Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар

– Какого еще мальчика?

Взгляд Асавина похолодел.

– Не надо этих игр, милая. Сыт по горло. Я знаю, ты вчера приходила в квартал Звонарей и куда-то увела Курта.

Уна насупилась, но продолжала молчать, прожигая его взглядом.

– Я знаю, ты, милая, самозванка. Никакая ты не дочка Салмао, и какая удача, что начальник стражи Медного порта здесь, можно разобраться на месте…

– Брешешь, каторжник! – прошипела красотка. – Сам ведь пострадаешь.

– Да ну? – ухмыльнулся Асавин. – А что на меня есть помимо пустых инсинуаций? А вот в тебе, милая, я сомневаюсь. Поди, нет у тебя нужных бумажек или они не в порядке. Одно дело обманывать неграмотных шлюх, а начальник стражи знает, что к чему… Так что валяй, зови своего борова. А мне винца принеси.

Едва заметным движением бровей она выдавала свою внутреннюю борьбу. Прикидывала, надежно ли охмурила Иноло, чтобы рискнуть. Затем рот у нее искривился, будто она сейчас изрыгнет поток оскорблений. Блеф сработал.

Вслед за ртом перекосило и красивое личико, и она перешла на глухой сбивчивый шепот.

– Сучий ты потрох, ну ладно! Думаешь, никто не знает, что вы тут с Тьегом устроили? На твое счастье, сука, шум никому не нужен. Я тебя, мразь, предупреждаю по доброте душевной – не лезь в это дело. Иди, дальше обстряпывай свои жалкие делишки, а сюда сунешься – яйца оторвут…

– Фу, как грубо, – наигранно оскорбился Асавин. – Но я верю, ты это не со зла, а от усталости. Всю ночь свиней пасти! Выпей эфедры, милая, чтобы прийти в себя, а я подожду.

– Забудь про него, – прошипела Уна. – Не было никакого мальчика, – ее рот вдруг пересекла недобрая усмешка. – Впрочем… можешь копать дальше… Посмотрим, что из этого выйдет.

Асавину не понравился ни ее взгляд, ни зловещий тон. Блеф или замешаны силы, которым лучше не переходить дорожку? Кто-то, кого она боится больше, чем Иноло.

Асавин изобразил испуг.

– Не было, говоришь, мальчика? – переспросил он. – Все так серьезно?

– Пошел… на… хер, – прошептала Уна таким сладострастным голосом, что у Асавина по затылку пробежали мурашки.

– Любовничку привет, – сказал он прежде, чем ретироваться из борделя.

Пройдя пару кварталов, блондин замер в подворотне, откуда было видно оба хода «Негодницы». Слова Уны мало походили на блеф. Стоило выяснить, на кого работала эта проходимка и какое у нее задание.

Асавин простоял так несколько часов, раздумывая о возможных последствиях собственного любопытства. Слуга владел важной информацией о личности своего хозяина, она не должна попасть в чужие руки, иначе все старания пойдут насмарку.

Наконец после полудня его ожидания вознаградились. Уна выскользнула в подворотню, в сторону главной улицы района Певчих Птиц. Асавин узнал ее, несмотря на темно-зеленую накидку с капюшоном, скрывающим лицо. Выждав несколько секунд, он осторожно двинулся следом. Она вышла на шумную Игровую. Отовсюду лилась веселая музыка. У ярко раскрашенного колодца развлекал мерно текущую толпу уличный жонглер с бубенцами на манжетах. Зазывалы приглашали в питейные, игровые и публичные дома, нахваливая преимущества своего досуга. Цокали копыта. Игровая был достаточно широкой, что по ней без труда разъезжали маленькие трехместные коляски. Уна помахала рукой извозчику, остановив одну из них.

– К Изморной, – донеслось до Асавина.

Лошадка перешла на рысь, и колесница с тентом быстро удалилась из поля зрения. Денег, чтобы догнать ее, у Асавина не было, но он не привык так быстро сдаваться. Эльбрено знал, где находится Изморная, а еще, что коляска может двигаться только по широким мощеным дорогам, огибая район Акул по крутой дуге. Асавин же мог двигаться напрямик, по грязным тесным переулкам. Может, так и нагонит. Странная тревога схватила его за сердце. Изморная находилась на границе с Угольным портом. Впору развернуться и идти обратно, как рекомендовала девушка, но блондин оседлал вспененный гребень странного лихорадочного азарта. Дойдя до первой же подворотни, ведущей к району Акул, Асавин выхватил из толпы зычный голос:

–… Слушайте! Время точить зубы и когти! Время править живым и предавать мертвецов земле. С каких это пор маска – воплощение добродетели? Испокон веков лица скрывали лишь те, кому было что скрывать – грешники, убийцы, грабители! Мы возвели на трон нечестивцев и забыли, что значит быть людьми! Пора вспомнить имя человеческое!

Асавин удивленно обернулся, оглядев небольшую толпу, собравшуюся вокруг вставшего на бочонок оратора. Какие опасные слова. Тощий парень напоминал бедного студента или молодого ремесленника: небогатая, явно поношенная одежда, но опрятная, выстиранная и заштопанная. Обыватель, каких тысячи в любом из светлых кварталов Медного, но за призыв отвернуться от Его Благодати в любом районе ждали только застенки Протектората и перебитые суставы. Асавин поспешил в безопасную темноту подворотни. Встречаться с протекторами ему не улыбалось.

Ряды домой на Изморной напоминали сельский частокол. Неодинаковые по этажности, но однообразно темные и облупленные. Тридцать лет назад, когда в Ильфесе бушевала эпидемия западной пагуби, именно на Изморной, в наспех возведенных бараках, впоследствии ставших домами, словно крабы в тесном ведре жили зараженные. Семьями их заколачивали в своих домах, а сточные канавы полнились трупами. Здесь же копали траншеи для умерших и заливали раствором извести, словно на руднике Белого Древа. Сейчас об этом напоминали только заколоченные кое-где ставни и белые следы на стенах, складывающиеся в слова и цифры. Малопонятные артефакты тридцатилетней давности. Эпидемия давно отбушевала, траншеи заложили брусчаткой, опустевшие комнаты вычистили для новых жильцов, а вместо засыпанных трупами сточных канав прорыли новые, широкие и глубокие настолько, что через них перекинули узкие кованые мостки. Только народ не стремился селиться на Изморной. Память об эпидемии переросла в суеверный страх перед неуспокоенными духами, а священник так и не вернулся в маленькую часовенку Благодати.

Асавин увидел коляску у одного из широких мостков. Пассажирская скамья опустела, а извозчик сгорбился на козлах, считая монеты.

– Простите великодушно, – издалека окликнул Асавин, боясь спугнуть возничего, – не каждый день здесь увидишь повозку из Певчих. Какими судьбами на Изморной?

Тот вздрогнул, пряча мешочек за пазуху, окатил Асавина взглядом от носков запыленных сапог до лучезарно улыбающейся физиономии с дружелюбным прищуром, и немного расслабился.

– Знамо че, – ответил он. – Дамочку подвозил, наверное, из вашенских.

– Дамочку? – притворно удивился Асавин, облокотившись на подножку коляски. – Да ладно вам? Я б знал, живи тут дамочки.

– Ну мож не из ваших. По правде сказать, она не к вам пошла, а куда-то туда… – и он рассеянно махнул на мосток, всем видом показывая, что хотел бы остаться в одиночестве.

– Не буду вас задерживать, – наигранно спохватился блондин.

Обогнув коляску, он шагнул на мосток, от которого петляла узкая дорожка, спускающаяся к темному массиву Угольного порта. На первом перекрестке Асавин надел перстень со стеклом и расшнуровал