Мерзкий старикашка - Сэй Алек

— Я понял вас, брат Прашнартра. — Архипастырь поднялся. — Пришлю пару драм вместе с реликвией. А теперь прошу простить — перед торжествами у меня еще есть куча дел.

Так-так, и насколько ж мое присутствие на службе и выступление Тумила твои акции поднимет, что ты даже не поморщился при разговоре о деньгах?

Я ополоснул архипастыреву чашку, налил себе чаю из самовара и принялся доедать пирожные — зачем добру пропадать?

Остаток дня прошел спокойно и без визитеров. Я выяснил, что да, судить танцы с быком будет сам князь с Большой Горы (за свое всегда беспристрастное судейство он пользуется у горожан большим авторитетом) и что гости князя приглашены с ним и отцами города в особую ложу корреры, посидел немного в библиотеке, проинструктировал явившегося с тюком обновок Тумила по применению присланного преподобным Ампурой здоровенного знака Святого Сердца (серебряного и на серебряной же цепи — обратно фиг отдам, а если архипастырь будет этим недоволен, то может на меня царю пожаловаться) — юность к просьбе старости проявить перед началом состязания благочестие отнеслась с пониманием, ну или, по крайней мере, не фыркала недовольно, — затем поужинал, да и отправился в Пантеон.

На службу, в которой мне отвели почетную обязанность ассистировать самому архипастырю Тампуранка (а в монастыре ни разу такого не доверяли!) во время принесения искупительных жертв, приперлась вся знать и денежные мешки города, хотя, разумеется, весь его зал они не заполнили — только первые ряды. Большинство же составляли простые горожане, пришедшие искренне, а не потому, что положение обязывает, помолиться. Ну и на диковинку поглазеть — монаха из горной обители.

Чего я на самом деле по дороге к храму только про себя из бесед прохожих не узнал — люди, понятно дело, сплетничали и обменивались новостями. И что святой я, и чудотворец, и еду-де я чуть ли не возвращать Кагена из мертвых…

А вот про завтрашний танец с быками, к моему удивлению, не судачили. Нет, предстоящее действо на самом деле, конечно, обсуждали, но лишь в плане предвкушения забавы и битья об заклад, что танцор такой-то запросто уделает танцора имярека и тому подобное, а вот о грядущем участии моего стремянного толпа не знала — гильдия и смотритель корреры сохраняли все подробности, вплоть до имен участников, в строжайшей тайне. Меня так и подмывало сделать вброс информации в толпу — едва сдержал себя.

Служба прошла в торжественно-штатном режиме, сбор даров и жертв от населения, судя по довольному лицу архипастыря, вполне оправдал надежды клира, после чего простой народ начал праздновать Вознесение Сердца, а я ушел обратно во дворец наместника — отдыхать. Старенький я уже все же…

Несмотря на общую утомленность, сон пришел ко мне далеко не сразу. И далекий шум гуляющей толпы мешал, конечно, не без этого, но основной помехой был все же не он. Мысли. Мысли лезли в голову, тревожные и дурацкие. Оказывается, я всерьез переживаю, не приключится ли чего с Тумилом завтра на танцовище — привязался к мальцу, получается, как к родному.

Периодически совесть, или что там у меня вместо нее, требовала подорваться, идти разбудить парня, отчитать и участие в корриде запретить напрочь. Намекала, что если что-то с парнишкой произойдет нехорошее — а бык, гадина такая, он ведь не только убить, он и покалечить может, что в рамках местных реалий неизмеримо худший исход, — то я себе этого не прощу.

Разум возражал, что слово Тумилу уже дано и забирать его обратно — уронить свой авторитет в глазах парня так, что ниже некуда. С учетом того, насколько он был счастлив, получив «последнего быка», и врага нажить можно.

Промаявшись так часа два, я истово и искренне взмолился: «Боги этого мира, если только вы есть, помогите завтра мальчику! А то ведь вас и отменить можно!»

И, убаюканный приятными мыслями о доходах казны при секуляризации церковного имущества, уснул сном праведника.

На следующий день, после краткой утренней службы в дворцовой часовне и завтрака, князья, первый десятник Касец, а также пребывающий инкогнито почти что царь Ашшории отправились в корреру, куда уже стекался подогретый ночными празднованиями, переходящими в утренний опохмел, народ. Мы заняли свои места в ложе, зрители расселись на трибунах (было там явно тесновато, так что некоторые лихие головы забрались аж на самую кромку стены корреры и наблюдали за действом на танцовище оттуда), после чего хранитель произнес краткую речь о священном торжестве, верности традициям, доблести плясунов и тому подобном, закончив ее словами: «И мы начинаем танец с быком, ежели будет на то дозволение благородного Хурама, наместника Тампу — ранка и всего Запоолья!»

Взгляды всех присутствующих обратились к князю с Большой Горы. Тот поднялся со своего места, милостивым взглядом обвел трибуны и провозгласил:

— От имени законного царя всея Ашшории — да начнется состязание!

Трибуны взревели от восторга. Я усмехнулся про себя — прогиб засчитан, хитрец.

Хранитель корреры дал отмашку, и прямо под моей задницей заиграл оркестр, состоящий преимущественно из духовых инструментов, — тут, оказывается, развлечение-то идет с саундтреком. Хотя что за танцы такие, без музыки? Все верно.

Музыканты бодро отработали какой-то коротенький бравурный марш и затихли, а смотритель объявил первого участника. Едва он и его четвероногий противник оказались на танцовище, как вновь ожил оркестр — и это, и последующие выступления сопровождала некая музыкальная импровизация, по звучанию напоминающая фламенко в исполнении муэдзина.

Первые схватки меня почти успокоили. Да, быки довольно крупные, злые, но ничего такого уж сверхъестественно жуткого в них не было. Танцоры дразнили зверей — кто-то для этого плащ использовал, а кто и без дополнительных средств обходился, — изящно уворачивались от бросавшихся на них быков, иные и перепрыгнуть умудрялись, широко раскидывая при том ноги в стороны, как при посадке на шпагат, и рискуя оставить свое хозяйство на кончиках рогов, несильно кололи или рубили спатычами в бока, еще более зля быков, и заканчивали все действо одним выверенным точным ударом, после которого ноги быка подламывались и он падал на арену. Не скажу, что это было просто — иной раз участники проявляли истинные чудеса акробатики, но моему наметанному на различных телешоу глазу было видно, что устоять против профессионалов своего дела у рогатых представителей копытной фауны шансы были весьма иллюзорными.

Что же, Тумил говорил, что он тоже опытный быкоборец, и не верить ему у меня нет никаких оснований. Я почти что расслабился — почти, поскольку зрелище и впрямь оказалось увлекательным, и за происходящим я следил с не меньшим интересом, что и остальные, совершенно потеряв счет времени. И лишь усиливающийся зной (вот из-за него-то представление и началось с самого утра) сигнализировал о скором наступлении полудня.