Нежное насилие - Мари Фишер

Как ни странно, боли в желудке снова стали ее беспокоить. Кажется, они усиливались по мере того, как отступала ее грусть из-за разрыва с Жан-Полем. Причину она понять не могла, да и не пыталась. Просто тяжесть в желудке была чем-то таким, с чем ей приходилось существовать, как другим, скажем, с зубным протезом. Дело привычки.

Ранним утром, когда Катрин неслась по автостраде, ею владело чувство освобождения. Она так расшалилась, что даже громко запела.

К середине дня она без всяких происшествий доехала до Гамбурга, осторожно проманеврировала по оживленному центру и припарковала машину на стоянке «Герхардт-Гауптманн-Платц». Пешком, с чемоданом в руке, она дошла до улицы Паульштрассе и позвонила в тяжелую дверь «Пансионата Кройц», который всегда был готов к приему гостей. Катрин вошла в маленькую мрачную приемную и поздоровалась с хозяйкой пансионата. Госпожа Кройц, энергичная, уже немолодая женщина, чуть напоминала Хельгу Гросманн, быть может, потому, что носила очень похожую прическу из обесцвеченных волос, а может быть, и другими чертами.

– Вы, конечно, хотите позвонить в Гильден? – спросила она.

– Да. А откуда вы знаете?

Госпожа Кройц самодовольно улыбнулась.

– Ну как же, госпожа Лессинг. Вы обычно делаете это прежде всего.

– Это чтобы мама не беспокоилась.

– Очень хорошо с вашей стороны. Сейчас молодые люди не слишком-то часто помнят о таких вещах.

«Да, – подумала Катрин, – но не так уж много и матерей, которые на этом настаивают». Но этих слов она не произнесла, не желая портить хорошее впечатление, произведенное ею на госпожу Кройц.

Хозяйка пансионата проводила Катрин на третий этаж.

– Это та же комната, что и в ваш прошлый приезд, – заметила она. – Номер двадцать шесть.

– Очень хорошо.

Дощатые полы, покрытые стоптанным сисалевым ковром,[31] потрескивали под их ногами. Госпожа Кройц сначала открыла дверь комнаты, потом коробку с телефоном, стоявшую на ночном столике. Катрин сняла кожаную куртку и положила чемодан на постель. Комнату она знала. Это было спартански обставленное маленькое жилище, в котором стояли только односпальная кровать, ночной столик, стул и большой античного стиля шкаф. У окна колыхался белый тюль.

На каждом этаже пансионата было по такой комнате для одиноких приезжих. Катрин подозревала, что когда-то они предназначались для мальчиков на посылках. А маленькая душевая и туалет в одном из углов комнаты были, наверное, встроены позднее, отчего она казалась еще теснее, чем когда-то, в ее первоначальном виде.

Но для Катрин это не имело решительно никакого значения. Пансионат располагался в центре и отличался чистотой. Только это и было важно.

– Спасибо, госпожа Кройц, – сказала она и сразу подошла к телефону. Хозяйка пожелала ей приятно провести время.

Хельга Гросманн в Гильдене ответила немедленно.

– Катрин, ты? Что-нибудь случилось?

– Нет, кет, мама. Я уже на месте.

– Слава Богу! Я и не ожидала, что это будет так скоро.

– Я ехала без всяких происшествий. Надеюсь, не прервала ваш обед?

– О нет, мы еще не начинали.

– Дома ничего за это время не произошло?

– Ничего такого, чтобы обсуждать по телефону.

– Ну, хорошо. Я только хотела, чтобы вы знали о моем прибытии.

– Катрин, – заторопилась Хельга, словно опасаясь, что дочь сразу положит трубку, – какие у тебя планы?

– Я их еще не обдумала.

– Ведь заседание редакции начнется только во второй половине дня, так?

– Да, мама. В четыре.

– Тогда тебе следовало бы что-то перекусить, а потом прилечь, чтобы быть в форме, когда начнется работа.

– Да, мама. Скорее всего, я так и сделаю.

– А если вернешься в гостиницу поздно, то позвонишь, да?

– Я еще точно не знаю, в котором часу вернусь, мама.

– Неважно, дорогая, пусть даже среди ночи.

– Ну, так поздно я не засижусь.

– Надеюсь. Но из-за меня, конечно, тебе нечего торопиться. Я не хочу портить тебе вечер.

– Речь идет о деловом заседании, мама, – напомнила Катрин.

– Во всяком случае, жду звонка.

Хельга положила трубку. Разговор вызвал у Катрин одновременно чувство досады и улыбку. Сколько себя помнила, она всегда знала мать именно такой сверхозабоченной. Хельга, конечно, никогда не изменится. Значит, нечего и волноваться по этому поводу.

Катрин открыла свой чемодан, вынула костюм фасона «Пепита», который собиралась надеть после обеда, и повесила его на плечики. В душевой вымыла руки, расчесалась и подвела помадой губы. В машине Катрин ехала в своих фланелевых брюках, желтом шелковом пуловере, кожаной куртке и спортивных полуботинках. Для прогулки по Гамбургу в полдень такой наряд был приемлем.

Катрин вышла из пансионата и через несколько минут была на Баллиндамм – великолепной улице, протянувшейся по западному берегу одного из рукавов реки Альстер, известного как Бинненальстер («Альстер Внутренняя»). Вода сверкала на солнце. Часто останавливаясь и рассматривая витрины, Катрин подошла к мосту Ломбардсбрюкке, а оттуда вдоль самой воды поспешила назад, чтобы свернуть к спуску Юнгфернштиг. Воздух был удивительно прозрачен, насыщен запахом соли и моря. Тут она наконец ощутила голод.

Катрин зашла в «Альстер-Павильон», не смущаясь своей неподходящей одежды. Она была рада, что ей досталось место за столиком, откуда открывался вид на Бинненальстер, заказала себе копченую сельдь с яичницей и чай с булочкой, которую здесь называли «кругляш». С аппетитом поглотив все, она отметила, что желудок никак на это блюдо не реагировал.

Потом вернулась в пансионат и попросила госпожу Кройц, чтобы та разбудила ее в три часа.

– Но это только на самый крайний случай, – добавила она, – вообще-то я в это время никогда не сплю.

– Отдыхайте спокойно, госпожа Лессинг, и можете на меня положиться.

– Да, это уж я знаю.

Катрин приняла у хозяйки ключ, поднялась в свою комнату, разделась и легла в постель. Она не собиралась спать, хотела только расслабиться. Несколько раз равномерно вдохнула и выдохнула воздух… В голове проносились, ускользая, тысячи образов. Она чувствовала себя вырванной из рутины повседневности и наслаждалась этим.

Еще до того, как зазвонил телефон, она потянулась и встала.

– Спасибо, госпожа Кройц, – ответила Катрин на сообщение хозяйки, что на часах ровно три, – я сейчас соберусь. Можно мне, уходя, взять с собой ключ от входных дверей дома?

– Ну, разумеется, деточка. Иначе после десяти вечера вам попасть в дом не удастся.

Катрин еще раз поблагодарила, разделась донага, заправила свою черную гриву под пластиковый чепец и пошла под душ.

Через полчаса она спустилась в зал пансионата. На ней был приталенный костюм «Пепита», под ним блузка из нежно-розового шелка, подходящего цвета перчатки, а на ногах элегантные лакированные лодочки. Черная блестящая грива обрамляла ее светлое лицо, словно темное облако, а серые глаза были тщательно подкрашены.