Когда ты рядом - Светлана Талан

— Я? А я смогу?

— Сможешь. Я расскажу как.

— Если ты так хочешь…

— Очень хочу! — горячо ответила Илона.

На следующий день, когда голова Илоны уже пестрела «перьями» различных цветов, напоминая расцветку яркого попугая, к ней пришла мать. Даша впервые увидела эту эффектную, красивую брюнетку с идеальным маникюром на тонких ухоженных пальчиках и с профессиональным макияжем.

— Что ты с собой сделала?! — всплеснула руками мать Илоны. — На кого ты стала похожа?! Я сейчас же пришлю своего парикмахера. Пусть он приведет твою голову в порядок!

— Она у меня в полном порядке, — спокойно ответила Илона.

— Нет! Это не годится! Надо срочно что-то делать! И кого только они нанимают! Непрофессионалов, бездарей каких-то.

— Это я ее покрасила, — вмешалась Даша, — так захотела Илона.

— Мало ли что она захотела! — возмутилась женщина. — От людей стыдно!

— Это тебе должно быть стыдно! — внезапно взорвалась Илона. — А мне не стыдно! Мне наплевать, что скажут люди! Мне так нравится, понимаешь? Тебе не нравится, а мне нравится. Может у меня быть свое мнение? Или надо делать только так, как ты хочешь?

— Почему мне должно быть стыдно? За что? Я стараюсь для тебя и всегда делала все для твоего благополучия. Мы с папой и живем, и работаем, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты могла ни в чем себе не отказывать, — сказала мать, достала из дорогой сумочки, украшенной цепочкой с блестящими камешками, деньги и положила их в тумбочку. — Это тебе. Может, надо будет заплатить медсестре или какой-то санитарке.

— Зачем? — уже успокоившись, но по-прежнему тяжело дыша, спросила Илона.

— Как зачем? Чтобы лучше ухаживали за тобой, — ответила женщина и, изобразив на лице приветливую улыбку, обратилась к Даше: — Я вам, девушка, заплачу, только будьте, пожалуйста, внимательны к моей дочери.

— Я не беру денег, — ответила Даша.

— Все берут. На деньгах держится все.

— Мне не нужны ваши деньги, — отрезала Даша.

— И напрасно, — сказала женщина и кончиками нежных пальчиков поправила челку на лбу. — А что это за кошмар у тебя на тумбочке? — Она кивнула в сторону орхидеи и потянулась к ней.

— Не трогай! — вскрикнула Илона так, что мать, испугавшись, отдернула руку. — Уходи! Я не хочу тебя видеть! Не хочу!

— Да что это с ней? — Женщина бросила на Дашу взгляд из-под нарощенных ресниц. — Психиатра, что ли, ей вызвать?

— Вам лучше сейчас уйти, — сказала Даша.

— Возьмите. — Женщина протянула Даше пакет. — Здесь овощи и фрукты для Илоны. Проследите, чтобы она хорошо питалась.

Голос матери прозвучал глухо и совсем сухо. Она повернулась и вышла, грациозно покачивая узкими бедрами, затянутыми в дорогие джинсовые брюки.

Даша положила продукты в тумбочку и, дождавшись, пока Илона успокоится, спросила:

— Почему ты с ней так?

— Я скажу тебе почему, — тихо сказала Илона голосом, полным грусти. — Потому что я до сих пор не знаю, какие у моей матери руки. Мягкие? Твердые? Грубые? Нежные? Я могла только видеть, какие они красивые. Мать ни разу ко мне не прикасалась. У нас в доме были домработницы, няньки, поварихи — кто угодно. Они поднимали меня по утрам, расчесывали мои волосы, заплетали косички и гладили по головке на ночь. А мне, как дуре, до сих пор хочется, чтобы именно ее руки коснулись моих волос, моей руки… Я думала, что мама придет, увидит мои пестрые волосы, потреплет мою челку и скажет: «Ну и смешная ты, Илонка!»

— Вот увидишь, у вас с мамой отношения наладятся, все будет хорошо, — сказала Даша и дотронулась до пестрой челки Илоны. — Наверное, твоя мама просто недопонимает, чего тебе не хватает.

— И уже никогда не поймет, если до сих пор не поняла. У нас в доме культ денег. Я не удивилась бы, если бы там вместо иконы святых повесили доллар и молились на него, — с горькой иронией ответила Илона и криво улыбнулась.

— А я говорю, что наступит момент, когда мама придет к тебе и погладит по голове, как маленькую девочку перед сном…

— Уже не погладит. Теперь она побоится даже пальчиком ко мне прикоснуться. Думаешь, я не замечаю, что начинаю покрываться язвами? Нет, моя мамочка к гнойникам не прикоснется. Это могут сделать медсестры, нянечки, врачи, если им, по ее мнению, хорошо заплатят.

— Надеюсь, что ты ошибаешься, — сказала Даша.

— И чего мне так дались ее руки, сама не знаю! По ночам не сплю не оттого, что тело жжет огнем и жутко зудит, а оттого, что не могу представить, какие у мамы руки на ощупь… Глупая я, да?

— Ты самая классная девчонка, — подмигнула ей Даша и добавила: — И самая красивая!

— Честно?

— Честнее не бывает.

Глава 36

— О чем опять задумался? — вернул Сергея на землю голос Эли. — Все думаешь о чем-то своем, думаешь, а обо мне совсем позабыл.

Она капризно надула чувственные губы, увеличенные с помощью инъекций биополимерного геля.

— Да так, ни о чем, — улыбнулся Сергей и полез в карман за пачкой сигарет.

— Мне кажется, французская кухня гораздо изысканнее и разнообразнее, чем японская, — сказала Эля, делая глоток коктейля со льдом.

— Согласен. Полностью с тобой согласен, — рассеянно ответил Сергей, вовсе не желая вступать в споры о преимуществах той или иной кухни. Он всегда отличался нетребовательностью в еде и довольствовался тем, что было на столе, будь то жаренная на сале картошка или суп мисо с водорослями.

Он посмотрел на Элю, у которой была роскошная фигура Моники Белуччи и лицо избалованной куклы Барби. Они познакомились в Риме несколько недель назад. Кокетливое личико, пышная грудь, капризные губы привлекли его внимание, как и многих мужчин, к этой живой кукле. Сергею не хотелось оставаться наедине с самим собой и грустными мыслями. Дом, где все еще чувствовалось невидимое присутствие Виталины, был далеко, и Сергей понимал, что ему надо просто отвлечься и хорошо отдохнуть, чтобы набраться новых сил для работы. Кандидатура Эли, навязавшейся в спутницы, подходила ему как нельзя лучше, и он предложил ей путешествовать по Европе вместе. Они бесцельно проводили дни, ходили и ездили на экскурсии, посещали бары, ночные клубы, бродили по улицам незнакомых городов и просто бездельничали. Никаких взаимных обязательств, просто приятное совместное времяпрепровождение.

Эля не отличалась ни особым умом, ни тонкой душой. Да и зачем ей это, если есть длинные стройные ноги, бархатистая кожа, красивая грудь и округлые ягодицы?

— Эй! Ты где опять? — Эля тронула пальчиком кончик его носа. — А куда мы сейчас пойдем?

— Куда хочешь, — равнодушно ответил Сергей.

— Хочу… в Париж! Хочу на Эйфелеву башню!

— В Париж? — переспросил Сергей. — Сейчас?

— Хочу прямо сейчас! — промурлыкала Эля и прижалась бархатистой щечкой к бороде Сергея.

— Значит, полетим в Париж, — сказал Сергей и добавил: — Если хочешь.

— Хочу! Очень хочу! Ты прелесть! Душка! — Она чмокнула его в щеку. — И я тебя люблю! А ты меня любишь?

— Люблю, — ответил Сергей, не придавая этому слову ни малейшего значения. Эля хочет услышать его — пусть слышит…

Когда на землю опустился тихий вечер и Париж засверкал миллионами разноцветных огней, Сергей оставил спящую Элю и вышел на балкон. Он достал из пачки сигарету, чиркнул пьезозажигалкой и не спеша, с удовольствием затянулся дымом. И вспомнил незнакомую и в то же время такую близкую девушку Дашу. В памяти всплыло ее признание, что она нигде не была и даже не видела ночное море. «Почти нигде», — написала она однажды. А он был почти везде…

Сергей снова затянулся, стараясь прогнать мысли о Даше. Он был взрослым, зрелым мужчиной и прекрасно понимал, что по Интернету невозможно узнать человека и, уж конечно, не стоит испытывать к нему какие-то чувства. Одно дело писать друг другу письма, доверить что-то сокровенное, а увидеть живого человека, общаться с ним — это совсем другое. «Невозможно скучать о том, кого ты ни разу в жизни не видел», — твердил он себе ежедневно и ежечасно. Твердил и не отпускал от себя Элю. Иногда ему было стыдно оттого, что он воспринимал ее как вещь, которая вроде и не нужна, а выбросить жалко.

Сергей намеренно прервал на два месяца переписку с Дашей, решив, что им обоим нужно время, чтобы отвыкнуть друг от друга, чтобы письма не стали неотъемлемой частью их жизни. Рядом была Эля — изысканно красивая, похожая на супермодель, но такая искусственная, неестественная, наигранная. Ею можно было любоваться, давая мыслям возможность снова и снова возвращаться к девушке на фотографии.

Сергей затушил сигарету, безжалостно раздавив ее в пепельнице, и вернулся в комнату, где в роскошном розовом пеньюаре спала Эля. Он неслышно прошел мимо нее, достал из кармана пиджака портмоне и, вернувшись на балкон, вынул из него сложенную вчетверо фотографию. На него весело смотрели синие, как вода глубоких озер, глаза Даши. Сергей долго всматривался в это открытое, бесхитростное, без следа косметики лицо, потом резким движением свернул фотографию и снова спрятал в портмоне.