Целый вагон невест - Дарья Калинина

– Помню, – буркнула Мариша. – А зачем? Мы же должны были к нему вчера идти.

– Расскажем старику, что я теперь богата, пусть порадуется. Он единственный, кто здесь хорошо ко мне отнесся. Во всяком случае, он никогда не говорил Вернеру гадостей про меня. Наоборот, хвалил меня. Вернер даже начал ревновать, – ответила Аня. – И потом, я уверена, что он просто перепутал дни и ждет нас в гости именно сегодня.

– А вдруг не сегодня, а в следующий четверг? – закапризничала Мариша, которой было неохота тащиться по дождю куда-то, когда рядом с ней сидел маленький Франц и не сводил с нее влюбленных глаз.

Он уже успел сообщить Марише, что если найдет связь между пропавшими невестами Вернера и его смертью, то ему светит повышение в должности. Тогда он сможет позволить себе снять квартиру и жениться. Последний факт Маришу живо заинтересовал. Германия показалась ей достаточно приятным местом для жизни. А что касается преступлений, то их всегда было много вокруг. Так что лишний труп дела не менял. Если только, конечно, это будет не ее собственный труп.

Тем не менее Аня вытащила Маришу из дома, и они направились к Густаву. Старик был дома, и стол был накрыт. Но судя по количеству приборов, он ждал не только их одних.

– Наконец-то! – поприветствовал он девушек. – Вы – первые гости. Остальные где-то пропали. Ничего не понимаю, пригласил их к шести часам, а сейчас уже почти семь. Может быть, у меня часы спешат, сколько на ваших?

– Никто не придет, – мрачно заметила Мариша. – Все приходили вчера. Собственно, мы тоже приходили вчера, когда ты нас и пригласил. А сегодня мы только зашли, чтобы сказать, что розыгрыш тебе удался, все были в восторге.

– Вчера? – удивленно переспросил Густав. – Но вчера я ездил в Мюнхен. Странно, я был совершенно уверен, что пригласил вас на сегодня. Да у меня даже было записано.

И он полез в карман за ежедневником.

– И в самом деле вчера, – сказал он растерянно. – Ах я старый дурак! Заставил ждать себя таких прекрасных юных девушек. Но сегодня я уж искуплю свою вину. Хотя понимаю, что нет мне прощения за то, что я вас разочаровал.

Мариша открыла было рот, чтобы сказать, что не очень-то он их и разочаровал, напротив, они прекрасно провели вечер в компании с двумя молодыми людьми. Однако ее опередила Анна, начавшая рассказывать о том, как они нашли завещание в камине, как отнесли его к нотариусу и что дочери Вернера решили подать в суд встречный иск, не побоявшись полученных ими угрожающих писем. Во всяком случае, Кати не побоялась. Она восприняла потерю папиного наследства значительно более болезненно, чем Ева, которая уже не первый год зарабатывала себе на жизнь своим трудом. Кати такой вариант не устраивал, она хотела получить папины деньги, и ее не волновало, что папаша почему-то этого не хотел.

– Да, Кати никогда не одобряла визиты в дом отца всех этих девушек, – закивал головой Густав. – Помню, она как-то заявилась ко мне и попросила постонать и покашлять, а сама записала все на пленку.

Мариша представила, как должна была звучать запись, и ее передернуло.

– Но этого ей показалось мало, – продолжал рассказывать Густав. – Она потребовала, чтобы я произнес нечто вроде: «Берегись, смертная! Убирайся, пока жива!» Это надо было сказать с завываниями, перемежая слова диким хохотом и шагая по рассыпанному на полу крупному песку. Сама Кати при этом колотила палкой по батарее и булькала водой в горле. Смело могу сказать, что запись получилась совершенно жуткой, и я страшно устал. Мы записывали целый вечер и извели кучу кассет. Не знаю, зачем я вам это рассказываю, но мне показалось, что Кати собирается использовать эту кассету, чтобы напугать невесту Вернера.

– А какую невесту по счету? – живо спросила у него Мариша.

– Не помню, но точно не первую, – сказал Густав. – Первую я очень хорошо помню. Она была особой очень энергичной и вспыльчивой. Вернер просто из сил выбивался, стараясь поспеть за ней. Но так и не поспел. Она удрала от него и пошла работать в Мюнхене в какой-то ночной клуб танцовщицей. Понимаете, что я имею в виду? Понимаете, какого рода танцовщица? И я все хотел спросить у вас, а зачем вам эти девушки?

– Нам они совершенно не нужны, но приехал брат одной из них и уверяет, что девушка пропала, – ответила Анна. – Вот мы и хотели разузнать, куда она могла деться.

– Если это та самая, о которой я только что рассказывал, то ищите ее сами, – забрюзжал Густав. – Я вчера ради вас отправился искать ее в Мюнхен и натерпелся такого стыда от бестактных намеков разных молодых наглецов, что мне там больше делать нечего. Побывал в таких отвратительных пристанищах разврата, что даже вспоминать противно. Число их перевалило за пятнадцать. А обошел я только центральную часть города. Куда мы катимся, хотел бы я знать? Столько веселых заведений я видел только во время войны.

– Вы видели их всех? – спросила Мариша. – Я имею в виду невест Вернера.

– Всех, – заверил ее Густав, перестав громить нынешние свободные нравы. – Я часто заходил к Вернеру в гости, поэтому он меня знакомил с каждой. Сначала я думал, что все это пройдет, но с каждой новой девушкой убеждался, что эта дурь у него из головы не выветривается.

– Какая дурь? – заинтересованно спросила Аня.

– Каждый раз, когда к нему приезжала новая девушка и начинала устанавливать в доме свои порядки, он стонал и уверял, что вернется к жене. Что будет валяться у святой Моники в ногах, но вымолит у нее прощение. Но дальше стонов дело не шло. И когда девушки исчезали одна за другой, он каждый раз клялся, что больше ни одной не будет в его доме и он идет каяться к Монике.

– А мне показалось, что Моника сама сбежала от Вернера и была вполне счастлива с Гансом, – вмешалась Мариша.

– Это иллюзия, – сказал Густав. – Моника ушла от Вернера после того, как обнаружила у него на столе брачное объявление. Представляете, какой шок она пережила! Конечно, она немедленно покинула его дом, хотя Вернер уверял, что не давал такого объявления. Оно было кем-то подброшено, и это глупая шутка, а он не имеет к объявлению никакого отношения. Но Моника была неумолима и ушла, а вскоре и Ганс подвернулся. И все же она любила Вернера и была бы рада вернуться к мужу, но как вернешься, если в доме постоянно толкутся какие-то наглые девки.

Последнюю фразу он произнес таким тоном, что девушки невольно подумали, а не задержались ли они в гостях.

– Ну а Вернер, оставшись один, пустился во все тяжкие. Весь город осуждал его за аморальное поведение. Кати очень сердилась на отца. А больше всех переживала Моника. – И Густав ненадолго умолк. Потом без всякой связи с предыдущим разговором вдруг сказал: – Кстати, мне перед вашим приходом звонила Ева и рассказала, что они с сестрой подают в суд жалобу, уверяют, что их отец в последнее время был не в себе, и просят его завещание считать недействительным, – закончил Густав. – Правда, она просила держать это в секрете, но не думаю, что такую вещь можно долго держать в тайне.

– Думаете, у них получится? – с трепетом спросила Аня.

– Трудно сказать, но то, что дело затянется на несколько месяцев, – это уж точно, – ответил Густав. – Вот я помню, моя бабушка тоже…

– Но мы не можем столько времени тут жить, – перебила его Мариша. – У меня виза заканчивается, а оставить Аню одну я не могу, ведь ее просто разорвут эти мегеры.

– Тогда не уезжай, – рассеянно сказал Густав, думая о чем-то своем. – Хотите посмотреть фотографии?

Так как уходить сразу же после того, как они слопали угощение и допили последние капли вина, показалось подругам не слишком приличным, то они согласились. Хозяин достал из шкафа несколько альбомов различной степени запыленности и передал их девушкам. Очень скоро они разобрались, что возраст фотографий в альбомах прямо пропорционален толщине слоя пыли на обложке. Было впечатление, что фотографии Густав старательно складывал в альбом, а когда он заполнялся, откладывал в его шкаф и больше о нем не вспоминал.

– Вы их что, никому не показываете? – спросила Мариша.

– Почему? – удивился Густав. – Вы же смотрите.

Мариша прикусила язык и принялась рассматривать пожелтевшие от времени снимки, на которых были изображены мужчины в военной форме и миловидные девушки в костюмах сестер милосердия. Потом на фотографиях люди снова стали одеваться в штатское, и стало ясно, что Первая мировая война закончилась. До начала Второй мировой войны семья Густава успела обзавестись кучей симпатичных ребятишек, но узнать в них младенца Густава было трудно. Девушки чуть не поссорились, а обратившись за помощью к самому Густаву, выяснили, что он и сам совершенно не знает, как выглядел в детстве. Потому что несколько раз ткнул пальцем в явную девочку и заверил, что этот крепыш – он и есть.

Девушки деликатно не стали с ним спорить. Альбом закончился вместе с началом Второй мировой войны. На фотографиях стали появляться свастики и люди в черной коже. На этом альбом закончился, а в следующем уже лежали снимки эпохи раздела и восстановления страны. Детей стало существенно меньше. Теперь в альбоме фигурировал один лишь Густав в обществе своей пожилой мамы. Потом мама исчезла, а вместо нее появились девушки и женщины. Густав собрался жениться. Но в предпоследнем альбоме не было свадебных фотографий, и стало ясно, что Густав решил остаться холостяком.