Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт

Плечи Пауля бессильно опустились.

— Ты не можешь, — зашептал он, словно в бреду. — Нет, ты не можешь.

— Теперь я — порождение этой Пустыни, — сказал Лето. — Ты бы смог так, как я, говорить с бурей Кориолиса?

— Ты считаешь меня трусом, оттого что я не выбрал этот путь, — произнес Пауль тихим, дрожащим голосом. — О, я очень хорошо понимаю тебя, сын. Авгуры и гадатели по внутренностям всегда платили за свои предсказания, но я никогда не терялся в возможностях будущего, потому что такое будущее не может быть предсказано.

— Твой джихад покажется мирным пикником на Каладане по сравнению с тем, что будет, — согласился Лето. — Сейчас я отвезу тебя к Гурни.

— Гурни! Он служит Общине Сестер, служа моей матери.

Теперь Лето понял всю степень видений своего отца.

— Нет, отец, Гурни уже никому не служит. Я знаю, где его найти, и отведу тебя туда. Настало время создавать новую легенду.

— Я вижу, что не смогу перебороть тебя. Дай мне прикоснуться к тебе. Ведь ты — мой сын.

Лето вытянул вперед правую руку и взял протянутые навстречу пальцы Пауля. Он легко сопротивлялся всем движениям Пауля.

— Теперь мне не причинит вреда даже отравленный нож, — сказал Лето. — У меня изменилась вся биохимия организма.

Из незрячих глаз Пауля потекли слезы, он вырвал свою руку из пальцев Лето и бессильно обмяк.

— Если бы я выбрал твой путь, то стал бы слугой сатаны. Но кем станешь ты?

— Какое-то время и меня тоже будут называть посланцем сатаны, — ответил Лето. — Потом люди начнут поражаться мне и наконец поймут. Ты просто не стал далеко заглядывать в свое видение, отец. Твои руки творили как добро, так и зло.

— Но зло бывает видно только по его результатам!

— Таков удел многих великих зол, — сказал Лето. — Ты проник только в часть моего видения. Неужели у тебя не хватило сил?

— Ты же понимаешь, что я не мог бы остаться там навсегда. Я никогда не делал зла. Если знал, что это будет зло. Я не сын Якуруту. — Он поднялся на ноги. — Ты же не думаешь, что я из тех, кто по ночам смеется над другими?

— Очень грустно, что ты никогда не был истинным фрименом, — сказал Лето. — Мы, фримены, знаем, как назначать арифу. Наши судьи умеют выбирать из зол наименьшее. И так будет у нас всегда.

— То есть у фрименов? Ты хочешь сделать их рабами судьбы? — Пауль подошел к Лето и каким-то застенчивым движением протянул вперед руку, коснулся оболочки, покрывающей кожу сына, провел пальцами по руке, потом по плечу, до уха, потрогал щеку, потом рот.

— Ах, все-таки у тебя осталась еще природная плоть, — сказал он. — Но куда заведет тебя новая плоть?

Пауль бессильно уронил руку.

— Туда, где люди смогут творить свою судьбу каждый миг.

— Ты говоришь так, как может говорить Мерзость.

— Я не воплощение Мерзости, хотя мог стать им, — сказал Лето. — Я видел, как это случилось с Алией. В ней живет демон, отец. Я и Гани знаем этого демона: это барон, твой дед.

Пауль прикрыл лицо руками. Плечи его затряслись. Потом он взял себя в руки и опустил руки. Рот его был плотно сжат.

— Это проклятие нашего Дома. Я молился о том, чтобы ты выбросил это кольцо в песок, чтобы ты отрекся от меня и выбрал другую жизнь. Все было перед тобой.

— Но какова цена?

Пауль ответил после долгого молчания.

— Конец пути содержит его оправдание. Однажды я не смог отстоять свои принципы. Только однажды. Я принял махдинат. Я сделал это ради Чани, но это сделало меня плохим правителем.

Лето было нечего ответить на это. Память о том решении была у него в душе.

— Я не могу лгать тебе больше, чем я лгал себе, — продолжал Пауль. — Я это знаю. Каждый человек должен иметь такого судью. Я хочу спросить у тебя только одно: Тайфунная Битва действительно необходима?

— Да, в противном случае род человеческий угаснет.

Пауль почувствовал истину в словах Лето и тихо произнес, признавая преимущество видения сына:

— Я не видел этого среди возможностей выбора.

— Думаю, что о такой возможности подозревает Община Сестер, — сказал Лето. — У меня нет другого объяснения действий бабушки.

Ночь повеяла холодом. Одежда Пауля облепила ноги от сильного ветра. Отец дрожал от холода. Заметив это, Лето сказал:

— У тебя есть фримпакет, отец. Я надую тент, и мы проведем эту ночь в комфорте.

Но Пауль только покачал головой, зная, что в его жизни больше не будет комфортных ночей. Муад'Диба, Героя, надо уничтожить. Отныне останется только Проповедник.

~ ~ ~

Фримены были первыми людьми, разработавшими сознательную и подсознательную символику для выражения движений и отношений своей планетной системы. Они были также первыми в мире людьми, которые описали свой климат в почти математической форме, языком, чьи письменные символы воплощали (и интериоризировали) внешние отношения. Язык сам по себе был частью системы, которую он описывал. Письменные формы несли в себе очертания того, что они обозначали. В таком развитии было имплицитно заложено тончайшее локальное знание того, что необходимо для поддержания жизни. Меру взаимодействия языка и системы можно оценить на основании того факта, что фримены считали себя ищущими пропитания стадными животными.

— Кавех вахид, — приказал Стилгар. Принеси кофе. Он сделал знак адъютанту, стоявшему у единственной двери помещения с голыми каменными стенами, в которой Стилгар провел эту бессонную ночь. Это было то помещение, в котором старый фрименский наиб обычно завтракал, да и время уже подходило, но после такой ночи Стилгару вовсе не хотелось есть. Он встал, растягивая затекшие мышцы.

Дункан Айдахо сидел на низкой подушке у двери, пытаясь подавить зевоту. Он только что сообразил, что они со Стилгаром проговорили почти всю ночь.

— Прости меня, Стил, — сказал он. — Я не дал тебе спать всю ночь.

— Кто не спит ночь, тот добавляет к своей жизни лишний день, — ответил Стилгар, принимая из рук адъютанта поднос с кофе. Он пододвинул к Айдахо низкую скамью, поставил на нее кофе и сел напротив гостя.

На обоих мужчинах были надеты желтые траурные одежды. Наряд Айдахо пришлось одолжить в сиетче, поскольку местные жители не очень любили зеленую форму слуг Атрейдесов.

Стилгар налил себе темный напиток из толстостенного карафе и отпил глоток, после чего поднял чашку, давая знак Айдахо. Это был старинный фрименский ритуал: «Можешь пить без опаски: я его попробовал».

Кофе варила Хара, и сделала его так, как предпочитал Стилгар: зерна прожаривались до розовато-коричневого цвета, толклись в ступке еще горячими в мелкий порошок и немедленно заваривались с добавлением щепотки Пряности.