Князь Святослав II - Виктор Поротников

Телегу тряхнуло на ухабе. Ода тихонько застонала.

- А Удон возьмет Вышеславу в жены, коль ее брак с Болеславом расстроится? - снова спросил Олег.

Ода не ответила. Она спала.

Княжино Селище было расположено на крутом холме и представляло собой деревянный теремок, окруженный многочисленными хозяйственными пристройками. Вершина холма с трех сторон была обнесена тыном, за которым ниже по склону расползлись лачуги и полуземлянки зависимых смердов. С четвертой стороны был отвесный обрыв, возле самого его края возвышалась дубовая часовенка. А неподалеку, чуть повыше, красовался теремок с резными наличниками на окнах, с двускатной крышей, украшенной маковками и флюгерами в виде петухов.

От вида, открывающегося из окон теремка, захватывало дух.

Извиваясь среди полей и холмистых лугов, несла свои спокойные воды река Белоус, по берегам которой зеленели кудрявые заросли вербы. Вдалеке, охватывая полукругом речную долину, стоял стеной высокий сосновый лес. Под самым обрывом текла совсем небольшая речушка, впадающая за березняком в Белоус.

Уже вовсю колосились хлеба, и проносившийся ветер колыхал зеленые нивы, словно морские волны.

Ода и Олег, осмотрев теремок сверху донизу, задержались в одной из светелок, которую Ода облюбовала себе под спальню. Они стояли у раскрытого окна, завороженные открывшимися далями и чистотой синих небес.

День выдался солнечный, и испарения от пропитанной обильными дождями земли, напоенные густым запахом луговых трав, поднимались кверху вместе с неясной призрачной дымкой, смягчающей полуденный зной.

Огнищанина[98], заправлявшего княжеским хозяйством, звали Перегуд. Он выслушал все наставления и распоряжения Оды, покорно кивал головой. Со слов княгини выходило, что она сама пожелала прожить остаток лета вдали от Чернигова без мужа и детей.

Ода отобрала из молодых рабынь две приглянувшиеся ей девушки, повелев огнищанину переодеть их в чистые нарядные платья и поселить рядом с ее опочивальней.

Олегу надо было возвращаться в Чернигов, Ода не удерживала его. Она лишь попросила навещать ее почаще.

- Я еще надоем тебе своими приездами, матушка, - с улыбкой сказал Олег.

Ода недовольно повела бровью.

- Хотя бы здесь называй меня по имени, - промолвила она. - И знай, что после всего случившегося я скорее отдамся тебе, нежели твоему отцу.

Эти слова для княжича были подобны раскату грома.

Синие глаза мачехи в упор глядели на Олега, в них не было стыда или смущения, не было страха перед Господом или собственной совестью. Это были глаза женщины, бросающей вызов моральным устоям и целомудрию христианки. Они горели страстным желанием отомстить обидчику хотя бы таким путем. Колебания Олега были мгновенно побеждены этим взглядом.

Юноша порывисто обнял обеими руками голову молодой женщины и приник к ее устам. Ода не сопротивлялась, покрывало упало с ее запрокинутой головы. Этим поцелуем было сказано все: страстное стремление княжича видеть в своей молодой мачехе желанную женщину натолкнулось на ее готовность принадлежать ему и только ему.

Обратно Олег ехал полупьяным от чувств. Оказывается, как сладок грех! Но разве грех любить? Олег спрашивал сам себя и сам же себя укорял: любить женщину не грех, но не жену же отца своего!

За всю дорогу от Княжина Селища до Чернигова Олег так и не смог подыскать весомых оправданий ни для себя, ни для своей мачехи. Вместе с тем он не мог оправдать и отца в его жестком отношении к супруге. Путаясь в собственных мыслях, Олег то скакал рысью, то переходил на галоп.

Воибор на своей громыхающей телеге далеко отстал от княжича.

Заботы князя Изяслава

Однажды пожаловал в Чернигов половецкий хан Токсоба с пышной свитой. Хан привез Святославу богатый выкуп за дочь убитого в сражении два года тому назад хана Искала. Искал был побратимом Токсобы, и, поскольку все родственники юной половецкой хатунь погибли в том злополучном походе половцев на черниговские земли, заботу о ней взял на себя хан Токсоба.

- Долгонько ты, друже, золотишко собирал, - подтрунил над ханом Святослав. - Дочь Искалова уже и язык наш успела выучить, и к квасу привыкла, и к бане русской. Захочет ли она обратно в кочевье?

- Степную волчицу молоком не прикормишь, княс, - с полуулыбкой молвил Токсоба. - Вот увидишь, как обрадуется мне несравненная Бикэ-хатун.

В гридницу ввели пленную половчанку.

Олег, сидевший вместе с братьями среди черниговских бояр, впервые своими глазами увидел пленницу, о которой много раз слышал.

Половчанка была одета по обычаю своего народа в облегающие шаровары, заправленные в короткие сапожки, в ярко-красный кожух с узкими рукавами, голова была покрыта тончайшим покрывалом.

Длинные волосы золотисто-рыжего цвета были заплетены в две косы, переброшенные на грудь. Если бы не слегка раскосые глаза, не тонкий прямой нос с красиво очерченными ноздрями, не восточный овал лица, дочь Искала вполне можно было принять за славянку.

Взоры множества мужчин не смутили девушку, все внимание которой сразу устремилось к сородичам. Цветастые стеганые халаты степняков, их короткие яркие кафтаны сразу бросались в глаза на фоне менее ярких одежд русичей.

Токсоба заговорил с пленницей на ее родном языке.

Половчанка оживленно отвечала, бросая взгляды то на Токсобу, то на сидящего на троне Святослава. Блестели в улыбке белые, будто жемчуг, зубы, лицо девушки стало еще краше.

- Прощай, Бикэ Искаловна, - торжественно произнес Святослав, - отныне ты свободна как ветер. А то, что креститься в православие тебя понуждали, не обессудь, обычай у нас такой - всех язычников в истинную веру обращать.

- Так ты крещеная? - Токсоба изумленно воззрился на Бикэ.

Бикэ с отвращением тряхнула головой, ее красивые глаза гневно сузились.

- Не была крещеной и не буду! Ненавижу я веру христианскую! Христиане едят тело мученически загубленного Божьего Сына и пьют кровь Его. Все христиане злодеи и насильники. И первый из них - князь черниговский! - Половчанка ткнула в Святослава пальцем. - Он надругался надо мной, когда я не захотела ласкать его. И в дальнейшем заставлял меня спать с ним, это было много раз. Увези меня отсюда, хан. Увези скорей!

Бикэ бросилась к хану и, упав на колени, обняла его ноги.

Среди половцев прокатился гневный ропот. Токсоба медленно поднял вверх правую руку, и ропот смолк.

Святослав, нахмурившись, ждал, что скажет хан.

Бояре черниговские также замерли в напряженном ожидании.

- Уведите Бикэ-хатун, - коротко бросил Токсоба двум своим телохранителям.

Воины подняли девушку с колен и торопливо вывели из зала.

К удивлению русичей, хан сел на пол, сложив ноги калачиком, и тягучим монотонным голосом затянул не то песню, не то молитву. При этом он закатывал глаза и делал какие-то непонятные движения руками. Ханская свита тоже опустилась на пол, образовав широкий полукруг позади Токсобы. Но никто из половцев не проронил ни звука, хотя некоторые из них шевелили губами. Это действо продолжалось долго, наконец Токсоба встал на ноги. Приближенные выстроились у него за спиной.

- Я спрашивал наших духов, княс, как мне поступить, - сказал Токсоба, пристально глядя на Святослава, - и духи сказали мне…

- Довольно, - прервал хана Святослав, - я все понял. Ты прав, хан, и духи твои правы. Я поступил бесчестно с дочерью Искала, не по-христиански поступил. Бикэ права, я, наверно, худший из христиан в этом городе, но не все христиане такие. Как вы говорите: в каждом стаде попадается паршивая овца.

- О! - на лице Токсобы появились изумление и восторг. - Княс знает наш язык? Это Бикэ научила тебя?

- А ты, думал, хан, что я только прелестями ее наслаждался? - усмехнулся Святослав. - Язык ваш мудреный, надо признать, но не мудреней латыни. Ладно, забирай свое золото обратно. Ведь это сказали тебе твои духи.

- Ты не паршивый овца, княс, - с почтением промолвил Токсоба, - ты мудрый вожак. Ты в честном бою одолел моего побратима, и дочь его была твоей законной добычей. А то, что сердце твое соблазнилось ее красотой, говорит не о подлости христиан, но о сущности женской породы, соблазняющей не только князей, но и небесных властителей. Душа твоя широка как степь, коль ты не впал в гнев от слов Бикэ и сам возвращаешь выкуп за нее. Может, ты и хитришь, княс, но хитрость твоя не от коварства, а от большого ума.

Дальше Токсоба заговорил на половецком наречии, и Святослав, не перебивая, слушал его.

Закончив говорить, хан вопросительно посмотрел на князя. Святослав ответил хану на его языке так свободно, что знатные половцы восхищенно зацокали языками.