Выше Бога не буду - Александр Литвин

– Вы извините, но этот самолет не полетит ни сегодня, ни завтра, а нам надо срочно в Москву подавать документы в университет. Кстати, а в чем причина задержки?

Представитель заволновался:

– Вы только никому пока не говорите. При посадке лопнуло переднее колесо. Ждем замену. Его из Внуково должны передать со следующим рейсом.

– А когда следующий рейс?

Представитель сделал круглые глаза:

– А вот пока не знаю – сюда или в Екатеринбург.

Да уж, подумал я, весело начинаем осваивать программу абитуриента.

68

Мы прилетели в Москву. На этот раз мне было легче. Евгений снимал однокомнатную квартиру на «Проспекте Вернадского», в одной остановке от «Университета». Квартирка маленькая, но места нам хватало: я купил надувной матрас и спал на нем. Готовить я умею, поэтому первым делом зашел в магазин за продуктами, а потом мы поехали подавать документы.

Университет гудел, как улей. Альберт был спокоен. Я же, помня печальный опыт с Евгением, прикладывал максимум усилий, чтобы он туда поступил с первого раза. Моя «работа» заключалась в том, что я представлял список зачисленных на юридический факультет студентов и был по-настоящему счастлив. Я делал это изо дня в день, по два, три, четыре часа. Я видел эту картину день за днем. Стеклянная дверь в здание гуманитарного корпуса МГУ, толпа, все обступили эту дверь, я не могу подойти и жду, когда толпа немного схлынет. И вот подхожу, читаю список и вижу напечатанные буквы: Литвин Альберт Александрович. Я жму Альберту руку, достаю телефон и звоню Наталье, а потом всем бабушкам и дедушкам и говорю, что мы сделали это. Мы поступили.

В эту картину я вкладывал всю свою память, все свое ощущение счастья, которое у меня было за мои сорок восемь лет. Я вспоминал ту стиральную машину, которую купила мама, я вспоминал, как пришел в отпуск из армии, как рождались мои сыновья – все, что можно было вспомнить из своей счастливой жизни, я собирал в одну точку в своем разуме и кричал Мирозданию: «Спасибо, что у нас все получилось!» Я ходил по улицам Москвы, улыбался и был похож на городского сумасшедшего. Я сидел в вагоне метро, положив руки на колени ладонями вверх, и улыбался, и в какой-то момент, после двух-трех недель таких тренировок, это ощущение счастья врывалось в мое сознание, и я забывал о реальности.

Альберт должен был писать сочинение. Евгений, уже имеющий такой опыт, подсказал ему, что и как писать, в каких объемах, на что обратить особое внимание. Он прошел этот путь и теперь мог помочь младшему брату преодолеть вступительный барьер. Альберт все внимательно слушал, с утра до вечера учил, а я половину дня что-то готовил на кухне, а вторую половину ездил по Москве, по ее самым красивым местам. Мне было важно, чтобы мое искусственное ощущение выполненной работы и эмоции счастья были там, где красиво. Я был везде, кроме кладбищ и Красной площади. К Мавзолею я боялся не то что приближаться, а даже думать о нем. Мне нужны были те места в Москве, где люди были бы если не счастливы, то хотя бы не печальны от окружающего их. Мне очень нравилось гулять в Воронцовском парке, на юго-западе. Там есть небольшой пруд, всегда много детей и взрослых. Я садился на скамью, смотрел на воду и представлял, что все получилось!

Однажды я сидел и смотрел на воду. Потом закрыл глаза и собирался было взорвать свое воображение эмоцией, тысячи раз вызванной в памяти, но в это время перед глазами опять появилось то самое радужное пятно. Оно закружилось, переливаясь цветами, и я увидел тот же пруд, но только замерзший, подо льдом. Парк пустой, людей – никого. Было холодно, и шел снег. Я открыл глаза. Мне действительно было очень холодно, хотя на улице – под тридцать жары. Что это? Что я делаю в этом парке зимой? Я пошел домой, вспоминая картинку. Как ее понимать? Я же не задавал вопросов, я только хотел опять испытать эмоцию счастья. А мне дали зимний пейзаж. Я приеду сюда зимой. Когда? Непонятно, деталей нет, снег хлопьями, лед на пруду, и все. Нет, не все – человек на той стороне пруда, фотограф. Теперь все. Причем тут фотограф? Что за наблюдатель? Он смотрел на меня. Теперь точно все. Больше ничего не видел. Замерз и вылетел из картинки в московскую жару.

69

Наступило время сочинения. Экзамен первый по списку, и на нем происходит максимальный отсев. Альберт готовился часов до четырех утра, и я никак не мог уснуть. Впереди важный день. Я очень волновался, как пройдет этот день. Мы вышли из подъезда. Какая-то девушка юркнула в дверь навстречу.

– Видал барышню?

Альберт, толком не выспавшийся, не понял вопрос.

– Ну да, что-то прошмыгнуло.

Я не стал ему говорить, что именно прошмыгнуло. Главное – она первая в этот день. Маленькая светловолосая девчонка, которая не знала и знать не могла о своей важной роли.

Мы пришли в университет, и Альберт отправился на первое испытание, а я пошел по маршруту, который представлял собой овал, внутри которого был весь университетский городок. В голове моей звенело от эмоций, а улыбка смущала людей.

Мы стояли и ждали Альберта: я, Евгений и мой дядька-моряк, прилетевший в командировку из Мурманска и присоединившийся к нам. Альберт вышел из главного здания МГУ. Он был совершенно спокоен.

– Ну что, как?

– Нормально.

– Что нормально, тема какая?

– Не помню.

Он был уставший, но спокойный, как будто не с экзамена, а просто из спортзала.

– Ладно, бог с ней с темой, ошибки проверил?

– Проверил, нет ошибок.

– А объем какой, сколько написал?

– Полтора листа.

Вот тут Евгений сделал круглые глаза.

– Ты что? Я же тебе сказал, там обязательный объем – четыре листа!

– Нормально все, хорошее сочинение, – Альберт был в этот момент похож на металлическую шпалу: тотальная уверенность и спокойствие.

Я немного огорчился из-за небольшого объема сочинения.

– А что ты так рано вышел из аудитории? Надо было бы еще посидеть, подумать, ошибки проверить, у тебя ж почти полчаса в запасе.

– Папа, я все написал, без ошибок. Думаю, все будет нормально.

Мы ждали и боялись. Альберт оказался прав: сочинение его было оценено по высшему баллу. Он улыбался:

– Папа, ты же сам писал короткие сочинения.

– Да, писал. Но это МГУ. Давай посерьезней отнесись.

Я опять отправился в путешествие по красивым местам Москвы, а Альберт сел за следующий предмет. В одну из таких поездок я наткнулся на киоск, в котором продавались разные фильмы. Один из них – фильм Леонида Парфенова «Азовские походы Петра» – я купил и за ужином показал его Альберту.

– Перед историей обязательно посмотри этот фильм. Там очень хорошо и доступно изложенный материал. Фильм снят талантливо, тебе пригодится.

– Да-да, посмотрю обязательно, – сказал Альберт и после ужина стал готовиться к очередному экзамену.

Я понимал, что хорошая подготовка к экзаменам и глубокие знания школьной программы являются важными факторы при поступлении. Но я так же знал, что есть огромное количество ситуаций, которые будут препятствовать этому. Их намного больше, чем мы себе представляем. Даже рассадка во время экзамена и та имеет огромное значение. Я не говорю о возможности списать – я говорю о том, что человек, который сидит рядом, и который является твоим конкурентом, во время активного процесса поиска информации создает активные же помехи. Преподаватель – тоже человек, со своими эмоциями, со своим пониманием красоты и со своим хорошим или плохим настроением. Место в аудитории, в зависимости от конфигурации стен, тоже может как усилить человека, так и разрушить. Я понимал, что не смогу дать Альберту ответы на вопросы в билетах, но вот скорректировать все остальное – задача трудная, но выполнимая. Я очень хотел, чтобы он поступил в этот вуз. Я думал о том, что мне надо сделать, как сделать, где сделать, и как сформулировать все эти вопросы Мирозданию. Шагая по улицам Москвы, постоянно меняя маршруты, я прислушивался к голосам людей, присматривался к пейзажам, следил за поведением животных и птиц, читал рекламные щиты и рассматривал газетные киоски. И ждал, ждал ответ на свой вопрос.

Однажды я шел по одной из центральных улиц. В голове, как всегда, вопрос. Я пытал и пытал Мироздание. Я думал: если мне будет известно несколько больше, легче будет работать. Ответ пришел неожиданно, он практически прилетел. В виде маленького кусочка кирпича, не более спичечного коробка по размерам. Он практически упал мне на голову. Откуда, не могу сказать. Здания вокруг были современными – из стекла и бетона – и стояли на удалении. Он упал не с высоты, потому что не было удара. Просто легкий толчок – и у моих ног этот маленький кусочек красного кирпича. Я поднял его: ничего особенного, если не считать, что вокруг ни души, ни одного старинного здания в радиусе километра, а кирпич был древний, очень старый. Я стою на перекрестке, до которого ни один кирпич не долетит. Посмотрел на небо. Ни птиц, ни кого-то еще, кто бы мог отправить мне этот привет. Интересный знак. Может уже хватит грузить небеса? А то вон уже кирпичи с них посыпались. Кирпич – это строительный материал, строительство – это в основном неподвижное состояние, это основательность. Кирпичи, конечно, летают, но редко. Это скорей явление необычное, чем рядовое. Сам факт, что он упал и совершенно не нанес вреда, уже очень интересен. Я ходил с одним и тем же вопросом. Я тогда все воспринимал сквозь призму поставленной задачи, и все мое сознание было на этом сосредоточено. Кирпич… строительство, здания, сооружения. Сейчас меня интересует только одно здание в мире – высотка МГУ. Я поехал в университет.