Олег Черниговский: Клубок Сварога - Виктор Поротников

«Ибо эти боги сотворили мир в его первозданной красе, - как-то молвил каменотёс, - они же истинные покровители Руси».

Однажды Олег спросил у Рагуила, когда они отдыхали после сытной полуденной трапезы у распахнутых дверей храма, почему жизнь людей на Руси такая неспокойная.

- Иные из русичей живут далече от Степи и не терпят зла от половцев, но даже и в лесных дебрях у них нет спокойного житья, - говорил Олег. - Вот, я - князь, а вынужден скитаться на чужбине и обнажать меч на родичей своих, поступивших со мной несправедливо. И покойный Борис, брат мой, ту же несправедливость претерпел. И старший брат Глеб тоже сгинул как изгой в чудских лесах. А ведь когда был жив мой отец, то у меня и братьев моих была совсем другая доля. Кто отмеряет каждому человеку, смерду ли, князю, радостей и горестей в его жизни? Творец? Иль всяк человек сам повинен в своих несчастьях?

Олег пытливо посмотрел в морщинистое лицо каменотёса.

Рагуил помолчал, потом ответил:

- Расскажу я тебе, князь, одну притчу. Услышал я её от своего отца, а тот - от своего.

Выткал бог Сварог[84] нити жизней людских и прилёг вздремнуть. И была жизнь человеков пряма, как лунный свет, и долга, как ветра путь. Токмо не долго так было. Прибежал котёнок-озорник, заигрался в тех нитях и скатал в клубок. Опечалился бог Сварог, отец земли и неба. Созвал он сорок волхвов[85]-ведунов и повелел тот клубок распутать по ниточке. Доныне гадают ведуны, как распутать его, и не могут дознаться. Оттого и перепутана жизнь на Руси, вкривь и вкось вихляется.

Рагуил печально вздохнул и добавил:

- Вот так-то, князь.

Олег задумался. Не глупы были предки, раз ещё с языческих времён подметили: доля человека, хоть бедного, хоть богатого, на удивление изменчива. Смысл древней притчи удивил столь простым обоснованием всех бед и извечных распрей на Руси.

«Стало быть, в том клубке Свароговом и моя ниточка жизни затерялась, - подумал Олег. - Моя затерялась, а у Бориса и Глеба уже оборвалась. Как все в этом мире просто и одновременно непросто…»

Наконец резец каменотёса сделал последний штрих на надгробной плите. Надпись гласила:

«Здесь покоится благоверный внук Ярослава Мудрого, Борис Вячеславич. Сей храбрый князь сложил голову, добиваясь лучшей доли. Было это в лето 6586-е[86] октября третьего дня. Пусть нет на свете Справедливости, зато есть на свете Доблесть».

Перед тем как выступить из Путивля, Олег поклялся над могилой Бориса вернуться и отомстить Всеволоду Ярославичу лютой местью. Убийцу Изяслава Ярославича Олег одарил чем мог, назначил воеводой и с отрядом молодых дружинников отправил в Муром к брату Ярославу. Олег рассчитывал, что Людеку удастся уговорить Ярослава выступить против Всеволода Ярославича. И когда Олег будущим летом вновь придёт на Русь, Ярослав будет ждать его с конными и пешими полками.

С оставшимся войском Олег двинулся степным шляхом к Тмутаракани.

Весть о том, что дерзкие племянники-изгои попытались оружием добыть себе княжеские уделы, отняв их у дядей своих, прокатилась по всей Руси. Узнали о побоище у Нежатиной Нивы и в далёких вятских лесах.

Когда Людек с дружиной объявился в Муроме, там уже было известно и о смерти Изяслава Ярославича, и о смерти Бориса, и о бегстве Олега в Тмутаракань, и о сожжённом Чернигове…

Ода встретила Людека и его воинов с почётом, несмотря на то что её сын Ярослав не скрывал своих опасений: князья-победители могут потребовать их выдачи.

- Незачем было устраивать столь шумную встречу Олеговым дружинникам, - выговаривал Ярослав матери наедине. - Всеволод Ярославич может враз меня из Мурома выгнать, ведь он ныне первый князь на Руси. Куда я тогда денусь, матушка?

- Смелее надо быть, Ярослав, - осуждающе промолвила Ода. - Тебе уже двадцать четыре года, а ты все на милость старших князей уповаешь. Разве Всеволод Ярославич Бог? Он смертен, как все мы. Борис был всего на полгода тебя старше, но не испугался бросить вызов самому Изяславу. Вот с кого следует брать пример, сын мой.

- И где теперь храбрец Борис? - насмешливо спросил Ярослав.

- А где Изяслав? - холодно ответила Ода.

- Пошёл бы я с Олегом и Борисом, так, может, тоже сложил бы свои кости у Нежатиной Нивы, - проворчал Ярослав. - Чего они добились? Чернигов сожжён. Борис мёртв. Олег еле ноги унёс.

- Могло быть и так, что дядья ваши потерпели бы разгром, ежели бы Давыд и ты пришли на помощь Олегу и Борису, - сказала Ода. И тут же презрительно добавила: - Но где вам отважиться на такое! Обликом вы оба в отца уродились, но норовом явно не в него.

Ярослав обиделся и долго не разговаривал с матерью. Избегал он и Людека, сразу почувствовав, что тот прибыл в Муром с намерением склонить его к войне со Всеволодом Ярославичем.

Зато Ода почти все время проводила с Людеком, к которому прониклась большим уважением, узнав, что от его руки пал ненавистный Изяслав.

По убиенному Борису Вячеславичу волею Оды в главном храме Мурома была свершена заупокойная литургия, на которую в полном составе пришли Людек и его дружинники. В основном это были люди Глеба, лишь несколько гридней было из дружины Бориса.

На другой день было произведено поминальное молебствие в честь воеводы Гремысла, также павшего у Нежатиной Нивы.

Ода всюду появлялась в траурном одеянии и настаивала, чтобы Ярослав и его дружинники тоже облеклись в траур.

- Сделай хотя бы это, - говорила она сыну. - Отдай последние почести в память о тех, кто знал себе цену и предпочёл славную смерть изгойской участи. Полагаю, за это Всеволод Ярославич не лишит тебя стола княжеского.

Ярослав уступил матери, но не удержался и от упрёков.

- К чему эти каждодневные траурные молебствия? - возмущался он. - Не проще ли было в одной литургии помянуть и Гремысла, и Бориса, и всех павших Олеговых дружинников?

- Я вижу, ты предпочёл бы вовсе не вспоминать о павших у Нежатиной Нивы, - огрызнулась Ода. - Но я хочу, чтобы муромчане знали, за что сражались князья-изгои. Хочу, чтобы они видели, каких посмертных почестей удостоились те, кто не желал влачить несправедливую долю. И я верю, что Олег не смирится с поражением!

После таких бесед отношения матери и сына совсем разладились.

Людек несколько раз пытался заговаривать с Ярославом о том, что Святославичам надлежит всем вместе выступить против Всеволода Ярославича и что только i так они добьются для себя почётных столов княжеских.

- Мне почётного стола не нужно, - сразу сказал Ярослав. - Мне и Мурома довольно. Я за то, чтоб столы почётные давались по старшинству и чтоб соблюдался закон Ярослава Мудрого.

Отчаявшись убедить Ярослава, Людек отправился в Ростов к Давыду в надежде склонить его к войне с новым киевским князем.

Давыд благосклонно выслушал Людека. В разговоре с ним он спрашивал: что намерен делать дальше Олег, поддержит ли его Роман в очередном походе на Русь, пойдут ли половцы… Но больше всего Давыда интересовало, как отблагодарят его Олег и Роман, если он придёт к ним на помощь.

- Знамо дело, братья твои в долгу не останутся, - сказал Людек. - В случае победы над Всеволодом Ярославичем Олег сядет в Чернигове, Роман - в Переяславле. А ты, княже, можешь рассчитывать на Вышгород иль Смоленск.

Однако Давыд остался недоволен таким раскладом.

- Передай моим братьям, боярин, что я согласен токмо на Чернигов. Ведь я старше Олега и Романа, поэтому и стол черниговский должен мне принадлежать по праву.

Людек обещал передать. Не задерживаясь более в Ростове, он вернулся в Муром и собрался в путь до Тмутаракани, видя явное отчуждение к себе со стороны Ярослава. Людек полагал, что ему лучше быть там, где готовятся к войне, нежели там, где её страшатся.

В последний вечер перед выступлением Людека из Мурома к нему в покой пришла Ода. Княгиня держала в руках бумажный свиток.

Она положила его на стол и проговорила:

- Это моё письмо к Олегу. Постарайся доставить его в сохранности.

- Не беспокойся, княгиня, - кивнул Людек. Олег непременно получит твоё послание.

- И ещё, - добавила Ода, - скажи, что он может рассчитывать на помощь Ярослава. Пусть только упредит нас, когда его ждать на Руси.

Людек изумлённо воззрился на Оду.

- Прости, княгиня, но Ярослав иное молвил…

- Знаю. Поверь мне на слово, боярин. Душа у моего сына из теста. Ныне он робостью объят, но к весне я сумею вылепить из него храбреца. Так и передай Олегу.

Глава двадцать первая. БИТВА У РЕКИ ХОРОЛ.

Всеволод Ярославич сел на киевский стол сразу после? погребения Изяслава.

Глядя на толпы киевлян, пришедших на похороны его брата, Всеволод не мог понять, то ли скорбят киевляне по Изяславу, то ли радуются его смерти. Во всяком случае, киевские бояре во время тризны больше восхваляли Всеволода, нежели поминали добрым словом усопшего.