня охватило подавленное настроение, причиной которого явно стал этот дом. Однако я объяснила свое настроение впечатлением, которое оставил визит в больницу. Когда мы открыли дверь гостиной, нас встретил запах рыбы в тесте и жареной картошки. Бабушка хлопотала на маленькой кухне, которую именовала «буфетной», и готовила для нас обед. Время приближалось к половине третьего. Элси и Эд остались у нас на обед, оба накладывали себе полные тарелки сочной рыбы, жареный картофель и гороховое пюре. Мы приправили еду солью, перцем, уксусом и запивали все это сладким английским чаем.

— Как он сегодня? — спросила бабушка, кутая чайник в стеганый чехол.

— Хорошо, мама. Он отдыхал.

Бабушка удовлетворенно кивнула, затем осторожно села на стул с прямой спинкой.

— В больнице о нем хорошо заботятся. Ему там всегда тепло и много хорошей еды. Он обрадовался, увидев Андреа?

— Думаю, что да, — пробормотала Элси.

— Знаешь, дорогая, — сказала бабушка, обращаясь ко мне, — когда несколько недель тому назад твой дедушка заболел и его увезла скорая, мне хотелось лечь и умереть на месте. Возникло такое ощущение, будто мне отрезали одну руку. Да, точно такое. В первые дни я ужасно переживала. Но когда увидела, как уютно дедушке в больнице, как добры медсестры, я поняла, что там ему лучше. Поэтому я молила бога дать мне силы и сумела примириться с тем, что случилось. — Ее неподвижные серые глаза на мгновение задержались на мне. Затем она тихо промолвила: — Андреа, из больницы он уже никогда не вернется.