Выше Бога не буду - Александр Литвин

Мы сидели с бабушкой дома. Шел дождь. Мелкий и нудный, он не прекращался уже неделю.

– Бабушка, останови дождь, каникулы проходят, а тут льет и льет.

– Это у тебя каникулы, а другим этот дождь в радость. Пусть льет, урожай будет хороший. К тому же дождь скоро сам кончится. Завтра уже четверг.

Мы пили чай и смотрели телевизор. «Клуб кинопутешествий». Одна из моих любимых телепередач. Я смотрел и думал: когда-нибудь я поеду и все увижу сам, надо только моряком стать. Раздался оглушительный взрыв. Телевизор погас, вырубило свет. Молния попала в столб. Столб стоял на границе участков, он был частью забора, он рос из забора, и молния попадала в него уже не первый раз. Он даже как-то вспыхнул, и столб поменяли. Теперь он опять стал мишенью.

– Интересно, почему молния все время бьет в одно место?

– Не знаю, сказала бабушка, наверное, там что-то есть в земле, что-то притягивает. Но его лучше не убирать, бьет и пусть себе бьет. Иногда даже полезно.

– Что полезно? Кому полезно? Огороду? Земле? Столбу?

– Нет, нам, людям полезно. Особенно если у кого спина болит. Вот как сверкнет молния, жди гром, и пока гремит, кувыркайся.

– И что, помогает?

– Да, помогает. И мне помогает, и всем помогает.

– Странно, а почему?

– Я не знаю, это мне еще в детстве кто-то сказал.

Я слушал бабушку и запоминал. Я не расспрашивал о механизмах – не знаешь, ну ладно, сам попробую разобраться. Когда я учился в медицинском училище, как-то проходя практику у невропатолога, сказал пациенту:

– Вам надо бы в грозу покувыркаться.

Пациент вытаращил на меня глаза:

– Зачем?

– Чтобы спина не болела.

Пациент не стал крутить пальцем у виска, но лицо выражало все, что он обо мне подумал в этот момент. Доктор, который вел практику, выписал ему болеутоляющие, а мне после приема сказал: «Шутить можно не с каждым больным». Какие тут шутки, подумал я. Своего желания испытать метод бабушки на практике я не оставил. Моя спина не болела – для экспериментов на себе я был не пригоден, и я стал ждать еще какой-нибудь случай. Он представился довольно скоро. На прием пришел учитель физкультуры. На уроке он что-то показывал ученикам и сорвал спину. Доктор сказал, что ничего страшного, диски на месте, протрузий нет, но есть небольшая отечность – она, собственно, и дает болевой синдром. Выписал больничный, выдал рецепт и направление в физиотерапевтическое отделение. Это был наш последний в тот день пациент. Ему с трудом давались движения, и пока он медленно брел в сторону автобусной остановки, я успел заполнить дневник практики, переодеться и догнать физрука. Я помог ему подняться на заднюю площадку автобуса. Ему было тяжело. Он кряхтел на каждой кочке.

– Знаете что, я вам дам один совет, он несколько странный, но действенный.

Я был уверен, что действенный, иначе не рискнул бы дать эту рекомендацию больному. Я сказал, что надо сделать, добавив, что это рецепт моей бабушки.

– Кувыркнуться, говоришь? А сколько раз?

– Ну, два-три.

– Кувыркаться-то я умею, но вот, как… Видишь, каждую ямку в асфальте чувствую спиной. Да и гром то ли будет, то ли нет.

Гром был. Он был под вечер и гремел сильно и долго. Практика моя продолжалась и утром, к девяти я пришел в поликлинику. Возле кабинета стоял физрук. Увидев меня, он разулыбался.

– Я хоть и физрук, но все-таки учитель, педагог, так сказать, и посчитал, что обязательно должен доложить о результате эксперимента. Видишь, хожу, прыгаю, двигаюсь! Бабушке большой привет! Мне легче, мне намного легче! Вечером я кое-как сумел пару раз кувыркнуться, один раз прямо в самый удар молнии. Перед сном почувствовал, что вроде чуть-чуть отпустило, наверное, лекарства подействовали, я пару таблеток-то принял. А утром встал и только потом вспомнил. Вот, пришел, чтобы вы посмотрели. И если все нормально, надо закрыть больничный. «С больничным к доктору, я всего лишь практикант». Доктор осмотрел пациента:

– Да, интересно, отечности нет, диск на месте, – он внимательно осмотрел спину, мял его, давил. – А так больно? А так? Ну, бывает. Спортсмены, они быстро восстанавливаются.

И закрыл больничный лист.

Я ломал голову над этим случаем. Каков механизм? В чем волшебство? Диагноз известен. Тактика лечения тоже. Тактика заключается в обезболивающих препаратах и физиотерапевтическом лечении. Молнию он не глотал, а две таблетки за ночь отек не снимут. Остается физиотерапия, но физиотерапию он не делал. Или все-таки делал? Но не в поликлинике. Как работает аппарат ультравысокой частоты, я знаю, ультразвуковая терапия тоже знакома. Здесь все понятно. Что дает нам молния? Молния дает высоковольтный разряд, ионизирует воздух, создает звуковую волну, возможно, и ультразвук, и инфразвук. Зачем переворот, ротация? При ротации позвонки уходят на большее расстояние друг от друга, открывая тем самым доступ к пораженным участкам. Интенсивность воздействия больше. Возможно, в процесс еще включается механизм веры – и результат на лицо. Никакого волшебства, просто физика и механика.

Молния – природный источник необходимого для лечения излучения. Побочный, разумеется, но все же действенный. Всем, разумеется, рекомендовать нельзя, но я его использовал в свое время в полевых условиях, когда под рукой не было болеутоляющих средств, а до ближайшей поликлиники было очень, очень далеко. Но это какой же надо обладать наблюдательностью, чтобы прийти к выводу, что гром во время грозы помогает снять боль и уменьшить отечность! Молния, конечно, явление частое. Но вот увидеть взаимосвязь на двух-трех случаях невозможно, остается только признать факт высокой интуиции людей в далеком прошлом.

61

Я продолжал наблюдать за природой, людьми и собой. Мои наблюдения не были постоянными. Много разноплановой работы, которая мне, с одной стороны, доставляла удовольствие, а с другой, утомляла так, что порой я не видел ни смены времен года, ни снов. Время сжималось стремительно. Я даже не знаю, умнел ли я, старел ли я. Скорость была невероятной. День, месяц, год. Все спрессовывалось в какие-то минуты. О полноценных наблюдениях речи не было, я просто выхватывал какие-то самые яркие моменты. Меня спасала природа. Неважно, в какое время года, но при первой же возможности я ездил на рыбалку и охоту. Я не привозил много добычи, да в принципе она и не была моей целью. Моей целью была дорога туда и обратно и время, проведенное наедине со своими мыслями. Порой они отбрасывали меня в прошлое, и я вспоминал какие-то моменты, которые всплывали спонтанно.

Как-то я сидел и размышлял по поводу своей жизни. Успешен ли я как человек? С точки зрения обывателя, вполне успешен. Есть жена, дети, работа. Неплохие отношения с людьми и вроде бы достаточно ясная линия жизни в будущем. Но я понимал, что я себя обманываю: та линия жизни, которую я вижу, нереальна. Будет что-то другое. Мне становилось тесно в моем городе. Очень тесно. На работе потолок, старший сын уже уехал и вряд ли сюда вернется, да я и сам ему не посоветую – не то время и не то место для молодого человека. Младший скоро закончит школу и тоже уедет. Этот точно уедет, а если даже не захочет, я отправлю его сам. Мы с Натальей останемся здесь, и что? Я знал, что надо все менять, и мне не было страшно. Я строил дом и однажды, устав от какой-то работы, вдруг понял, что дом этот не будет моим. Эта мысль меня ошпарила, как кипяток. Это же дом моей мечты, я столько сил в него вложил. Я чуть не умер на его строительстве – и вдруг такая вспышка. Сильная и ясная. Я не то чтобы не хотел принимать это к сведению – я даже пытался на волевом усилии не поверить в свои ощущения. Я уговаривал себя, я придумывал какие-то вещи, которые бы нивелировали мое ощущение от того, что дом не мой. Но они не проходили. В этом доме все было сделано под меня, включая высоту выключателей и прочие мелочи, но мысль пришла, и я стал задумываться о ее реализации. Вариантов у меня особо не было: Москва.

Я помню ее энергетику. После поездки в Москву с Евгением, ее заряда мне хватило года на три. Я еще тогда решил, что этот город для меня. И вот эта мысль о том, что мой дом не будет моим, подтолкнула меня к другой мысли – о Москве. Я стал о ней думать. Это было просто – мы периодически созванивались с Евгением. Ему нравилась Москва, и скорость, и город, и друзья, и сам университет, и даже жизнь в общежитии в Ясеневе. Он рассказывал, а я все это живо представлял.

Однажды утром, собираясь на работу, я включил телевизор. Я редко включал телевизор по утрам, просто нет времени, а тут механически нажал на кнопку попавшегося под руку пульта. ТВЦ тогда был одним из немногих московских городских каналов, вещавших на всю страну. За утренними делами я не смотрел на экран, я просто слушал какой-то обычный сюжет об очистке тротуаров и дорог столицы от снега. Но случайно взглянув на экран, в ту же секунду увидел, как мой старший сын выходит из подземного перехода и идет дальше по улице. Был морозный день, а он без шапки. Сюжет был настолько коротким и неожиданным, но Евгения я узнал.