Разлом времени (сборник) - Виталий Пищенко

Часа через полтора компания перебралась к очагу, в котором жарко горели сухие дрова. Развеселый форейтор (его, кстати, звали Алексеем) пощипывал струны гитары, остальные подпевали. Один лишь Гюстав продолжал сидеть, откинувшись на спинку трона. Ольга несколько раз подходила к мужу, он ласково шептал ей что-то, но не поднимался. Наконец Андрей решительно направился к нему. Я последовал за другом.

— Князь Гюстав и Ольга на троне сидят, — весело продекламировал Андрей.

— Не князь, а барон, — улыбнулся в ответ Гюстав. — Знаете, ребята, у меня сегодня какое-то странное ощущение. Родись я несколько веков назад, свадьба все равно проходила бы здесь. Этот зал видел всех моих предков. Больше тысячи лет провели они под этим кровом. Даже страшно представить.

— Замок такой старый? — удивился я.

— Очень, — оживился Гюстав. — В прошлом году мы провели раскопки. Оказалось, что эти стены построены на месте других, совершенно разрушенных временем. Когда-то вокруг шумел город, от которого не осталось даже названия. Мои предки пришли сюда в незапамятные времена. Видите вон ту железную руку на стене?

— Я давно к ней присматриваюсь, — отозвался Андрей.

— По преданиям, она принадлежала основателю нашего рода. В яростной битве ему отсекли кисть правой руки, и оставшийся безвестным местный ремесленник изготовил этот протез.

— Интересно, — обводя глазами стены зала, сказал я. — Дорого бы я дал за возможность заглянуть сюда лет этак восемьсот назад.

— Я тоже, — откликнулся Гюстав. — Сколько тайн хранит этот замок! В трех шагах от меня — вот в этой стене — потайная дверь, за ней целый лабиринт, вырубленный в монолитной скале. Кто его сделал, когда, зачем? В семейных хрониках на эти вопросы нет ни слова ответа, да и само подземелье не упоминается, словно о нем никто не знал.

— Подождем, — заявил я. — Не зря же Андрей Средневековьем заинтересовался. Побывает здесь наш путешественник по времени, потом мы его допросим с пристрастием…

— Вы действительно хронодесантник? — Гюстав живо повернулся к Андрею: — Это правда?

— Правда, — подтвердил Андрей, выбирая яблоко покрупнее из вазы, стоящей в центре стола. — Только не особенно верьте Николаю. У него в каждой фразе полно допущений и преувеличений. Писательская братия называет это гиперболой и гротеском. Дело в том, что в ближайшие годы мы будем ходить либо во времена, когда человека не было, либо в недавнее прошлое.

— Почему? — удивился Гюстав.

— Боятся изменить ход истории, — важно пояснил я.

— Опять врет, — заявил Андрей. — Прошлое изменить невозможно. Ведь время — это… Ну, для наглядности, представьте реку. Мы движемся против ее течения. Вперед забежать то ли можно, то ли нельзя — не знаю. А назад вновь спуститься по течению — вполне. Но дело в том, что время, куда мы вернулись, или в нашем примере — вода, уже утекло. Сколько ни баламуть воду в устье реки, в верховьях ее ничего не изменится.

— Подожди, подожди, — перебил я, — ты хочешь сказать, что если я, зная точный час гибели какого-нибудь героя, вернусь в прошлое и спасу его, то в нашем сегодняшнем ничего не изменится?

— К сожалению. А может быть, и к счастью. Понимаешь, есть какой-то странный парадокс, выяснили его совсем недавно. Мы его, не мудрствуя лукаво, называем «фатум» — судьба. Если ты попытаешься спасти когда-то погибшего человека, то в назначенный день и час он все равно умрет. Не от пули, так от сердечного приступа или несварения желудка.

— Ничего себе перспектива, — возмутился я. — Это что же, выходит, что мое будущее расписано по нотам?

— При чем здесь будущее? — пожал плечами Андрей. — Я говорю о прошлом, о событиях уже свершившихся когда-то. Порой возникает ощущение, что у времени есть своеобразные запретные зоны, куда вход выходцам из других веков запрещен. Что-то мешает сделать тот или иной поступок, буквально выталкивает из реки времени… Так что Карфаген все равно будет разрушен. А твой, Колька, нос — разбит.

— При чем здесь мой нос? — не понял я.

— А помнишь, ты в нулевом цикле сверзился с дерева и расквасил нос? Так вот, как бы я или весь наш отряд ни старались в прошлом, носу твоему все равно быть разбиту. Хотя… Не исключено, что именно это событие предотвратить все же удастся. Вряд ли оно имело важное историческое значение, — Андрей вздохнул и перешел на серьезный тон: — Я невероятно все упрощаю, ребята. А прошлое — штука странная. Что-то там удается, а что-то нет, хоть в стенку головой бейся. Время имеет свои законы, и, чтобы их познать, требуется, простите уж за плохой каламбур, время. Если честно, многого я сам понять не могу, да и никто сегодня на ваши вопросы не ответит.

— И все же я не понял, — подал голос Гюстав, — почему вы так жестко ограничиваете временные рамки своих исследований?

— Знание, — пояснил Андрей. — Нам катастрофически не хватает знаний. Как люди жили, что одевали. И не только по праздникам, а и в повседневной жизни. Исторически точных документов о том же Средневековье, например, сохранилось ничтожно мало. Остальное — вымыслы, догадки. Ну прикиньте: явлюсь я завтра, скажем, в мифическую Шамбалу, буде ее откроют. И что я там буду делать? Глухонемым иностранцем прикинуться, так ведь в рабство продадут. — И он протянул руку за очередным яблоком.

— Хватит тебе жевать эти сложноцветные, — предложил я. — У меня созрел очень своевременный тост. За счастье молодоженов!

Бокалы со звоном сошлись в воздухе.

— Оригинальный перстень, — заметил Андрей, ставя свой бокал на место.

Гюстав поднес руку к глазам, полюбовался переливами света на гранях камня.

— Да, — смущенно подтвердил он. — Может, и не стоило надевать его как-никак историческая реликвия, — да уж очень захотелось.

— А что в нем особенного? — спросил я.

— С этим перстнем связано древнее семейное предание. Может быть, такое же древнее, как этот замок, — Гюстав помолчал. — Считалось, что он приносит счастье главе рода. И надевать его полагалось только в день свадьбы, ни в коем случае не раньше. Лет триста назад перстень пропал, а в прошлом месяце мы нашли в одной из стен маленький тайник. В нем была шкатулка с фамильными драгоценностями и среди них — этот перстень. Триста лет его никто не брал в руки… Вот я сегодня и не устоял. Тем более — такой день…

— И правильно сделал, — сказал Андрей.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Сказывалась необычная обстановка или просто привык за последнее время ложиться под утро, не знаю. Ворочаясь на широченной кровати, я вслушивался в отдаленный плач ночных птиц, вспоминал день, ломал голову над парадоксами времени, о которых говорил Андрей…