Говардс-Энд - Эдвард Форстер

— Видишь ли, — объясняла Хелен кузине, — Уилкоксы собирают дома, как твой Виктор головастиков. У них есть дом на Дьюси-стрит — раз; Говардс-Энд, где я устроила кавардак, — два; загородный особняк в Шропшире — три; дом Чарльза в Хилтоне — четыре; еще один недалеко от Эпсома — пять; у Иви будет свой дом, когда выйдет замуж, — шесть; и, возможно, еще pied-à-terre[34] за городом, то есть всего семь. Ах да, еще хижина Пола в Африке — восемь. Но мне бы хотелось жить в Говардс-Энде. Вот славный дом! Вам так не показалось, тетя Джули?

— У меня было слишком много других забот, дорогая, чтобы его разглядывать, — сказала миссис Мант с благородным достоинством. — Мне нужно было все уладить, разъяснить и к тому же сдерживать Чарльза Уилкокса. Вряд ли я смогла бы многое запомнить. Помню только, что пила чай у тебя в спальне.

— И я помню. Ведь это надо же! Сейчас все уже быльем поросло! А осенью началась кампания «анти-Пол»: вы, Фрида, Мег и миссис Уилкокс — все до смерти боялись, что я все-таки выйду за Пола.

— Ты и сейчас еще можешь выйти, — грустно сказала Фрида.

Хелен покачала головой.

— Жуткий кошмар Уилкоксов больше никогда не повторится. Уж в этом-то я уверена.

— Нельзя быть уверенной ни в чем, кроме искренности своих чувств.

Замечание Фриды приостановило разговор. Но Хелен обняла кузину за талию, потому что за эти слова стала лучше к ней относиться. Не то чтобы Фрида высказала какую-то оригинальную мысль или произнесла ее с особенной искренностью, ибо ее взгляд на мир был скорее патриотическим, чем философским. Однако они свидетельствовали об интересе к общечеловеческому, который есть у среднестатистического тевтонца и отсутствует у среднестатистического англичанина. Замечание Фриды означало, пусть вне всякой логики, противопоставление хорошего, красивого и истинного респектабельному, милому и подобающему. Оно было как пейзаж Бёклина рядом с пейзажем Лидера, резкое и непродуманное, но с трепетом уходящее в сверхъестественное. Оно усиливало идеализм, волновало душу. Возможно, оно было плохой подготовкой к тому, что последовало далее.

— Смотрите! — закричала тетя Джули, поспешно убежав от абстрактных разговоров к краю узкой вершины холма. — Встаньте-ка на мое место, и увидите, как к нам поднимается пони с повозкой. Я вижу пони с повозкой!

Остальные подошли и тоже увидели пони с повозкой. Вскоре можно было разглядеть, что в ней сидят Маргарет и Тибби. Миновав окраину Суониджа, повозка проехала через бегущие в разные стороны тропинки, а потом начала подниматься на холм.

— Ты сняла дом? — начали кричать стоявшие на холме задолго до того, как Маргарет могла их услышать.

Хелен побежала навстречу. Через седловину холмов проходило шоссе, и с него, повернув под прямым углом, съехал грузовик и теперь двигался вдоль гребня.

— Ты сняла дом?

Маргарет покачала головой.

— О, какая досада! Значит, мы никуда не продвинулись?

— Не совсем так, — сказала Маргарет, слезая с повозки.

Она казалась усталой.

— Тут кроется какая-то тайна, — проговорил Тибби. — Но вскоре нас должны просветить.

Маргарет подошла к Хелен и прошептала, что мистер Уилкокс сделал ей предложение.

Это сообщение показалось Хелен забавным. Она открыла и придержала ворота, чтобы брат мог провести пони.

— Типичный вдовец. У таких на что угодно хватит нахальства, и они непременно выбирают подружку своей первой жены.

Лицо Маргарет вспыхнуло от отчаяния.

— Этот тип мужчин… — Хелен осеклась, а потом воскликнула: — Мег, ты не сделала никакой глупости?

— Подожди минуту, — ответила Маргарет все так же шепотом.

— Но ты ведь никак не могла… ты никак не… — Она взяла себя в руки. — Тибби, поторопись же! Я не могу до скончания века держать эти ворота. Тетя Джули! Послушайте, тетя Джули! Заварите чай, пожалуйста. И Фрида тоже. Нам нужно поговорить о доме. Я присоединюсь позже.

С этими словами она повернулась к сестре и разрыдалась.

Маргарет опешила.

— Ну, право же… — услышала она собственный голос и почувствовала, как до нее дотронулась дрожащая рука.

— Не надо, — всхлипывала Хелен, — не надо, не надо, Мег, не надо! — Казалось, Хелен не в состоянии произнести ничего другого.

Маргарет, тоже дрожа, повела сестру вперед по дорожке, и они прошли через другие ворота, ведущие на холм.

— Не надо, не надо этого делать! Говорю тебе, не надо! Я знаю… Не надо!

— Что ты знаешь?

— Ужас и пустота, — всхлипнула Хелен. — Не надо!

«Хелен немного ревнует, — подумала Маргарет. — Я никогда так себя не вела, когда возникала вероятность ее замужества».

— Но мы все равно будем часто видеться, — сказала она, — и ты…

— Дело вовсе не в этом! — всхлипывала Хелен.

Она оторвалась от сестры и пошла вверх, не разбирая дороги, подняв руки и плача.

— Что с тобой случилось? — крикнула ей вслед Маргарет и пустилась за ней, обдуваемая ветром, который всегда дует на закате с северного склона холмов. — Но это же глупо!

И тотчас та же самая глупость овладела и ею, так что величественный пейзаж весь расплылся у нее перед глазами. Но вот Хелен обернулась.

— Мег…

— Не знаю, что с нами случилось, — сказала Маргарет, вытирая глаза. — Наверное, мы обе сошли с ума.

Хелен тоже вытерла слезы, и они даже рассмеялись.

— Послушай-ка, сядь.

— Хорошо. Я сяду, если ты сядешь.

— Ну вот. (Поцелуй.) Так что же случилось?

— Я сказала то, что думаю. Не надо. Ничего из этого не выйдет.

— О, Хелен, перестань говорить «не надо»! Это вульгарно. Как будто ты с головой ушла в житейскую тину. «Не надо» — это, наверное, то, что миссис Баст целый день говорит мистеру Басту.

Хелен молчала.

— Ну?

— Сначала расскажи мне обо всем, а я тем временем, может, выберусь из тины.

— Это уже лучше. Так с чего же мне начать? Когда я приехала на вокзал Ватерлоо… нет, я расскажу про то, что случилось еще раньше, потому что хочу, чтобы ты все узнала с самого-самого начала. «Начало» было дней десять назад. В тот день, когда, явившись на чай, мистер Баст на нас накинулся. Я защищала молодого человека, а мистер Уилкокс, пусть совсем немного, приревновал меня. Я тогда подумала, что это случилось непроизвольно, что мужчинам так же трудно справиться с подобным чувством, как и нам. Ты знаешь — во всяком случае, я могу сказать о себе, — когда мужчина говорит мне: «Такая-то очень симпатичная девушка», — меня на мгновение охватывает злость по отношению к «такой-то» и хочется ущипнуть ее за ухо. Это неприятное чувство, но не столь важное, и с ним легко справляешься. Но теперь я понимаю, что в случае с мистером Уилкоксом речь шла о чем-то большем.

— Значит, ты его любишь?

Маргарет задумалась.

— Удивительно, когда понимаешь, что ты не безразлична настоящему мужчине. Сам этот факт становится все более грандиозным. Не забудь, что мы знакомы уже почти три года и он мне всегда нравился.

— Но ты все это время его любила?

Маргарет стала разбирать свое прошлое. Приятно анализировать чувства, пока они остаются чувствами и еще не отражены в общественных установлениях. Обняв Хелен и скользя взглядом по окрестностям, как будто какое-нибудь графство там внизу могло раскрыть секрет ее собственного сердца, она честно обдумала этот вопрос и ответила:

— Нет.

— Но полюбишь?

— Да, — ответила Маргарет. — В этом я абсолютно уверена. По правде говоря, я почувствовала к нему любовь, как только он со мной заговорил.

— И ты решила выйти за него?

— Да. Но я хочу сейчас же все с тобой обсудить. Что ты имеешь против него, Хелен? Ты должна попытаться мне объяснить.

Хелен в свою очередь оглядела пейзаж.

— Это еще со времен Пола, — наконец проговорила она.

— Но какое отношение к Полу имеет мистер Уилкокс?

— Но он тоже там был, они все там были в то утро, когда я спустилась к завтраку и увидела, что Пол боится — человек, который меня любит, боится, — и все, что свидетельствовало о его любви, исчезло, и я сразу поняла, что ничего не выйдет, потому что личные отношения — это самая-самая важная вещь на свете, а вовсе не внешняя жизнь, не эти телеграммы и гневные попреки.

Она выпалила эту фразу на одном дыхании, но Маргарет все поняла, ибо в ней были затронуты темы, которые они уже обсуждали.

— Но это глупо. Во-первых, я не согласна по поводу внешней жизни. Мы с тобой часто об этом спорили. Но суть дела в том, что между твоей любовью и моей существует громадная пропасть. Твоя была романтической, моя — прозаична. Я не пытаюсь принизить свои чувства: это очень хорошая проза, но продуманная и взвешенная. К примеру, я знаю все недостатки мистера Уилкокса. Он боится чувств. Он слишком много думает об успехе и слишком мало о прошлом. Его симпатии чужда поэзия, да это и не симпатия вовсе. Я бы даже сказала, — она посмотрела на сияющие лагуны, — что в духовном смысле он не так искренен, как я. Ну что, ты довольна?