Песнь колдуньи - Мирей Кальмель

Несколько минут спустя он выехал в ворота, которые ему беспрекословно открыли, и пустил коня галопом по южной дороге, не имея даже кинжала, чтобы защитить себя в случае нападения.

Дело, ради которого совершалось немало отчаянных поступков, началось двумя годами ранее очень далеко от Франции.

Османский султан Мехмед II имел много сыновей, в числе которых были Баязид и Джем. Престол он пообещал оставить Джему, самому младшему. Мехмед II, человек волевой и сильный, завоевал славный Константинополь и переименовал его в Истамбул. К третьему мая 1481 года он был правителем огромной империи, полагал, что у него достаточно времени, чтобы уладить вопросы престолонаследования и утешал себя тем, что поручил сыновьям управлять удаленными провинциями. Баязид и Джем прилежно осуществляли данные отцом полномочия, когда Мехмед II пал от руки предателя. Гонца, посланного уведомить о случившемся Джема, перехватили в пути, поэтому когда принц узнал о смерти отца, его брат уже объявил себя в Истамбуле султаном. Через шесть дней Джем, разгромив сторонников брата, захватил Инегёль. Между братьями началась война. Двадцать восьмого мая армия Баязида была разгромлена, и Джем, объявив себя султаном Анатолии, сделал своей столицей Бурсу. Верный принципам дипломатии, которую он предпочитал борьбе с оружием в руках, он предложил брату разделить империю. Баязид отказался. Их войска снова сошлись в яростной и кровавой битве близ города Енисехир. Армия Джема была разгромлена, а самому принцу с женой и детьми пришлось бежать в Каир.

Годом позже, преданный одним из своих людей, он снова потерпел поражение — на тот момент он уже несколько недель осаждал Конью в Анатолии.

Испытывая недостаток в людях и средствах, Джем обратился за поддержкой к великому магистру ордена Святого Иоанна. Если король Франции поможет ему вернуть трон, Джем станет всячески поддерживать Францию, имеющую свои интересы на средиземноморском побережье.

Великий магистр принял турецкого принца со всеми почестями, на которые тот мог рассчитывать, и пообещал, что союз, выгодный обеим сторонам, вскоре будет заключен. Первого сентября 1482 года Джем отплыл во Францию с уверенностью, что там он встретится с королем. Он понятия не имел о том, что великий магистр уже назвал его брату, султану Баязиду, цену за его пленение.

К Филиберу де Монтуазону, который в числе других госпитальеров прибыл в Истамбул, в темном коридоре дворца Топкапи подошла служанка: султан Баязид хотел быть уверенным в том, что рыцари ордена Святого Иоанна не передумают, и человеку, который мог бы ему это гарантировать, готов заплатить сколько потребуется, чтобы тот напрочь забыл об угрызениях совести.

С момента отплытия из Турции госпитальеры морочили Джему голову, перевозя его с места на место и устраивая пышные празднества. Предлогов у них было множество: то они никак не могут получить охранные грамоты, чтобы ступить на земли Франции, то по дорогам нельзя проехать из-за плохой погоды. Правда заключалась в том, что больного короля мало интересовала судьба Джема. Его устраивало, что Баязид выполняет условия соглашений и торговля на море процветает.

В то же время в переговоры с Джемом пытались вступить государи других стран, но не для того, чтобы прийти ему на помощь, — они намеревались захватить его и получать за это от Баязида то, что ныне доставалось госпитальерам. Поэтому последним приходилось часто искать новое укрытие для принца. Ги де Бланшфор, которому великий магистр поручил охрану Джема, отдал распоряжение Филиберу де Монтуазону найти место, достаточно удаленное от крупных городов, уединенное и в то же время такое, где при случае можно было без труда отбить нападение противника. Филибер де Монтуазон вспомнил о Сассенаже, где он провел несколько прекрасных часов в обществе Сидонии. Ги де Бланшфор согласился, что это прекрасный выбор, и Филибер де Монтуазон отправился на место, чтобы заключить сделку.

Если бы не его отчаянная влюбленность в Филиппину и чрезмерно уязвимая гордость, повлекшие за собой известные последствия, он бы сейчас не ехал по лесной опушке, выискивая на коре столетнего дуба зарубку, оставленную одним из солдат его отряда.

Наконец он нашел метку. Спрыгнув на землю, он взял повод в одну руку, а другой раздвинул ветви, за которыми скрывался узкий проход, прорубленный мечами в зарослях папоротника и колючего кустарника. Филибер де Монтуазон углубился в лес без страха, и лошадь послушно последовала за ним. Он хорошо знал своих людей, поэтому был уверен, что его уже заметил один из часовых, расставленных вокруг лагеря. Чтобы они знали, кто идет, он дважды свистнул. Это был условный знак. Как он и предполагал, тотчас же на тропинку из-за дерева вышел часовой.

— Благодарение всемогущему Господу нашему! Какое счастье видеть вас живым и невредимым, мессир!

— А вы уже на это не надеялись, Гарнье?

— И не я один!

— Нежданные гости были?

— Лис, лань и два диких кабана. И несколько беззубых презренных разбойников, которых обуяло нечестивое желание нас обобрать. И те и другие отправились к праотцам, — пошутил солдат.

Филибер де Монтуазон кивнул. Приятно оказаться в своей стихии… Он пошел следом за Гарнье, который через равные промежутки времени нарушал лесной покой резким условным свистом. Довольно быстро они вышли на прогалину, на которой отряд шевалье разбил лагерь. Временным убежищем солдатам служил крытый мхом шалаш из веток, установленный возле ручейка, исток которого находился неподалеку, в груде камней. В центре поляны располагался окруженный камнями очаг, где на импровизированном вертеле жарился заяц, распространяя вокруг изысканный аромат — столь изысканный, что у Филибера де Монтуазона от голода подвело живот. Его друг де Люирье, командовавший отрядом в отсутствие шевалье, подошел к нему. Они дружески обнялись, искренне радуясь встрече.

— Выглядишь не лучшим образом, друг мой. Судя по-всему, случилось нечто неприятное, — встревожился де Люирье, осматривая лишенную волос отметину на черепе Филибера де Монтуазона.

— Неприятнее и не бывает, — отозвался тот, скривившись. — Время не ждет. Выезжаем немедленно.

— Прекрасно, наши люди только обрадуются, — заверил его лейтенант, поворачиваясь к остальным, чтобы сообщить новость.

На сборы ушло всего несколько минут. Филибер де Монтуазон тем временем рассказывал де Люирье о том, что случилось. Зайца разрезали, каждый взял по куску. Мясо ели уже на ходу.

На опушке мужчины оседлали коней и быстро преодолели лье, остававшееся до перекрестка дорог.

Филибер посмотрел на Гарнье.