Голос крови - Олег Юрьевич Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но попугай-то был! Где девица его взяла и куда потом дела?
Остановись, Арина! Федьку отпустили? Отпустили. И даже протоколов не осталось. Ну так займись уже первоочередным – поисками маленького Саши Семина. Выкинь из головы все лишнее. Не думай о зеленой обезьяне. Точнее, о попугае. Но как тут не думать, если чертова птица так и мелькает перед глазами?
Что, если вся история с Федькой – способ отвлечь Арину от похищения? Или только от одного из похищений?
До Пионерского парка оставалось всего четыре квартала, и Арина решила еще раз взглянуть на место преступления. Или все-таки происшествия? Элина свекровь – штучка та еще. На здоровье, если верить ее медкарте, не жалуется, так что жуткую версию потенциального родственного донора можно исключить. Однако невестку терпеть не может. Похищение – попытка выставить Элю плохой матерью и, соответственно, женой? Возможно.
Осматривать еще раз ту самую аллею особого смысла не было, все что можно было, чуть не с микроскопом исследовали. Но вдруг?
Две неуловимо похожие друг на друга старушки – хотя одна была облачена в аккуратный льняной брючный костюм, дополненный маленькой соломенной шляпкой, а другая щеголяла пестрой гавайкой поверх ярко-бирюзовых бриджей и оранжевой бейсболкой – сидели на той же лавочке, что и позавчера. Не прерывая тихой беседы, они окинули Арину молниеносными, но внимательными взглядами. Идеальные бы свидетельницы были, вздохнула она. Если бы не возраст и сопутствующее «глаза уже не те». Хоть и говорят, что с возрастом развивается, как правило, дальнозоркость, но увы: прохожих старушки воспринимали как цветные силуэты. За вчерашней трагедией они наблюдали пристально, но – в меру возможностей. И похитительницу описали так же, как Эля: темная юбка (возможно, в цветочек), просторная футболка с длинными рукавами, на голове что-то вроде панамы, на плече – яркая клетчатая сумка. На ногах, вероятно, балетки. Или теннисные туфли. Светлые. Упомянутых Шиловой полосок внизу «божьи одуванчики» не заметили. Беседовали с ними порознь, да они и не возражали, покивав «мы понимаем, так и надо!» – но описания были сходны, и обе настаивали, что похитительница была, безусловно, женщиной:
– Ноги, правда, великоваты, но у нынешних и тридцать девятый не редкость, – с некоторым осуждением констатировала та, что предпочитала классический стиль одежды. – Только походку-то не скроешь.
Замечание про походку было дельным, это Арина знала на собственном следственном опыте. Хорошие старушки, так жаль, что не дальнозоркие. Но обе упомянули еще одну деталь, которую не заметил больше никто, даже Эля: коляску похитительница не задела случайно, а толкнула сознательно. Это, безусловно, было важно, хотя в поисках мальчика помочь вряд ли могло.
– Добрый вечер, – движимая надеждой, которую и сама считала бессмысленной, Арина остановилась возле седых подружек.
– Добрый вечер, – ответили они почти в унисон и так же синхронно улыбнулись. – Арина… Марковна, так?
– Так. Вы, может, что-то еще вспомнили?
Головами они качали тоже синхронно, с явным сожалением.
Больше никого в вечерней аллее не было. Ни одного скейтиста, ни единой коляски.
Только через три лавочки от старушек, немного дальше вчерашнего места происшествия на границе коричневой от ольховых и березовых сережек обочины сидящая на корточках девица что-то делала на дорожке, как будто ковыряла ее. Темные кудри падали ей на лицо, мешали, она отбрасывала их нетерпеливо, почти с досадой. Подойдя поближе, Арина остановилась, приглядываясь: да, точно, не показалось, девица копается не в земле, а в асфальте. Не обновляли его уже очень давно, так что покрытие местами потрескалось, кое-где и вовсе выкрошилось, а кое-где асфальтовые обломки лежали своего рода мозаикой. Некоторые ее элементы держались плотно, другие шатались.
Один из таких кусков, вынутый из своего гнезда, лежал прямо перед «археологиней».
Покопавшись еще немного, она положила кусок на место, обернулась, словно изучая окаймлявшие аллею стволы берез, рябин, тополиного подроста и лещины, встала, сделала несколько шагов, то оглядываясь на деревья, то всматриваясь в трещины и бугры дорожки. И наконец остановилась, присела на корточки, потрогала еще один кусок асфальтовой «мозаики», пошатала, поддела каким-то инструментом – Арине со своего места было не разобрать, что это такое, и она приблизилась еще на пару-тройку метров.
Девица, вздрогнув, вдруг обернулась, вскочила…
– Да что ж вы так пугаетесь? – улыбнулась Арина, в считанные секунды преодолев разделявшее их расстояние. – Я ж не бандит какой-нибудь. Совсем наоборот.
– Я ничего не знаю! Не трогайте меня!
– Разве я вас трогаю? – Арина изобразила удивление. Да и изображать-то не пришлось: реплика «я ничего не знаю» звучала не слишком обыкновенно. На Арине же не написано, что она следователь? Просто девушка, каких тысячи, подошла к другой девушке в парке. А та вдруг – я ничего не знаю. Да еще испугалась, словно перед ней дракон огнедышащий. – Я просто поговорить хотела.
– Я не могу! Вы не имеете права меня задерживать! Мне надо идти! Я опаздываю!
Не имеете права меня задерживать – это еще интереснее. Главное, ни с того ни с сего и здрасьте, задерживать. Это, воля ваша, что-то из серии «знает кошка, чье мясо съела» и «на воре шапка горит». Правда, совершенно невозможно представить, что эта красотка имеет отношение к похищению. Уж больно пуглива. Эдакая трепетная лань. Хотя для лани чересчур фигуристая. Таким на каждом углу вслед свистят – хороша Маша, да не наша. Глаза большие, яркие, брови над ними – как крылья, рот сочный без всякой помады. Только глаз и не разглядишь, так и смотрит в землю. И плечи горбит, как будто красивая грудь – это что-то стыдное, надо прятать. И вообще прикидывается серой мышкой. Или не прикидывается? Но что-то она знает, безусловно. Арина усмехнулась:
– Кто ж вас собирается задерживать? Однако ж минуту назад вы никуда не торопились.
– Я ничего плохого не делала!
– Кто ж говорит, что вы делали что-то плохое. А что именно делали-то? Ну не мнитесь, я же видела.
– Тогда зачем спрашиваете?
Логично.
Асфальтовый обломок, над ковырянием которого Арина ее застала, стоял торчком, обнажив коричнево-белесую ямку. Подумав лишь мгновение, Арина ковырнула соседний кусок. Здесь ямка была поглубже, и в самой ее серединке сквозь земляную и асфальтовую крошку просвечивало колечко. Маленькое, на первый взгляд простенькое, но удивительно изящное: тоненькие «лапки» обхватывали голубоватый камешек так нежно, словно его не вставили в гнездо, словно он сам оттуда каким-то чудесным образом вырос.
