Доминум - Полина Граф

– Но на что-то же Вселенная дала мне такую мощь Света. Я не знаю, как платить за это миру лучше, чем пытаться сделать все для его спокойствия. – Он вскинул голову вверх, подставляя лицо пеплу. – Война раздроблена на множество локальных конфликтов. Иногда возникают иные войны по самым разным причинам, и каждая несет все больше смертей. Мы не верим в завершение Войны, ведь не знаем, кто мы без нее. Воскресаем и воскресаем, словно лишь для ее продолжения, а не постижения всего сущего. Но мы научимся жить без бойни, адаптируемся. Как и обычно. Все должно заканчиваться, все должно меняться, так нам говорят законы Вселенной. Даже Бесконечная война однажды найдет свой конец. Справедливый для всех. Так родится новая эра, величайшая из всех. И я бы хотел быть причастным к этому.

Мне вспомнилось, как благоговейно Бетельгейзе рассказывала об Антаресе. Как она верила в него. Слушая его речи и глядя на его гордый: усталый силуэт, я понял, о чем говорила Паладин. И видел целые легионы, когда-то преданно следовавшие за Антаресом в пекло сражения, где Тьма и Свет сталкивались, разрывали каменные породы и раскаляли воздух до такой степени, что легкие человека сгорели бы от одного лишь вдоха. Видел тысячи взглядов, замерших на Антаресе в ожидании его слова, в полнейшей тиши Зеркального Шпиля.

А затем все тени прошлого растворились, как марево. Я похолодел. Часть его мира открылась мне всего на секунду, и она тревожила. Раньше Антарес не давал даже такой слабины. Неужели мы все-таки постепенно сливаемся?

Похоже, он все понял.

– Этого не остановить. – Антарес заговорил увереннее, от мощи его голоса по воде пошла рябь. – Мы станем едины, и наши мысли сплетутся в общем потоке, определяя цели и страхи, неразделимые и непонятные, слитые из мелких осколков. Назад пути не будет: перемешанные разумы, превратившиеся в общий, нельзя разорвать. Здесь останется лишь один, Максимус. И он не будет ни тобой, ни мной.

– Но… – у меня резко сел голос. – Но я был слит с твоим осколком до этого, его легко отделили! Даже слишком легко!

– Потому что нет ничего сложного в разделении осколков души, но слитые сознания разорвать невозможно. Даже протекторша из вашей Манипуляционной легко освоила теорию, ведь ее почти и нет. Душа – одновременно самая простая и самая сложная наша часть. Бетельгейзе потому и оставила наше слияние. Оно бы не принесло вреда ни тебе, ни мне. Но при условии одного разума в оболочке. Два одновременно сосуществовать не могут.

Я вскочил на ноги.

– Мы должны прервать это как можно скорее! Нужно отыскать остальные твои части и…

– И вернуть меня на небеса, да? Таков был план.

Тон его точно переломил воздух ударом хлыста.

Нарастало жужжание гневного роя. Смешанные эмоции Антареса иглами вырывались из него, отравляя все вокруг. С гулко бьющимся сердцем я спросил:

– Зачем ты спрятался, раз сам знаешь, что нужен им? Ты же понимал с самого начала, что после битвы за Люксорус Свет без тебя начнет угасать.

Он молчал и не оборачивался. Пепел сыпал и сыпал, словно кто-то скидывал его на нас целыми ведрами. Мороз сковывал все сильнее.

– Ты… ты вообще хочешь вернуться?

– Ничто не рождается просто так и без причины не умирает, – глухо отозвался Антарес. – И судьбы наши давно начертаны в бесконечных витках горизонта.

Пепел скрыл его, обратив свет во тьму.

Глава XVI

Самое справедливое наказание

Я вдохнул так, словно не дышал неделю.

– О звезды, Макс! – воскликнул кто-то. – Он жив!

– Конечно жив, я же качественно проделала операцию.

Все ныло и пульсировало. Я зашелся в кашле. Сморгнув с глаз влагу, я разглядел отдельную комнату в Манипуляционной.

– Что… – прохрипел я жалким, но определенно собственным голосом.

Фри рухнула мне на грудь.

– Я так боялась, светлые звезды, так боялась! – она всхлипнула. – Это было ужасно! Тебя подобрали таким…

Она не договорила и бросила взгляд на соседнюю койку. Там никого не оказалось – только серебряная кровь, насквозь пропитавшая обивку и лужами разлившаяся по полу.

– Где тело? – сдавленно спросил я, отодвигая Фри.

– Его тебе лучше не видеть, – сказала Ламия. – На нем живого места не осталось. Если бы на тебя оперативно не наложили манипуляции, ты бы не дотянул досюда.

Да что там было видеть, когда я все чувствовал? Голова страшно кружилась. Я перевернулся на бок, пытаясь встать, но вместо этого упал на облицованный плиткой пол. Ладони коснулись разлитой крови. Меня пробрала дрожь.

Фри верно все предугадала и успела подсунуть ведро, прежде чем меня вырвало. Я с трудом соображал, руки тряслись как у припадочного. Нет, это было уже слишком. Крови пролилось столько, что никто бы не выжил при таких потерях. Я прислонился к койке и как в помешательстве стал ощупывать рукой ребра, где меня полосовали, осмотрел ноги, от которых мало чего должно было остаться, и руку, которую та тварь…

– Все хорошо, – Фри опустилась на колени рядом со мной и крепко обняла. – Теперь все будет в порядке. Все позади.

Пальцы нервно вцепились в звезду-подвеску, которую на меня вновь повесили.

– Сколько я спал? Как вы нашли меня?

Фри качнула головой.

– Уже почти сутки. Мы нашли тебя, когда услышали, как ты… кричал. Если бы там не оказался Дан, мы бы не успели. Он первым туда переместился и вырвал тебя из лап этих тварей.

– С вами все в порядке?

– Лучше о себе позаботься.

– С вами все в порядке? – с большим нажимом повторил я.

Фри отстранилась.

– С Даном не совсем.

– Что?! – Я подскочил и врезался затылком в бортик койки. Потерев ушибленное место, спросил: – Он ранен?

– Не смертельно, – откликнулась Ламия. – Макс, ты расскажешь мне, что с тобой происходило? Во имя науки. Я же помогла вам, и меня теперь наверняка ждет наказание от Коула.

– Кстати, о нем. – Фри отвела глаза. – Он хочет тебя видеть. Прямо сейчас.

Я поднялся на ватные ноги.

– Отлично. Где он?

– В своей комнате, – сказала Ламия. – Там и остальные. Проводят свое привычное заседание, – при этих словах она усмехнулась. – Восьмая башня, вторая комната. Так ты потом дашь мне подробный отчет?

– Дам, – проворчал я. – Все скажу.

Прежде чем куда-то соваться, я завернул в закуток Манипуляционной, где стояла раковина. Прополоскал рот, умылся трясущимися руками. Бросил подавленный взгляд в зеркало. Сейчас я узнавал себя еще хуже, чем когда был в теле Гектора.

До самой башни я добрался быстро. Меня не переставала распирать решимость. Я был