Олег Черниговский: Клубок Сварога - Виктор Поротников

- Пущай племянники думают, что мы робеем перед ними, - молвил Всеволод. - Надо вынудить их действовать опрометчиво.

- Не дай Бог, в том лесу половцы затаились иль Роман со своей дружиной, - обеспокоенно бормотал Изяслав, вглядываясь в лесную чащу, расцвеченную пурпурно-жёлтой осенней листвой. - Что-то больно храбро ведут себя изгои. Не иначе, чувствуют за собой крепкую силу.

- Потому и не следует нам на рожон лезть. Терпением да умением одолеем племянников, даст Бог.

Допросив пленных торков, Олег собрал военный совет.

- Против нас стоит шестнадцать тысяч пехоты да конницы шесть тысяч, - начал он. - Думаю, не совладать нам с такой силой. А посему предлагаю договариваться с дядьями миром. Полагаю, они, видя нашу решимость, не станут упорствовать и уступят нам Чернигов доброю волею.

Лишь Регнвальд согласился, прочие воеводы настаивали на сражении.

- Нельзя идти на попятный, княже, - говорил Гремысл. - Смерть Глеба, брата твоего, требует отмщения. Пехоты у нас, конечно, меньше, зато конница наша получше. Будем действовать наскоками и расстроим войско Ярославичей. Отец твой покойный многочисленности вражьей никогда не страшился. Вспомни битву с погаными на реке Сновь.

- Я другую битву помню, воевода, - мрачно промолвил Олег. - Битву на Альте и тоже с погаными. Тогда мы еле ноги унесли.

- О чем ты говоришь, брат! - не сдержался Борис. - Чтобы я стал просить Изяслава о мире, никогда не будет этого! Изяслав повинен в смерти моей матери, на нем кровь Глеба. Этого выродка я убью собственной рукой! Чего мы медлим? Пора трубить в трубы!

- Одумайся, брат, - возразил Олег. - Против нас стоит четыре князя. Из них двое, Владимир и Ярополк, воители отменные, ты сам это знаешь. Да и Всеволод Ярославич не робкого десятка. Без черниговцев сечу затевать нельзя.

- Вот именно, - хмуро вставил Регнвальд.

Однако Борис, опьянённый лёгкой победой над торками, ничего не желал слышать.

- Коль ты робеешь, - сказал он Олегу, - то будь в стороне и смотри только. Я один пойду на них. Сила войска не во множестве, но в храбрости.

Воеводы, воодушевлённые Борисом, дружной разноголосицей поддержали его бесстрашный порыв. Громче всех выступал за битву Гремысл и военачальник касожской дружины Албек.

- Будь по-вашему, други, - уступил Олег. - Я центр возглавлю. Тебе, Албек, правое крыло даю. Тебе, Борис, левое. И да поможет нам Господь!

Было 3 октября 1078 года.

Солнце ещё не дошло до зенита, когда со стороны Нежатиной Нивы по скошенным лугам и черным пажитям двинулись на рысях конные дружины. Среди частоколов копий грозно реяли стяги. На солнце блестели щиты и шлемы. Заметно отставая от конницы, серой массой двигалась пешая рать, длинные шеренги которой растянулись почти на полверсты. Дружинники Олега, сдерживая коней, гарцевали рядом с пехотой. Вместе с князем находился Гремысл с Глебовой дружиной. Всего в центральном полку находилось около семи с половиной тысяч пехоты и конницы.

У Албека на правом крыле было девятьсот касожских всадников и шестьсот конных ковуев. У Бориса на левом - восемьсот его дружинников и тысяча ковуев.

На другом конце обширной равнины у самой реки пришли в движение конные и пешие полки. Покачивались в такт движению пешцев поднятые кверху длинные копья, ярко алели овальные, заострённые книзу щиты, трепетали на ветру красные плащи всадников. Даже издали войско братьев Ярославичей выглядело грознее и внушительнее, нежели воинство их недругов.

В центре встал большой великокняжеский полк, в котором помимо киевлян были ещё туровцы и белгородцы. Перед полком Изяслава в челе боевого построения заняли место волыняне во главе с Ярополком Изяславичем. На правом крыле расположились переяславцы во главе со Всеволодом Ярославичем, там же - торки и берендеи. Левое крыло занял Владимир Всеволодович со своими смолянами.

Боевые трубы в полках братьев Ярославичей ещё не закончили свою перекличку, когда вражеская конница уже обрушилась на их фланги.

Смоленская дружина под натиском касогов подалась назад и смешалась с пешим смоленским полком. Стяг Владимира несколько раз падал наземь, но вновь и вновь вздымался над яростной круговертью из блистающих на солнце мечей, щитов и копий. Смоляне изо всех сил пытались сдержать касогов, но все же шаг за шагом отступали к топкому речному берегу, заросшему камышом.

Дружина Бориса сшиблась с конницей берендеев, рядом ковуи рубились с конниками-торками.

Олег, желая усилить атаку, повёл своих дружинников и Глебовых гридней на волынскую дружину Ярополка.

«Коль удастся опрокинуть Ярополкову дружину, то при отступлении волыняне неизменно смешаются с Изяславовым полком, - думал Олег. - А наша подоспевшая пехота загонит недругов в реку».

Однако волыняне стояли крепко, не уступая дружине в храбрости.

Олег сразил одного волынского дружинника, сбил с коня другого, ранил третьего… Вдруг перед ним мелькнул знакомый щит. В следующий миг Олег узнал Ярополка, белый конь которого скалил зубы.

Ярополк на миг задержал занесённый над головой меч: он тоже узнал Олега.

О чем подумал сын Изяслава в этот миг? Дрогнуло ли у него сердце при мысли, что он поднял меч на своего двоюродного брата?

Олег не заметил в глазах Ярополка ненависти и решил, что тот не станет с ним сражаться.

Но он ошибся. Ярополк ударил его мечом, целя в шею. Зазевавшийся Олег с трудом отбил опасный удар. Подоспевший на выручку Регнвальд сбоку нанёс сильный удар копьём в грудь Ярополку.

- Ворон считаешь, княже! - рявкнул Регнвальд ни Олега.

Тот, понукая коня, устремился к Ярополку, желал расквитаться, но князя заслонили телохранители. В схватке с его гриднями Олег получил две лёгкие раны, но и сам сумел ранить двоих. Сражавшийся рядом с Олегом Регнвальд изловчился поразить волынского воеводу.

Неизвестно, что послужило сигналом к бегству Ярополковой дружины, то ли гибель воеводы, то ли большое число убитых и ещё большее количество раненых, но вдруг разом все переменилось. Только что Олег видел перед собой щиты волынян и их сверкающие мечи. И вот уже мелькают разномастные крупы вражеских лошадей, развеваются длинные хвосты. Бегство волынян было стремительным. Сплочённая дружина Ярополка разлетелась, рассыпалась, подобно брызгам, по широкому полю. Гулкий топот сотен копыт заглушал торжествующие крики победителей.

«Теперь черед Изяслава! - Олег вглядывался вперёд, туда, где виднелось чёрное великокняжеское знамя. - Токмо бы Всеволод не разгадал наш замысел. Токмо бы касоги выстояли против смолян».

Киевская дружина устремилась на помощь волынянам, но внезапно очутилась между бегущими берендея ми и наступающей дружиной Олега. Берендеи в панике расстроили конные сотни киевлян, а за ними следом подобно вихрю нагрянула дружина Бориса. Киевляне оказались между двух огней. Изяслав сражался впереди своих гридней, совершенно не понимая, что происходит, куда надлежит пробиваться.

Олегу казалось: нужно ещё одно усилие и враг будет окончательно разбит. Он видел, что дружинники Бориса в ясских шлемах сминают и опрокидывают киевлян, а чёрное знамя с красным трубящим ангелом находится в самом пекле битвы.

Неожиданно возле Олега оказался ковуй на взмыленном коне.

- Вай-уляй! Беда, князь! - выкрикивал он, удерживая на месте своего скакуна. - Борисби убит!

У Олега сердце замерло в груди.

- Что ты мелешь, негодяй! - закричал он, не желая верить услышанному. - Не может этого быть! Не верю. Нет! Нет!…

- Клянусь душами предков, я не лгу, князь, - гонец обиделся. - Алхаз-бей сообщает тебе: Борисби мёртв.

- Не поверю, пока не увижу тело, - рявкнул Олег. - Где оно? Где Алхаз-бей?

Гонец махнул рукой туда, где шла отчаянная сеча. Звенели мечи, дыбились кони, с громким треском ломались копья… Киевляне и часть волынян стояли насмерть против обступивших их врагов.

Олег и его гридни поскакали вслед за гонцом. В голове Олега стучала одна мысль: «Неправда! Борис не мог умереть! Не мог».

Бунчук Алхаз-бея был воткнут в землю чуть в стороне от звенящего железом огромного скопища всадников. Полтора десятка лучников стояли полукругом возле бунчука с луками, взятыми наизготовку. Тут же был Алхаз-бей и несколько его телохранителей, державших лошадей под уздцы.

- Где Борис? - крикнул Олег, спрыгнув с коня.

Алхаз-бей молчаливым жестом указал на тело под красным плащом, лежащее на траве в центре полукруга, образованного спешенными ковуями.

Расталкивая ковуев, Олег бросился к этому плащу и полной уверенности, что красная ткань скрывает кого угодно только не Бориса. Он сдёрнул плащ с неподвижного тела и застыл поражённый увиденным. Перед ним лежал мёртвый Борис.

Голова была разможжена ударом топора, один глаз полностью вытек. Но все же его можно было узнать.