Городской охотник - Алексей Волков

– А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет – спасу нет. Я его не ем вовсе.

– Понял теперь? – спросил Охотник домового.

– Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал. Мне оно ни к чему. Ты ведун – тебе и ведать положено.

– Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.

– Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку...

Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера.

Алексей удивленно глянул на старого домового.

– Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, – буркнул Ждан. – Ну, забыл я про него, что зыркаешь?

Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.

– Спасибо, Ждан Лебядич!

– Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай.

Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется. То он говорит, как замшелый деревенский старик, вкрапляя в свою речь массу простонародных выражений. А то вдруг его речь становится плавной и ровной, с привычной с детства манерой построения фраз, без диалектических словечек, которые не то чтобы резали слух, но временами заставляли просто соображать немного медленнее, поскольку не сразу находились синонимы старинным фразам и оборотам.

Что уж там и говорить, старикашка был ох как не прост. С ним, пожалуй, стоило держать ухо востро. Мало ли чего можно ожидать от изнаночника. Хотя домовые отродясь не творили с людьми непотребств, свойственных остальным жителям Изнанки, но все же были народишком хитреньким, себе на уме, что называется.

Овчинная шкура подаренной домовым одежды приятно согревала начавшую уже терять чувствительность кожу, нос же, наоборот, стал стынуть, как и кончики ушей. Алексей поднял огромный, по самую макушку, ворот, сунул руки в просторные рукава, и ему стало намного уютнее.

Дальше шли молча. Холод усиливался. Вскоре Алексей ощутил, что у него стынут ноги, а джинсы, влажные после купания в коллекторе, превратились в стоящие колом вериги, сковывавшие движение. Алексей прикинул даже, что неплохо бы остановится и чем-нибудь увесистым отбить со штанов намерзший лед. „Блин, застужу все как есть“, – подумал Алексей, с завистью глядя на домового, которому все было нипочем.

Еще примерно десять минут пути прошли в молчании. Петляя по различным закоулкам и отноркам, путники вскоре приблизились к выходу настолько, что стал виден свет, льющийся из щелей в неплотно прикрытой двери.

Алексей удивился, что в таком монументальном сооружении из огромных каменных глыб дверь была настолько хлипкой. Обычная дощатая дверь, сбитая вкривь и вкось, как у деревенского сортира, даже не была повешена на петли. Просто стояла в дверном проеме и даже не падала.

Остановились у двери. Ждан Лебядич подошел и осторожно постучал, как будто собирался не выйти, а наоборот – войти. Притом в чужой дом.

Дверь, скрипнув, неспешно отворилась.

Яркий свет ударил в дверной проем, на мгновение ослепив Алексея даже сквозь пальцы руки, которой он быстро прикрыл глаза.

А потом его оглушил шум. Не такой, конечно, как в большом мегаполисе, в котором он жил. Но сразу стало понятно, что по ту сторону двери тоже большой и густонаселенный город.

Скрипел снег под множеством ног, лап, копыт и черт знает чего еще. В морозной свежести отчетливо разносились гортанные выкрики на незнакомом Алексею языке. Раздавался равномерный, явно механического происхождения стук.

И над всем этим в воздухе стоял звон. Приятный звон, похожий на благовест, раздающийся по большим праздникам с колоколен Москвы.

Когда с глаз спала пелена, Алексей шагнул наружу вслед за старым домовым, так удачно ставшим его провожатым, и осмотрелся. Казалось, что пейзаж с домами, дорогами, фонарными столбами сошел с открыток начала прошлого века. Дома, не выше трех этажей, были густо укрыты снегом. По расчищенной дороге неслась повозка, запряженная тройкой вороных коней. Из-под копыт в воздух взлетали куски снега, выбитые из мостовой. Охотник разглядел, что между возницей и повозкой была натянута тонкая сетка, специально для защиты от снега. Присмотревшись внимательнее, Алексей с удивлением увидел, что у коней, влекущих повозку по снежной дороге, вместо привычных копыт на самом деле были когтистые лапы, покрытые такой же шкурой, как и скакуны. Возница был бородат, волосат и... в чешуе. Там, где на его роже не росли волосы, виднелись крошечные серые чешуйки, переплетающиеся, как у змеи, в сложный узор.

За спиной возницы на мягких скамьях разместилась разухабистая компания – и люди, и нелюди. Все они как будто вывалились из кабака на Басманной, где только что пили водку из запотевших графинов, закусывали стерлядкой в сметане и зразами с пылу с жару. На передней скамье, спиной к чешуйчато-мохнатому кучеру, примостилось нечто коротконогое и короткорукое, в синем армяке нараспашку, красной рубахе, которая буквально лопалась на пузе. Куцые лапы с толстыми, похожими на сардельки пальцами с перепонками безжалостно терзали гармонь, растягивая меха, что было сил и насколько хватало длины рук. Инструмент жалобно визжал, издавая звуки, мало похожие на музыку. Однако вся компания радостно гоготала и скалилась. Напротив „гармониста“, облапив тонкими, как будто свитыми из проволоки, руками двух пышнотелых красоток, обряженных в парчу и батист, сидел „человек“. Его длинные ноги, даже вытянутые под соседнюю скамью, были согнуты в коленях, потому что не помещались в повозке. Одет он был в сюртук, который сидел на нем как влитой, черные лаковые штиблеты с белыми гетрами и обтягивающие худые ноги бриджи. Белая крахмальная манишка торчала из-под отворотов сюртука. Из рукавов струились кружевные манжеты. На голове была бейсбольная кепка. Самая обычная бейсболка, каких в Москве тысячи.

Дамы, которых обнимал щеголь в бейсболке, были на вид нормальными женщинами. На первый взгляд. Разве что несколько бледнее, чем положено. При внимательном рассмотрении, если бы на него у Алексея было время, можно было бы заметить, что у красавиц широкие тонкогубые рты, да такие, что иная лягушка просто лопнула бы от зависти. Маленькие носики-пуговки и вовсе были без ноздрей. А в остальном они были очень даже аппетитными пышечками, не лишенными некоторого обаяния.

Тройка со звоном и топотом пронеслась мимо Алексея и домового, обдав их мелкой снежной крошкой из-под лап и полозьев. Кучер гаркнул что-то, должно быть, предупреждая зазевавшихся пешеходов.

Мимо прошла дама, шелестя парчой и кружевом. Под руку с ней шло, ползло или перетекало что-то, больше похожее на полутораметровую кучу подгнившей и проросшей картошки. Из него торчали бледные отростки-усики, которые находились в постоянном движении. В воздухе стоял острый запах кислятины, давным-давно перепревшей, как старая закваска. Однако дама не испытывала дискомфорта, а наоборот, прижималась к своему кавалеру округлым бедром, которое угадывалось под множеством юбок, и тихонько хихикала, скромно прикрыв пальчиками руки маленький ротик. Кавалер, переваливаясь с боку на бок, довольно урчал, видимо, тоже смеялся.

Таких пар на улице было много. Как ни удивительно, они не вызывали недоумения у окружающих, большинство из которых было не менее странными, чем эта пара.

Вот по противоположной стороне улицы прошагал скелет, закованный в огромные ржавые доспехи. На плече он нес шпагу, размером больше подходящую великану. Но костлявого пешехода это нисколько не смущало. Равно как и то, что кончик шпаги был загнут на манер кочерги.

Над крышами, громко выкрикивая скабрезности в адрес гуляющих, пронеслась стайка крошечных существ на маленьких метлах. На головах у них красовались шляпы наподобие той, что носил Гендальф. Широкополые, с острым верхом. Черные старушечьи платья развевались от порывов встречного ветра, являя красные, как кумач, панталоны всем, кто потрудился бы задрать голову к небу, дабы рассмотреть летящих. Но всем, кроме ошарашенно уставившегося на них Алексея, маленькие злые летуньи были безразличны.

– Баньши, – пояснил Ждан, заметив недоумение Алексея. – В Ирландский квартал полетели. Домой.

– Ага. – Охотник очумело качнул головой. – Ирландский квартал, говоришь? Ты куда меня привел?! Это совсем не то место, где я был! Это же Изнанка! Ты что, шутки вздумал шутить? – напустился Алексей на домового, испуганно втянувшего голову в плечи. – Мне нужен дом, из которого я попал в коллектор! А ты меня куда привел? Меня там дело ждет! Мне еще там неупокоенных духов надо угомонить! Там Олег и поп! Они на меня рассчитывают! А ты что? Эх... Их же без меня там...

Алексей обхватил голову руками и сел в снег.