Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто это? — спросил слепой, тряся поводыря за плечо. — Почему мы остановились?
Голос был глухой и гнусавый из-за затычек в ноздрях. Юноша со страхом посмотрел на Лето.
— Это одинокий странник в Пустыне. По виду он сущий ребенок. Я пытался направить на него червя, но червь не захотел подойти к нему.
— Почему ты ничего мне не сказал? — спросил слепец.
— Я думал, что это одинокий путник, — начал оправдываться юноша. — Но это оказался демон.
— Ты выражаешься как истинный сын Якуруту, — заговорил Лето. — А вы, сир, вы — Проповедник.
— Да, это я, — теперь страх появился и в голосе Проповедника. Он понял, что встретился со своим прошлым.
— Здесь нет сада, но я приглашаю вас разделить эту ночь со мной, — сказал Лето.
— Кто ты? — требовательно спросил Проповедник. — Как сумел ты остановить червя?
В голосе старика обозначились нотки зловещего узнавания. Он призвал на помощь память своего альтернативного видения, зная, что рано или поздно доберется до истины.
— Это демон! — протестующе крикнул погонщик. — Мы должны как можно быстрее бежать отсюда, иначе наши души…
— Молчать! — проревел Проповедник.
— Я — Лето Атрейдес, — сказал Лето. — Ваш червь остановился, потому что так было угодно мне.
Проповедник застыл в наступившем ледяном молчании.
— Иди ко мне, отец, — произнес Лето. — Сойди с червя и проведи эту ночь со мной. Я дам тебе сладкого сиропа. Я вижу, что у вас есть фримпакет с едой и кувшины с водой. Мы разделим наши богатства здесь, на этом песке.
— Лето еще дитя, — возразил Проповедник. — Говорят, что он погиб от происков Коррино. В твоем же голосе нет ничего детского.
— Вы же знаете меня, сир, — сказал Лето. — По возрасту я ребенок, каким были вы, но у меня очень древний опыт, а голос натренирован.
— Что ты делаешь здесь, во Внутренней Пустыне? — спросил Проповедник.
— Бу цзы, — ответил Лето. Из ничего — ничто. Это был традиционный ответ Дзенсунни, путника, который находится в полном покое, не прилагает ни к чему усилий и живет в гармонии с собой и своим окружением.
Проповедник потряс поводыря за плечо.
— Это ребенок, это действительно ребенок?
— Ай-ай, — только и смог выдавить из себя охваченный ужасом юноша.
Проповедник вздохнул так, что все его тело сотряслось от этого вздоха.
— Нет, — сказал он.
— Это демон в обличий ребенка, — сказал наконец поводырь.
— Вы проведете ночь здесь, — заявил Лето.
— Мы поступим, как он велит, — решил Проповедник. Он отпустил плечо поводыря и, спустившись на песок, обернулся к юноше. — Отведи червя подальше и пусть он погружается. Он устал и не станет нас тревожить.
— Червь не пойдет, — возразил погонщик.
— Он пойдет, — сказал Лето. — Но если ты попытаешься сбежать на нем, то я прикажу червю сожрать тебя.
Лето подошел к чувствительному пятну червя и сказал:
— Иди туда.
Юноша вставил рычаг в ушко крюка и выдернул его из кольца червя, и тот медленно заскользил по песку, поворачиваясь по мере того, как погонщик наклонял фиксирующий крюк.
Проповедник, ориентируясь на голос Лето, легко поднялся по склону дюны и встал в двух шагах от сына. Это было сделано с такой уверенностью, что Лето понял, состязаться с отцом будет нелегко.
Слишком далеко разошлись их видения.
— Сними маску, отец, — сказал Лето.
Проповедник повиновался — откинув складку капюшона, он отстегнул маску.
Зная собственную внешность, Лето внимательно всмотрелся в это лицо, наблюдая черты сходства, заметные в гаснущем свете дня. Черты лица Проповедника образовывали формы непостижимой похожести, отражавшей путь генов, не связанных определенными границами. Но ошибки быть не могло. Это те самые черты, которые перешли к Лето из гулких дней прошлого, из дождей, из чудесных морей Каладана. Но теперь они стоят друг напротив друга у развилки дорог на Арракисе и ждут: какими извилистыми путями разойдутся эти дороги в дюнах.
— Вот так, отец, — сказал Лето, взглянув влево, откуда возвращался юный поводырь.
— My зейн, — сказал Проповедник, резко взмахнув рукой. И в этом нет ничего хорошего.
— Коолиш зейн, — мягко возразил Лето. Это очень хорошо, лучше и быть не могло.
Лето перешел на язык чакобса — древний боевой язык Атрейдесов.
— Я здесь, и я остаюсь! Мы не имеем права этого забывать, отец.
Плечи Проповедника ссутулились, давно забытым жестом он прижал ладони к пустым глазницам.
— Дав тебе свет моих глаз, я забрал твою память, — сказал Лето. — Я понимаю твое решение, я был в том месте, где ты скрываешься.
— Я знаю об этом, — произнес Проповедник и опустил руки. — Ты останешься?
— Ты назвал меня именем человека, который начертал эти слова на своем гербе: «J'y suis, j'y reste».[21]
Проповедник тяжело вздохнул.
— Как далеко ты успел зайти? Что ты сделал с собой?
— Моя кожа теперь не моя, отец.
Проповедник вздрогнул.
— Теперь я понимаю, как ты меня нашел.
— Да, я связал свою память с местом, где никогда не бывала моя плоть, — сказал Лето. — Но мне надо провести с тобой один вечер, отец.
— Я не твой отец. Я — всего лишь его бледная копия, реликт. — Он повернул голову туда, откуда приближался поводырь. — У меня нет больше видения будущего.
При этих словах Пустыню объяла ночная тьма. На небе высыпали звезды.
— Вубах уль кухар! — крикнул Лето поводырю. Приветствую тебя!
— Субах ун нар! — донеслось из темноты.
— Это молодой Ассан Тарик, — хрипло прошептал Проповедник. — Он очень опасен.
— Все Отверженные опасны, — ответил Лето невозмутимым тоном, — но не для меня.
— Ты можешь видеть это так, но я не разделяю твоего видения, — произнес Проповедник.
— Но у тебя, вероятно, нет иного выбора, — сказал Лето. — Ты — филь-хакика, реальность. Ты — Абу Дхур, Отец Бесконечных Путей Времени.
— Сейчас я ничто, кроме как приманка в ловушке, — с горечью ответил Проповедник.
— Алия уже клюнула на эту приманку, — сказал Лето, — мне же ее вкус не понравился.
— Ты не можешь этого сделать, — прошипел Проповедник,
— Я уже сделал это. Моя кожа более не принадлежит мне.
— Может быть, тебе еще не поздно…
— Нет, уже слишком поздно. — Лето склонил голову набок. Он слышал, как на их голоса вверх по склону дюны карабкается поводырь.
— Приветствую тебя, Ассан Тарик из Шулоха! — сказал Лето. Юноша застыл в нескольких шагах от него, как темная тень, осыпанная светом звезд. Во всем облике поводыря — в опущенных плечах и неловко повернутой голове — сквозила нерешительность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});