Вслед за героем - Мумтоз Мухамедов

Тут я узнал, что Андронов сейчас отправляется на розыски своего батальона, а Мадраим — в штаб полка, чтобы получить направление в батальон Абдурахманова. Сержант не мог примириться с мыслью, что попадет после ранения куда-нибудь в трофейную команду; кроме того, ему хотелось быть снова рядом со своим другом Андроновым, первым его боевым наставником.

Тем временем Андронов, положив лист бумаги на твердую стенку фанерного мадраимовского баула, писал письмо.

— Да поешь ты сначала, — уговаривал Мадраим, но Андронов отмахивался и продолжал писать. Мы уплетали кашу. Когда Андронов закончил письмо, содержимое котелка уже исчезло в наших желудках. Мадраим побежал за добавкой. Пока его не было, мы с Андроновым договорились вместе добираться до батальона Абдурахманова.

Через час на лесной полянке никого не осталось.

В раскрытые двери домов, покинутых нами, заползал утренний холодок, за большой кучей хвороста мелкий дождичек заливал следы солдатской кухни. Горячие угли тихо шипели, покрываясь черной коркой. На развилке двух узких лесных дорог мы с Андроновым проводили взглядом последние повозки батальона, который уходил на огневые позиции. С Мадраимом распрощались несколько раньше. Он погрузил оставшиеся подарки на подводу, отправлявшуюся в штаб полка, а сам пошел пешком. Мадраим долго оглядывался в нашу сторону, махал пилоткой, пока лес и кустарники не встали между ним и нами плотной стеной.

— Свидимся ли? — шептал про себя Андронов.

Андронов рассчитывал в полдень рапортовать Абдурахманову о доставке пленных офицеров в армейскую комендатуру. Поток автомашин и боевой техники, стремившийся к линии фронта, остался уже позади. Тысячами ручейков он растекался возле мрачных прусских фольварков, превращенных в опорные пункты, рядом с глубокими канавами траншей, густо окутанных колючей проволокой. Во многих местах еще торчали колышки с зловещими надписями «минен».

— Вон за теми домами, — указал Андронов на группу строений с развороченными крышами, — будет развилка. Мы пойдем влево до той рощицы…

Рощица еле угадывалась. Не прекращавшийся дождь размывал ее очертания. Но нам не пришлось идти влево. Молодой автоматчик с пышными черными усами, которые, по всей видимости, были предметом его старательных забот, преградил нам путь.

— Туда нельзя, — сказал он простуженным баском, махнув дулом автомата влево, — фриц прорвался. Весь день вчера пытались его выбить. Куда там! Большой силой прорвался. А закурить нет ли?

Мы угостили его табачком. Сделав две затяжки, автоматчик повеселел и, пристально посмотрев на Андронова, воскликнул:

— Да никак это ты, Андронов?! Смотри, какое дело! А ведь я сначала-то и не признал…

— А я тебя что-то не припомню.

— Мы же из одного батальона. Тут сейчас наша вторая рота…

Послышалось несколько глухих выстрелов, и над нами с воем и визгом полетели мины. Они взорвались на наших глазах, за каменными строениями.

— Вчера у нас командира тяжело ранило. Отправили в санбат.

— Кто сейчас за командира?

— Капитан Александров, замполит командира батальона. КП вон на той горке. Идите осторожно: немец во многих местах простреливает проходы.

До командного пункта мы добрались без приключений. Капитан Александров встретил нас приветливо. Я обратил внимание на его усталое лицо с глубоко запавшими глазами. У него была добрая улыбка, и не верилось, что его лицо может быть гневным. Но мне рассказали о его боевых подвигах, и я понял, что плохо читаю по лицам.

— Гости пожаловали! — обрадовался он, увидев нас. — Милости просим к огоньку!

В каменном подвале было тепло, в железной печурке весело потрескивали дрова.

— Ба, да тут сам Андронов! Откуда?

Сержант объяснил капитану, потом познакомились и мы.

Тут я узнал подробности вчерашних событий. После того как Абдурахманов занял опорный пункт гитлеровцев на развилке шоссейных дорог, батальон был расчленен фашистами, прорвавшимися из окружения.

— К сожалению, мы пока еще не установили их численности. По всей вероятности, и они ничего о нас не знают, потому что действуют робко. — Капитан помолчал, прислушиваясь к слабой перестрелке, а потом закончил:

— А тут еще несчастье: командира роты из строя вывели. Хороший был офицер…

— Почему «был»?

— Боюсь, что ранение смертельное, в живот.

Капитан Александров

Линия переднего края проходила всего лишь в сотне метров от КП. Оттуда доносились звуки вялой перестрелки. С нашей стороны начала действовать еще и дальнобойная артиллерия. Ее далекие и глухие залпы доходили до нас после того, как где-то высоко над головами, с шуршанием и треском вспарывая воздух, пролетали тяжелые снаряды.

Каждый раз после такого выстрела капитан Александров поднимал вверх усталые глаза, прислушиваясь, и снова молча опускал голову.

Я думал о своих делах. Итак, я уже почти в батальоне Абдурахманова и скоро смогу приступить к выполнению своей задачи. Я сказал об этом капитану и, увидев на его лице улыбку, решил, что он согласен со мной. Однако услышал я совсем другое:

— Нет, лейтенант, все-таки до абдурахмановского батальона далековато, — показав на запад, он добавил: — Там сейчас горячие дела… А впрочем, надеюсь, что мы скоро соединимся. Когда наши части закончат окружение…

К вечеру из штаба полка прибыл приказ: впредь до особых распоряжений не предпринимать самостоятельных действий.

Уже наступили сумерки, когда сверху, у входа, раздался голос:

— Разрешите войти?

— Войдите.

Каково же было наше удивление, когда мы при свете лампы увидели знакомую фигуру Мадраима — уже только с одним чемоданом.

— Товарищ капитан, прибыл в распоряжение командира батальона майора Абдурахманова.

Здоровое круглое лицо Мадраима выражало одну просьбу, одно желание, чтобы его поскорее отправили дальше.

Александров еще ничего не успел ответить, как послышался громкий шепот Андронова:

— Ай да Мадраим!

— Как же я тебя отправлю к майору? — спросил, улыбаясь, капитан.

— А мы сами доберемся, товарищ капитан.

— Кто это мы?

Мадраим смутился, но Андронов подсказал:

— Так что, он и я…

Все рассмеялись. А капитан сказал:

— Там посмотрим, а сейчас разыщи старшину Сметанина, знаешь?

— Знаю, товарищ капитан, с одного года воюем.

— Ну вот, пусть он тебя снабдит всем, что положено солдату.

— Есть, товарищ капитан!

Темные, с лукавинкой глаза Мадраима радостно светились.

Я вышел из КП вместе с Мадраимом и Андроновым.

Дождь прошел. Над горизонтом, как большой медный таз, висела луна. В ее мягком свете все принимало фантастические очертания.

Сержанты в сопровождении ординарца скоро скрылись во мраке, и я остался один.

Вокруг стояла тишина, которую можно было бы назвать мирной, если бы не было известно, что где-то притаился враг, готовый к внезапному нападению.

В нескольких десятках метров от меня зафырчала машина и, не зажигая фар, скрылась за домом с разбитой крышей. Слышались приглушенные голоса, лязг оружия, мелькали расплывчатые силуэты людей.

Чем больше сгущался мрак, тем ярче мерцали звезды, точно горячие угли, рассыпанные по небесному своду.

— Пойдемте ужинать, — услышал я голос. Рядом со мной стоял ординарец капитана.

Видно, я долго пробыл в одиночестве, так как возвратившись на КП, застал там Андронова и Мадраима в полном боевом снаряжении — они слушали последние указания капитана.

— Чтобы к рассвету быть здесь. — Бросив взгляд на часы, капитан добавил: — В вашем распоряжении пять часов.

— Куда это вы? — спросил я друзей, когда они направились к выходу.

— «Язычка» достать, товарищ лейтенант, — ответил Андронов, — счастливо оставаться.

— В добрый путь!

Плотный солдатский ужин мы заели ароматным и сочным урюком.

— Подарок Мадраима? — спросил я капитана.

— Да. Вон в углу целый кулек стоит. Это, говорит, ваша доля. Отказаться нельзя: обидится!

У двух телефонных аппаратов, стоявших на ящиках, дежурил степенного вида связист. Он, не торопясь, с аппетитом жевал вкусные плоды и с шумом разгрызал крепкие косточки урюка.

— Ну как, Савельев, вкусно?

— Так точно, товарищ капитан, дюже вкусно. Должно быть, много этой сладости у них в Узбекистане.

— Много, — ответил я за капитана. — Приезжай, увидишь.

— Это уж, надо полагать, когда война кончится.

— Да, надо полагать, — согласился капитан.

Мы разговорились с Александровым о тыле и фронте, о театре и немецких минометах, о литературе и о втором фронте, который, кажется, зашевелился наконец, — о чем только мы не говорили.

Несколько раз телефонный зуммер прерывал нашу беседу, приходили с переднего края связные от командиров взводов. Старшина о чем-то шепотом докладывал замполиту. Александров, закрыв глаза, молча слушал его и только кивал головой.