Жажда справедливости. Избранный - Алексей Кунцевич

—Я не знаю, где он,— только и успел сказать окровавленный преподаватель начертательной геометрии, как не известно, каким чудом оживленный труп предпринял новую попытку добиться своего. Он поднял с пола длинный, острый осколок зеркала, совершенно не заботясь о том, что порезал себе ладонь, и полоснул осколком по рубашке зажимавшего свой нос преподавателя. Стекло распороло тонкую ткань и вошло в тело, которое немедленно отозвалось жгучей болью на насилие.

Сбединский закричал:

—Он не сказал этого.

А покойник схватил обеими руками его голову и затылком двинул ею о трюмо. Послышался глухой удар. Сбединский почувствовал, как сознание покидает его. Но вдруг вспышка прозрения осветила мозг,— Олег Геннадьевич вспомнил разговор с Ипполитом. Собрав остатки мужества и сил, он поднял окровавленное лицо и взглянул в мертвые глаза своего мучителя, и его губы произнесли несколько слов на мало кому известном и почти забытом языке:

—Пусть вечный мрак, что избегаешь ты,

Возьмет тебя назад в свои покои,

Пусть до тебя дойдет из темноты

Зов мертвецов. Так будь же успокоен.

При первых же словах невыносимая боль отразилась в чертах лица покойника. Он зашатался и застонал, как стонет смертельно больной, прикованный недугом к кровати. А воодушевленный Олег Геннадьевич продолжал:

—Изыди же туда, откуда ты изъят,

И услади червей могильных пиром.

Пусть мозг уснет, что пламенем объят.

С тобою— Бог, да упокойся с миром.

Незнакомец бесчувственно повалился с куском стекла в руке на пол, тело его забилось в конвульсиях.

—Аминь,— произнес полностью овладевший собой Олег Геннадьевич и перекрестил чело покойника. Тот затих в неестественной позе, лишь остекленевшие глаза безжизненно смотрели в потолок.

Сбединский нагнулся и закрыл веки мертвого. Потом прошептал со вздохом:

—О, Господи!

И снова затрещал дверной звонок. Немедленно вслед за сим дверь распахнулась, хотя была на замке. В комнату вошел бледный человек в теплом пальто без шапки. Волосы человека были зачесаны назад. Прямо с порога, едва за ним закрылась дверь, без каких-либо объяснений человек с маленьким лицом и причудливым шрамом на щеке проговорил:

—Я мог бы догадаться. Так, значит они опередили меня. Ловкие же ребята! Но, видимо, они ничего не предложили.

Сбединский занес руку для крестного знамения, но человек со шрамом сказал с усмешкой:

—Да брось! Подобные трюки годятся лишь для представлений и на меня не действуют. Что стоит тебе сказать, где они засели? Я могу тебя сделать бессмертным, ты будешь владеть властью, сможешь убивать целыми днями... Или— нет, поклонись мне, только лишь поклонись, и ты обретешь бессмертие и возвысишься над миром этих никчемных насекомых, коих именуют людьми...— Он не договорил.

Сбединский размахнулся и с бог знает откуда взявшейся ловкостью всадил в горло соблазнителю острый, как бритва, и длинный, как хлебный нож, осколок зеркала. Тот вошел с отвратительным хрустом. Потом Олег Геннадьевич отскочил, надеясь увидеть тяжкие последствия своего действия. Но лишь гримаса боли исказила бледное лицо, а обладатель его, ухвативши обеими руками стекло, улыбаясь торжествующей улыбкой, медленно вытащил окровавленный осколок.

—Ты, видимо, совсем не понимаешь, что здесь происходит.— С этими словами человек со шрамом стал наступать на Сбединского по хрустящим под ногами осколкам.

Объятый ужасом Олег Геннадьевич, отступая, споткнулся об ногу лежащего трупа и упал. А бессмертная личность запустила правую руку в карман пальто. Оттуда рука вернулась с внушительным пистолетом. Дуло было направлено в грудь Сбединскому. Тот не успел что-либо предпринять, как пистолет оглушительно грохнул, выплюнув вместе со смертельным кусочком свинца сноп пламени. Пуля вошла точно в сердце Сбединского, и отбросило на белую дверь кладовки. Ударившись тяжело, мертвое, истекаемое кровью тело Олега Геннадьевича Сбединского сползло на пол. Прогремело еще несколько выстрелов, еще несколько пуль поразило бесчувственное тело преподавателя.

Убийца вложил пистолет в руку успокоенного Сбединским трупа, распахнул дверь и вышел, не потрудившись закрыть ее за собой.

А через каких-то десять минут на маленькой лестничной площадке толпилось множество народу. То были жители шестого подъезда пятиэтажного дома по улице Стара Загора.

Глава XV

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ

…Затем, что лишь на то,

чтоб с громом провалиться,

Годна вся эта дрянь, что на земле живёт.

Не лучше ль было б им и вовсе не родиться?...

Часы в кухне пробили две четверти третьего. «Вот и скоро закончится суббота,— подумал лежавший на диване Виталий,— забавно сознавать, что я, познакомившись с самим Сатаной, вполне способен здраво мыслить. Странные вещи делает с нами сознание. Когда встречаешься с чем-либо сверхъестественным, мозг— вместо того, чтобы затуманиться,— начинает искать логическое объяснение происшедшему. Да уж. Возможно, мне до сего момента и грозил отъезд крыши, коль скоро я потерял самое дорогое, что имел,— веру в собственные силы. Рядом ведь никого не было. Наверное, Риманец[9] был прав, когда сетовал на то, что был создан человек— самое злое и порочное существо на Земле. По сути дела, я был никому из знакомых не нужен. Как каждый из нас любит кичиться тем, что он есмь? А посмотришь— сплошное вранье и лицемерие. Порок и нравственный разврат совратили с прекрасного, чистого пути святых. Где та чистота, та любовь, то милосердие, коему в храмах учат священники, порою сами мало верящие в то, что они проповедуют? Мода на веру в Бога— это всего лишь мода. Кинь достаточно громкий клич, провозгласи новый путь,— и многие бросятся за тобой, сломя голову. Ведь самое главное— это не отстать от моды. Ангелы возмущены могуществом человека, который готов сделать всё возможное, но постичь священную тайну бытия, тайну, которая через тысячу лет испугает самых здравомыслящих и наполнит леденящим ужасом души всех смертных. Человек— маленькое злобное насекомое средь бесконечных мириад великолепных сфер. И это насекомое еще смеет надеяться постичь истину, кичась своим знанием?..» Мысль появилась, но телефонный звонок прервал ее. Виталий быстро соскочил с дивана и, подойдя к аппарату, снял трубку.

—Да, слушаю,— успел произнести он и в тот же момент услышал голос, слишком знакомый, чтобы не узнать его: