Собрание сочинений в 3 томах. Том 1 - Валентин Овечкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вы чего от меня хотите? — спросил Дорохин. — Чтобы я вам трактор вытащил? Чем?
— Вы же сами сказали про ваших пушкарей, что у них тягачи стоят без дела.
— У них — не у меня.
— Ох, какой вы! — вспыхнула Дуня. — «Не мое дело! Обратитесь к такому-то…» Нам без трактора никак не обернуться. Не посеем — жить нечем. Он же здесь, в этом хуторе, стоял, здесь его и утопили. Это место как раз перед вашими окопами, потому и пришли к вам. Если б захотели помочь… Вы свои люди тут в дивизии. Вам скорее тот командир даст тягача!
— Товарищ лейтенант! — сказал Харитон Акимыч. — Вы не обижайтесь на Евдокию Петровну. Она у нас немножко нервенная. Ее за орден при немцах три раза в гестапо таскали…
— Вот я расскажу, товарищ лейтенант, как у нас работа идет, — встала Марфа Ивановна. — Акимыч говорил, вы из хлеборобов, поймете. Двенадцать коров у нас работают. По две пары в плужок запрягаем — три плуга. И две лошади — сеялку тягают. А еще ж надо заборонить. Три гектара в день вспахать, засеять — больше мы не в силах, как ни крутись! За две недели сорок гектаров посеяли. Ну, еще сорок посеем. Что это для колхоза?..
— Вряд ли и трактор вас выручит. Неизвестно еще, в каком он состоянии. Может, придется его ремонтировать.
— Отремонтируем, — сказал Головенко.
— Когда? Вам же он нужен сейчас, к севу.
— Ничего! — сказал Харитон Акимыч. — Пусть даже до конца апреля провожжается он с ремонтом. Май — самое лучшее время по нашей местности просо сеять. Пшеницы-то на семена у нас уже почти и нет. А просо есть, соберем у колхозников. Его немного требуется. Широкорядным — пять килограммов на гектар хватит. Набузуем побольше проса — тоже хлеб. С пшенной кашей не пропадешь!
— А горючее?..
— Вот уж насчет горючего дойдем до самого командира дивизии! Неужели не пожертвует нам на хозяйство хоть сколько-нибудь горючего?..
— Я две бочки автола на усадьбе МТС закопал, — сказал Головенко.
Дорохин притушил папиросу.
— Где же вы его утопили? Ну, пойдемте, покажите.
Все вышли по ступенькам из глубокого блиндажа на воздух, выбрались из окопа, прилегли на бруствере. Была темная, звездная ночь.
— Вон там, — протянул руку Головенко.
Под кручей, на равнине, невдалеке смутно поблескивало чистое плесо неширокого извилистого Миуса, в берегах заросшего камышом.
— Там был мост. По мосту его отбуксировали на ту сторону, а потом отсюда, на тросах, тремя машинами затянули до половины речки…
— Какой там грунт? — спросил Дорохин.
— Грунт — ил, местами песок, — ответил Харитон Акимыч. — Мягкий грунт.
— Я прошлым летом, при немцах, купался там, — сказал Головенко. — Нарочно полез, чтобы пощупать, как он стоит. Засосало по брюхо. Но можно выручить. Подрыть под передком, завести бревна, набросать камней.
— Тремя машинами, говоришь, затянули? Колесниками?
— Да. И этот, что утопили, — колесный. Сэтэзэ.
— Ну, теперь не меньше трех гусеничных надо, чтобы вытащить!..
Все долго молчали, глядя в ночную даль. С противоположных высот изредка взлетали в воздух ракеты. Трассирующие пули, бесцельно, от скуки пускаемые вверх часовыми в немецких окопах, бороздили небо в разных направлениях, будто звезды, сорвавшись с места, убегали друг от дружки в какой-то игре. С луга тянуло сыростью, холодком. В расположении соседнего слева батальона, занимавшего оборону по линии железной дороги, в посадке щелкали соловьи.
— Птицам божьим что война, что не война, они свое дело делают, — заметил Харитон Акимыч.
Дуня лежала рядом с Дорохиным, касаясь его локтем, кусала сорванную на бруствере травинку.
— Но дело не в том, что тяжело тащить, — сказал Дорохин. — И три тягача можно попросить… А вы так простудитесь, Евдокия Петровна. Земля холодная.
Девушка приподнялась на колени…
— И так не годится. Видите, постреливают. Вот эти огоньки, что прямо вверх чуть поднимутся и будто на месте замрут, — это сюда.
Дуня спустилась в окоп.
— Обдумано все правильно. Можно и подкопать, и камней набросать. Одного только вы, товарищи, не учли. Немцы-то где?
— Так немцы — вот они. Ракеты пущают, — ответил Харитон Акимыч.
— Слышно им будет, если мы подгоним тягачи к самой речке?
— Еще как слышно! Вон у них кто-то железом цокает — нам же слышно.
— То-то и оно! Старый солдат, а тоже не сообразил!
— Да я уж сам поглядываю, товарищ лейтенант… Не выйдет наше дело.
— Они же подумают — танки идут! Такого огонька всыпят! Командир артполка не даст тягачи. Да я и просить не стану. Глупо просить. И командир дивизии не разрешит. Это же целая боевая операция. Надо ставить артиллерии задачу на прикрытие. Что вы, товарищи! Бросьте об этом и думать.
— А если зацепить его тросом в воде, — сказала Дуня, — а другой конец вывести подальше, туда аж?.. — махнула она рукой.
— Куда — подальше? Километра за три?
Все засмеялись невесело.
— Распроклятый Гитлер, навязался, собака, на нашу голову! — вздохнула Марфа Ивановна. — Разорил, загубил все. Начинай сызнова. Да какое сызнова! Когда сходились в колхоз — ведь у людей были лошади, инвентарь, — свели, снесли в кучу, с того и начали. А теперь — ничего нет! Ни брички, ни хомута, ни ярма.
— Нет, на этого утопленника пока не рассчитывайте. Надо искать вам другой выход.
— Выход один. Чтоб больше пахать, надо коней из сеялки выпрячь. Чтоб больше посеять, надо пахоту остановить. Как ни мудри — ничего не получается. Вот еще поставим всех, кто не занят на плугах, лопатами копать землю. Ну, извиняйте, товарищ лейтенант, что побеспокоили. Девчата! Кузьма!..
— Погодите. Чтоб Евдокия Петровна не считала меня бюрократом бездушным, я вас чаем напою. Никитин! — окликнул Дорохин ординарца. — Собери-ка там на стол.
Долго сидели гости у Дорохина в блиндаже за «столом» — кубом, вырезанным из земли посреди блиндажа, застланным вместо скатерти чистой простыней, — ели консервы, поджаренное сало, пили чай с галетами, вспоминали, каким был их колхоз в хуторе Южном до войны. Старшина поиграл на баяне…
Долго не спал после ухода гостей Дорохин. Прошел по окопам, проверил посты во всех взводах, вернулся, прилег, а заснуть не мог. Вспомнилась Кубань, бригада, трактористы, с которыми работал много лет. Разбросала война всех неведомо куда. Ни от одного не получил на фронте письма. Да и как они могли ему написать? Они не знали, где он, так же как и он не знал их адреса. Их станица освобождена, как и эти села на Миусе, лишь в феврале… Долго, не смыкая глаз, думал о Галине. Где она? Что с нею? Где была при немцах? Как пережила лихое время? Пережила ли?..
На свое письмо, посланное в станицу в правление колхоза, он еще не получил ответа. Галине не писал. Почему? Хотелось сначала узнать от других, что она жива и ждет его…
Случилось так, что дня через два Дорохин сам послал связного на полевой стан колхоза «Заря счастья» за Харитоном Акимычем и трактористом.
В роту Дорохина приходил заместитель командира батальона по политчасти и сказал ему между прочим:
— Сегодня, лейтенант, будешь спать под музыку. Где-то какую-то важную высотку хотят отбить у немцев. Воевать будут ночью. Танки пойдут туда. А шум поднимут по всему фронту дивизии — чтоб сбить немцев с толку. Артполк выставит тягачи на передовую. У тебя, у Левченки, у Нестерова будут шуметь. Готовьтесь, в общем. Достанется и вам на чужом пиру похмелье!..
Дорохин послал связного за председателем колхоза, а старшине приказал:
— Сходи, Юрченко, в артдивизион, попроси от моего имени капитана: пусть эти ребята, что будут здесь ночью демонстрировать танковую атаку, захватят буксирные тросы. Скажи — для чего. Слышал, о чем просили нас люди?
— Слышал. Достану тросы, товарищ лейтенант! — откозырял старшина. — Для Дуни — постараемся!
— Глупости говоришь! Дуня тут ни при чем.
— Так я не про вас. Про себя говорю — постараюсь для Дуни.
— А, про себя!.. Ну, старайся…
Харитон Акимыч пришел уже в сумерки с бородатым Головенко, с Марфой Ивановной и Дуней.
— Попробуем вытащить ваш трактор, — сказал им Дорохин. — Приготовьте что нужно — камни, бревна. Вот старшина дает вам в помощь двух бойцов. Тягачи придут к полуночи. А женщин я не звал. Вам тут делать нечего. Тут будет жарко! Предупреждаю, товарищи колхозники, работать будете под огнем!
— Это что ж такое случилось? — спросил старик. — Третьего дни сами сомневались — нельзя, а нынче можно стало?
— Нельзя было, а нынче можно, вот и все, что могу вам сказать.
— Да нам-то и не к чему знать. Нам свое дело справить. Ну что ж, спасибо, товарищ лейтенант! Кузьма! Ту каменную загату разберем, что ли?
— А чем подвезете камень?
— Чем подвезем?..
— Забыл сказать связному, чтоб вы с подводой прибыли. Наши лошади в хозвзводе… А вот женщины пойдут к вам в хозяйство, пусть пришлют оттуда ваших лошадей. Идите домой. Этой ночью не разрешаю вам тут болтаться. До свиданья! Желаю успеха. Юрченко, командуй!