Голос крови - Олег Юрьевич Рой

Почтальонка… Может, эта дамочка в юбке с крупными красными цветами такая же случайная пешка, как и мальчишка? Лишний – всего-то второй – посредник, и найти создателя письма становится задачей не просто сложной, а принципиально нерешаемой. Или она, Арина, лишнего выдумывает? Преувеличивает интеллект похитителя? Но сам способ похищения говорит о том, что операция спланирована кем-то очень скрупулезным, тщательно продумывающим все детали. Крик «она украла моего ребенка!», с одной стороны, привлекает всеобщее внимание, с другой – переключает его, уводит от похитителя. От похитительницы. Как карнавальный костюм на грабителе банка: ярко, броско – и никто в итоге этого грабителя не видит. И, похоже, броская расцветка «почтальонкиной» юбки – из той же серии.

Хотя дети обычно – отличные свидетели, их яркими юбками не отвлечешь. А этот мальчишка ничего толком не запомнил, не заметил.

Может, нечего было замечать?

Существовала ли та «почтальонка»?

* * *

Некоторое время Арина сидела, тупо глядя в стену. Тупо. Тупик. Мысли зашли в тупик. Нет, само по себе соображение – мальчишка мог лгать – и разумное, и профессиональное. Но если этот, как его, Всеволод Петрович, врал – значит, он лучший актер всех времен и народов. Нет, так не сыграешь.

Ясно одно. Кто бы ни прислал требование о выкупе – он знал адрес. Значит, похищение не было спонтанным. Мысль выглядела очевидной, но – неправильной. Как Бармалеева улица в Питере: впервые увидев табличку, Арина страшно обрадовалась – привет из детства! – и довольно долго полагала, что улица названа в честь персонажа Чуковского. Ну очевидно же! Оказалось, что в реальности дело обстоит ровно наоборот: Чуковский, гуляя по Питеру с приятелем своим художником Добужинским, зацепился за любопытное название – и через несколько минут из-под карандаша Добужинского появился злой разбойник Бармалей, а еще через некоторое время – и сказка Чуковского. Вот и с этой мыслью про адрес Семиных что-то было не то.

Еще хуже, что появление требования о выкупе означало, что копали они все изначально «не туда». Все предварительные логические выкладки потеряли смысл.

Или… не все?

Почему требование прислали так поздно? Ведь похитители выжидали, получается, двое суток? Зачем? Она чувствовала, что движется куда-то «не туда», что задает неправильные вопросы. Но какие – правильные?

Что там говорит о похищениях криминология? Правильно, что с большой долей вероятности похититель – не чужой, а кто-то из близких. Непутевый племянник, завидующий благосостоянию дяди, школьный приятель, таящий обиду на более успешного (хотя бы в смысле благополучия семьи) однокашника. Ну и так далее. Чтобы кого-то похитили чисто из-за денег, рядом с объектом реально должны стоять эти самые деньги. А не какой-то там автосервис. Хотя, конечно, кому и сотня – деньги. Ей вспомнился похожий случай десяти-, если не пятнадцатилетней давности. Ребенка тогда похитили два бомжа. Ну… почти бомжа. И нашли их почти мгновенно, очень уж своеобразным было письмо о выкупе и обозначенная в нем сумма. Нет, это не наш случай. «Низовой» контингент опера весь прошерстили, просеяли сквозь мелкое сито и на уши поставили – бдите, не то…

И обдолбанные подростки ни при чем.

Значит, либо действовали психи-трансплантологи-сатанисты (из всех перечисленных Арина готова была всерьез поверить разве что в психов), либо кто-то «свой».

В дверь кабинета просунулась голова одного из дежурных:

– Арина Марковна, к вам посетитель просится. Говорит, про мальчика что-то.

Она махнула рукой – давай, мол, своего посетителя.

Звонки, после того как Семин обклеил фотографиями маленького Лелика чуть не весь город, шли сплошной волной. И психи попадались, но все больше – неравнодушные граждане. Зря ППШ сердился, думала Арина, неравнодушные граждане – страшная сила. Хоть кто-то хоть где-то хоть что-то да видел. Пока, правда, никаких результатов семинские листовки не принесли. И посетитель, конечно, тоже ничего полезного не скажет. Может, вообще очередной псих. Не позвонил ведь, сам явился. Кто-нибудь вроде господина писателя, который месяц назад активно набивался в помощники, размахивая всемогуществом творческой интуиции и тихонечко, почти шепотом признаваясь, что на самом деле жаждет рекламы.

Голова исчезла, вместо нее в кабинете появился маленький тощий человечек. Нет, мысленно оговорилась Арина, не тощий – изящный. Длинные тонкие пальцы наводили мысли о скрипке. Впрочем, нет. Не скрипач – дирижер. И не идеально отглаженный костюм небеленого льна ему пристал – а фрак.

Должно быть, она произнесла последнее слово вслух, потому что человечек вдруг просиял:

– Вы догадались?

– Догадалась?

– Вы сказали «фрак»!

– Простите, я нечаянно.

– Ну что вы! – он так взмахнул руками, что Арина окончательно уверилась – ну точно, дирижер. – Каждый труд почетен, разве нет? И хороший официант…

– Официант?!

Вот так летишь со всех ног и – бемц, перед тобой внезапно не просторный зал, а – стеклянная стена перед этим залом. И ты в нее – лбом. Арине показалось, что она услышала гулкий звон удара. Официант?

– Ну да, – он изящно наклонил голову, подтверждая. – Бывший, правда. Но, знаете, бывших официантов не бывает. Как бывших разведчиков, как бы парадоксально это ни звучало.

Похоже, все-таки псих, почти огорчилась Арина. Человечек ей понравился. И вслух она сказала мягко:

– Интересная точка зрения. И чем же я могу вам помочь?

– Это я могу вам помочь. Во всяком случае надеюсь.

Черт! Именно так рекомендовался тот писатель: это я могу вам помочь, во всяком случае надеюсь. Но тот-то рекламный повод создавал, а этот, значит, точно псих.

– Слушаю вас.

– Мальчик. Мальчик, которого похитили. Я его видел.

Говорил он совсем не экзальтированно. На стуле не подпрыгивал, руками не размахивал. Может, все-таки толковый? Стараясь не поддаться бессмысленной надежде, Арина все же заговорила быстрее:

– На улице? В транспорте? – она вздохнула. Такое свидетельство тоже, конечно, было бы небесполезно, но если мальчика вчера, к примеру, видели в трамвае двадцатого маршрута, это не очень помогает.

– Нет-нет. Я видел его во дворе. В частном доме, – по столу скользнул небольшой листок, на котором ровным, изящным, как сам посетитель, почерком был выведен адрес. Третий проезд, номер дома… Это где же это у нас Третий проезд? Ах, да!

– Это на Кирзаводе, кажется?

– Так точно, – опять чеканный, как у выпускника пажеского корпуса, кивок. – Я бы вас не обеспокоил, но в полиции меня слушать не стали. Я было к ним направился, но увы. Сказали, что я с ума сошел.

Странно. Да, Кирзавод – это уже граница города, но ориентировки разосланы по всей