Корела - Герман Иванович Романов

— А ты, сын мой, подари им земли короля Магнуса — все равно никогда нам их не вернуть. Но не одному, а сразу двум, и не письмом.

— Послов что ли отправить Жигомонту и Каролусу?

— Пленников — и свеи, и литвины есть в полоне. И не с грамотой королевской, то невместно и честь унизит. А с письмом от боярства, да ты сам Ваня отпиши, от себя. Каролусу можно предложить союз против ляхов, и передать ему потом «отказную грамоту» от Ливонии. И по «доброте» вернуть финские земли, окромя двух крепостей с окрестностями. Нарву попросить — реку с двух сторон держать нужно, через нее торг идет. И это пусть примет как обмен на все ливонские земли, которые мы пообещаем от ляхов ему помочь отбить. Но на рать не пойдем — нам бы мир с Каролусом заключить, оно лучше доброй драки будет.

— Опа-на, — предложение немного ошарашило Владимира и князя, они переглянулись. А Мария Владимировна, продолжая вышивать, продолжила говорить дальше, как бы не заметив их искреннего удивления.

— Жигомонту тоже отписать надобно, что признаем его самого московским царем, или его сына, но токмо если поможет нам от шведов отбиться. И «наследство» опять же признаем. Ему «отказную грамоту» также отпишем. Но пусть хоть что-то отдаст взамен — Себеж и Невель от Литвы, а еще Режицу и Юрьев. С паршивой собаки хоть шерсти клок!

Такой величественной матушку (кавычки с этой секунды Владимир отбросил), он еще не видел. Да и дядя немного ошалел от столь простого предложения — видимо, не рассматривал подобную интригу. А Мария Владимировна продолжила говорить дальше:

— И нужно сделать так чтобы оба короля проведали, что мы ведем переговоры не только с ними, но и «семибоярщиной», в Москву послания пишем, дабы конфидентов там обрести. И вот еще что — я от себя письмо датскому королю отпишу, сообщу, что мой сын на царствование взошел, самим людом приглашенный. И посольство отправим, как только он тебя, сын мой, законным королем признает и родственником. А ему сие только в руку, ты взятием Выборга шведов хорошо прищемил. Да и аглицкому двору и ганзейцам отписать нужно, что торг можем вести, но то уж опосля…

Король Швеции Карл IX всю жизнь яростно желал стать монархом, но прежде него правили братья Эрик и Юхан, потом сын последнего Сигизмунд. И добился своего, хотя прошел к трону через казни и войну — риксрод и дворянство надолго запомнило «Линчепингскую кровавую баню»…

Глава 44

— «Обманка» это, государь, сей металл так и называют в Рудных горах — «никкел». Кольского острога людишки серебро искали по наказу государева, нашли «обманной» руды много, в Кеми выплавили, да сюда отправили. Похож на серебро этот «никкел», очень похож, но не мягок и плавится трудно. И от серебра его отличить легко — вот копейка, она мягонька, зубом хорошо пробуется — значит «чистая». А если медь в нее подмешивать, то твердой становится — так ефимки нынче портят. Монета ганзейская совсем худая пошла, а наша копеечка из проволоки, мы все худое из серебра выжигаем.

Мастер Семен Ильич Авинов, хотя имел старинную боярскую фамилию, одну из тех, что в «золотые пояса» в былые времена входила, но к знатному новгородскому роду отношение имел лишь боком — прадеды «половинниками» были в вотчинах — то есть за половину урожая горбатились на боярских землях. Но при том железо плавили, так потихоньку в мастеровые и перешли. Но захирело ремесло в Новгороде, как под московскую руку «господин великий» перешел, торговлишка с Ганзой порушена оказалась, а как война за Ливонию началась, совсем худо стало.

— Хм, «обманка» говоришь? Может быть и так, но если иначе посмотреть, то мельхиор получится, а то ни хухры-мухры.

Владимир только фыркнул, перебирая тяжелые комки выплавленного когда-то никеля. Не думал, что этот металл здесь известен, а оказалось его хорошо знают. Но так по Кольскому полуострову новгородцы давно хаживают, железную и медную руду в небольшом количестве там добывают, то и на никель наталкивались. Бесполезный металл с нынешней точки зрения, такой фальшивомонетчикам только в глотки заливать, а не монеты чеканить. Однако на этот счет Владимир имел совсем иное мнение.

— Так ведь на Коле золотишко еще есть, как мне сказывали?

— Имеется, государь, куда без него — сам в молодые годы с ватагой туда ходил, без малого полпуда намыли за два лета. Но зимой тяжко, ночь там бескрайняя стоит, дня почитай и нет, так, сумерки. Скорбут одолевает, зубы выпадают — семерых схоронили.

— Места помнишь, где злато мыли?

— А как же государь их забудешь — многие туда плывут за прибытком, токмо не все возвращаются. Сын у меня там бывал уже — немного намыли блесток и крупиц, но и самородки порой удается обрести.

— Вот и хорошо, Семен Ильич, — Владимир специально назвал кряжистого, с седой бородой мастера по отчеству — такое обращение многого стоило. — В люди у меня сын твой выйдет, с вичем писаться будет. Казенные острожки в тех местах ставить будем, припасы свозить заранее, но злато для моей казны только мыть, но прибыток щедрый будет, и честь тоже. Но нужно на первых порах хотя бы по десять, но лучше двадцать пудов злата намывать, а потому по десятку ватаг со знающими рудознатцами посылать нужно. Золото нам очень нужно, свою монету чеканить — червонцы. А полсотни пудов ежегодной добычи почел бы за немыслимое счастье.

Стефанович вздохнул — денег в казне оставалось мало, а ведь раньше из Новгорода шел поток серебра в русские княжества, город богател от торговли. Сейчас все в запустении, нужно принимать экстренные меры не только для заселения края, но и для развития экономики, а основа ее промышленность, металлургия. С сырьем в достатке — железной и медной руды много, нужно добывать и плавить. Шунгит есть, слюда, торф и многое другое, все под ногами и в большом количестве, только извлечь надобно. Но «кровь» любой экономики — «хорошие» деньги, и вот сейчас этим вопросом и занимался Стефанович, понимая, что проблему нужно решать, пусть и не совсем тривиальными методами.

— Тебя главой Монетного Двора поставлю, будешь деньги чеканить как при прежних царях — муж ты достойный и честный как мне сказывали. Пока дьяком поставлю, мастеров сам отберешь. Но как хорошо проявишь себя с сыновьями в трудах — думный чин пожалую.

Мастер онемел от предложения, но отвечать ничего не стал, принял молча, только низко поклонился. Владимир посмотрел на него внимательно, и понял, что Авинов, как говорится, проникся. Теперь можно было переходить к