Кланы Альфа-Луны - Филип Дик

— Что вы хотите этим сказать? — удивился Чак. Разумеется, он все еще продолжает работать на Хентмана. Контракт подписан чин чинарем.

— Если верны догадки аналитиков ЦРУ, — сказал Лондон, — то вы станете ненужным Хентману, как только он узнает, что вам отказано в доступе к симулакруму Мэйджбуму. Так что я, скорее всего, не ошибусь, если скажу, что примерно через двенадцать часов… — Лондон глянул на часы, — ну, скажем, часам к девяти вечера вы обнаружите весьма неприятный для вас факт, что остаетесь вообще без работы. И тогда, как мне кажется, вы станете более уступчивым во взаимоотношениях с нами; с радостью ухватитесь за возможность обрести прежний статус, состоя только на одной работе — здесь. Вот и все. — Лондон открыл дверь кабинета, выпроваживая Чака. — Между прочим, не угодно ли вам назвать источник, поставляющий вам запрещенные препараты?

— Я категорически отрицаю употребление каких-либо запрещенных препаратов, — сказал Чак, но даже для него самого эти слова звучали неубедительно. Лондон начисто переиграл его, и они оба это понимали.

— Почему бы не сотрудничать лишь с нами? — спросил Лондон. — Бросьте свою работу у Хентмана, назовите поставщика — и вы сможете получить доступ к дистанционному управлению симулакрумом Мэйджбумом хоть через пятнадцать минут. Я лично отдам соответствующее распоряжение. Какие у вас есть причины для того, чтобы…

— Деньги, — честно признался Чак. — Мне позарез нужны деньги, которые зарабатываю на обеих работах. — И еще меня шантажируют, отметил он про себя. Лорд Бегущий Моллюск. Но он не мог сказать об этом, особенно Лондону.

— Ладно, — сказал. — Можете идти. Свяжитесь с нами как только для вас станет ясно, что вы развязались с Хентманом. Возможно, мы поладим, но при выполнении только одного этого условия. — Он распахнул дверь их кабинета перед Чаком.

Так полностью и не оправившись от потрясения, он обнаружил вдруг, что стоит на ступеньках широкой лестницы перед входом в здание ЦРУ. Это казалось ему невероятным. Но тем не менее это произошло — он потерял работу, составлявшую смысл его существования в течение многих лет, а причина, по которой его так бесцеремонно вытолкали за дверь, ему казалась лишь отговоркой. Теперь у него не было никакой возможности добраться до Мэри. Черт с этим жалким жалованьем. Его потерю вполне компенсирует доход, на который он вправе рассчитывать, работая в синдикате Хентмана. А вот не располагая доступом к управлению симулакрумом Мэйджбумом, он никак уже не может рассчитывать на осуществление своего замысла — с которым он явно слишком уж долго тянул. В вакууме, оставшемся после исчезновения предвкушения столь сладостного для него мгновения возмездия, он еще более отчетливо ощутил, с какой силой смыкается вокруг него пустота. Всецело и сразу он ощутил бессмыслие дальнейшего существования.

Он еще раз в каком-то оцепенении попытался было подняться по ступенькам, ведущим к главному входу в здание ЦРУ. Вдруг как будто из ниоткуда перед ним очутился охранник в форме и перегородил ему путь.

— Прошу прощения, мистер Риттерсдорф. К моему глубокому сожалению, но мне отдано распоряжение не пускать вас.

— Мне нужно еще раз встретиться с мистером Лондоном, — сказал Чак. — Всего на минуту.

Воспользовавшись портативным переговорным устройством, охранник связался непосредственно с Лондоном.

— Хорошо, мистер Риттерсдорф. Можете пройти в кабинет мистера Лондона. — С этими словами он отступил в сторону, и створки турникета автоматически открылись перед Чаком.

Мгновеньем позже он снова стоял перед Лондоном в его просторном кабинете, стены которого были отделаны деревянными панелями.

— Вы приняли решение? — осведомился Лондон.

— Мне нужно вот на чем заострить ваше внимание. Если Хентман меня не уволит, не будет ли это фактически доказывать неправомерность ваших подозрений по отношению к нему? — Он ждал, а Лондон в это время сидел насупившись…, но не отвечал. — Если Хентман все-таки не уволит меня, — продолжал Чак, — я намерен опротестовать ваше решение об отстранении меня от работы. Я обращусь в комиссию по охране прав государственных служащих и докажу…

— Вы отстранены от вашей работы, — вкрадчиво пояснил Лондон, — вследствие злоупотребления незаконными препаратами. Не стану скрывать, мы уже произвели обыск в вашей квартире и нашли их. Это ГБ-40, вот что вы принимали, верно? Вы в состоянии поддерживать работоспособность в течение 24 часов, принимая ГБ-40. Примите мои поздравления. Тем не менее, когда вы уже не находитесь в наших рядах, способность работать круглые сутки напролет вряд ли окажется великим благом. Желаю всяческих успехов. — Он отошел от Чака, присел за письменный стол и взял какой-то документ. Всем своим видом он показывал, что разговор окончен.

— Но вы поймете, что были неправы, — сказал Чак, — когда Хентман не уволит меня. Все, о чем я прошу, сводится к тому, чтобы вы еще раз тщательно взвесили, к чему вы придете, если все произойдет так, как я говорю. Прощайте. — Он вышел из кабинета, хлопнув дверью. Прощайте, одному Богу известно на какое время, сказал он про себя.

Оказавшись снова на тротуаре, залитом утренним солнцем, он остановился в нерешительности, не обращая никакого внимания на толпы прохожих, которые натыкались на него, отталкивали, шумно выражали свое негодование его рассеянностью. Что же теперь? Его жизнь, вот уже второй раз за этот месяц круто менялась. Сначала потрясение, вызванное уходом от Мэри, теперь это.

Слишком много для одного человека, отметил он. Интересно, что же у него теперь осталось?

Осталась еще работа у Хентмана. Только работа у Хентмана, и больше ничего.

Взяв роботакси он вернулся в свою квартиру и сразу же — махнув на все рукой — уселся за пишущую машинку. Теперь, сказал он самому себе, самый раз составить диалоги для мисс Уивер; он начисто выбросил из головы все остальное, сосредоточив внимание на машинке с листом писчей бумаги. Я напишу для тебя чертовски приличную роль, рассуждал он. И, может быть, получу что-нибудь взамен.

Он приступил к работе. И к трем часам дня завершил ее. Встал, потянулся, услышал, как скрипят суставы, и ощутил смертельную усталость. Но ум его оставался ясным. Значит, моя квартира прослушивается, отметил он про себя. А также и просматривается. Вслух, чтоб это было тут же зафиксировано на пленке, он произнес:

— Эти ублюдки из гадючника — они шпионят за мной. Просто патология. Честно говоря, какое это облегчение — высвободиться из атмосферы всеобщей подозрительности и… — он осекся. Какой во всем этом смысл? Он пошел в кухню, чтобы перекусить.