Катастрофа - Владимир Гринфельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Успокоившись, молодой ученый продолжал:
— Получаю я этот продукт довольно просто. Вы видите эту стеклянную полую спираль? Сверху я ввожу небольшое количество культуры хлореллы. Из специальных резервуаров по шлангам непрерывно поступают различные соли, кислород, углекислота, нет недостатка и в свежей морской воде. Остальное доделывает энергия солнца: спираль все время следует за ходом светила — ее приводит в движение часовой механизм, укрепленный в стене. По мере того, как хлорелла под действием силы тяжести медленно опускается вниз, ее живая масса возрастает, и к концу второй недели мы начинаем получать почти готовый продукт — в дальнейшем он подвергается только кулинарной обработке. Продуктивность моих спиралей очень высока: при площади их стеклянной поверхности в один гектар, они в течение года дают более восьмисот центнеров сухих питательных веществ, то есть неизмеримо больше, чем можно собрать с такой же площади на поверхности Земли.
Он вытер вспотевший лоб, и Ма-Таори, воспользовавшись паузой, спросил:
— И какова цена производства этого идеального продукта?
— О, сущая безделица — дешевле репы и бобов, — отмахнулся Ватанабе.
— Ну, что ж, — сказал канак, — мистер Петерс на этом здорово нагреет руки!
— Причем тут Петерс? — Ватанабе возмущенно вскочил с кресла. — Разве я работаю ради Петерса? Или ради себя? Все эти годы я не видел ни пальм, ни неба, я забыл, как улыбаются женщины, я не слышал песен. Ради Петерса? Черта с два! Ради моего несчастного народа, ради всех голодающих мира!
Он замолчал, задумался, глядя на свои крепкие молодые руки. В памяти всплыли руки матери, сухие, морщинистые, нежные. Как пусто в доме после смерти отца! Скупые старческие слезы текут по щекам матери, всего несколько крупинок риса дрожат в ее ладонях — это их обед, их завтрак и ужин. Страшно: голод притаился в темных углах комнаты, пристально следит за своими жертвами.
Маленький Ватанабе скоро разучится управляться с хаси[2] — так редко приходится есть! Ма-Таори нарушил молчание:
— Ватанабе-сан, вы, кажется, интересовались тем, что делается наверху.
Сидзуо кивнул, подумав, что его новое знакомство обещает быть интересным, и молодой канак сказал:
— Я укажу вам дорогу — вы сами увидите мир и солнце.
Они прошли в конец коридора и начали подниматься по очень узко-винтовой лестнице. Ма-Таори, шедший впереди, пояснил:
— Это запасной выход, он ведет в надземный корпус. Сегодня мы никого здесь не встретим, можете не беспокоиться. Если какой-нибудь безумец откроет Большой люк, советую вам воспользоваться этой лестницей — здесь не будет толчеи: о ней никто не знает.
Большой Люк находился в самом дальнем углу института и представлял собой стальную плиту метра два в диаметре, с многочисленными болтами, скрепами и рычагами. Никто не знал, для чего он предназначался. Новичков эта темная масса холодного металла наводила на печальные размышления, и сейчас, даже Сидзуо Ватанабе, привыкший к шуму волн над головой, подумал, что его новый друг мог бы избрать другую мишень для своего остроумия.
На лестнице было темно, и Ватанабе двигался ощупью, одной рукой касаясь металлической обшивки стен, другой держась за своего проводника. Высокие ступеньки, широкие с одной стороны, узкие с другой, холод стен, гулко звенящее эхо. Снаружи доносился какой-то неясный шум. Ступеньки, поворот, снова, ступеньки и опять поворот. Наконец, в темноте показалась узкая щель, сквозь которую с трудом пробивался дневной свет, освещая небольшую площадку. Шум стал громче и ближе.
Ма-Таори сказал:
— Вот мы и добрались!
Надавив плечом на заржавленную дверь, он расширил отверстие до величины ладони и сказал Ватанабе:
— Выход на балкон второго этажа… Им, видимо, давно не пользовались — приходится прилагать порядочное усилие… Вот свет, солнце, небо… Смотрите сами! — И он отодвинулся в сторону, уступая Ватанабе место у приоткрытой двери. Ватанабе жадно прильнул к освещенной щели.
Шумел ветер. Легкие белые облачка скользили по голубому небу. Коричневые стволы пальм, точно упругие тростники, качались под ветром, беспорядочно размахивая зелеными султанами перистых листьев. Вдоль берега тянулись убогие хижины, крытые сухими пальмовыми листьями. Деревня казалась вымершей… Ни дымка над очагами, ни одного человека возле развешанных для просушки сетей, возле лодок, вытащенных на берег подальше (видимо, островитяне ожидали шторма), нигде ни малейшего признака жизни, Только бирюзовые волны с киверами белой пены с угрожающим шипеньем одна за другой накатывались на песок, шуршали по гравию.
Зато с другой стороны, ближе к центральному входу в здание института слышались крики людей, завывания женщин, плач детей. Ватанабе немного передвинулся, чтобы рассмотреть получше, что там происходит.
Широкая площадь перед входом была заполнена народом. Худые, полуголые мужчины в отрепьях, женщины с распущенными волосами и глазами, покрасневшими от слез. «Похороны?» — подумал Ватанабе. Здесь были и дети с лицами стариков, с толстыми раздутыми животами, еле державшиеся на тоненьких, как спичечки, ножках. «Нет, — решил Ватанабе, — если это похороны, то похороны всей деревни, смерть тех, кто еще кричит и плачет там, под ветром: это — голод!» Да, это был голод. И гноящиеся глаза полны были страха, в криках и плаче толпы звучала мольба…
Сердце Ватанабе Сидзуо заколотилось. Он отвел глаза и увидел — смутно, сквозь туман прошедших лет, — другое утро, в ином месте. Пустая деревня, ветер и дождь, серые волны бьются о камень… Перед зданием префектуры — такая же толпа, те же глаза. Вода течет по соломенным шляпам, по залатанным курткам и дырявым кимоно. Вода течет по изможденным лицам, течет, смешиваясь со слезами, и школьнику Сидзуо Ватанабе кажется, что дождя нет, есть только слезы, бесконечные слезы: плачет само небо.
Он повернулся к Ма-Таори:
— Что там происходит?
Спазм сдавил горло, он еле расслышал свой вопрос. Ма-Таори ответил спокойно, и в темноте казалось, что он улыбается:
— Это не похоже на сказку об островах вечного блаженства? Лазурь небес, изумрудная зелень, песни, улыбки, и цветы, цветы… Вы это думали увидеть, Ватанабе-сан? — голос полинезийца стал жестким и резким. — Это мои соплеменники. Вот та женщина, с краю, видите, с язвами на ногах, — это моя сестра. Тот высокий мужчина в шляпе без полей, это… Впрочем, это неважно. Важно то, что довел мой народ до этого состояния не кто иной, как ваш шеф и благодетель — мистер Петерс.
— Что? — воскликнул Ватанабе.
