Время своих войн-1 - Александр Грог

   - Всерьез. Хозвзвод.

   - Протестовал?

   - С губы не вылазил. Но потом повезло - земелю встретил. Редкий случай, чтобы с наших мест - у нас там и так люди редкость, а тут...

   Относятся с пониманием. Землячек, да еще в первые годы службы, вещь крепкая.

   - Он в разведроте сержантил, - продолжает Казак. - Полгода оставалось. Придумали вдвоем как туда меня вписать. Несколько дней готовили укрытие - кусок железа под то дело приволокли. Выкопали нору - щель, сверху железо, чтобы не осыпалось - заровняли, закустили. Все это невдалеке, где обычно разведка упражнялась, когда в полку находилась. Выбрал момент - взял на понт лейтенантов - пусть, мол, всей ротой меня поищут в том пролеске, что насквозь просматривается. Когда прочесывали, земеля момент выбрал - ко мне заполз. Дыру кустом заткнули. Потом себя же связать помог, а уж дотащил его я сам... Возвращаю - говорю - вам вашего сержанта! Видели бы физиономии!

   Опять заржали. Ловко!

   - Земеля в два раза меня больше - почти как Миша. Спрашивают его - как так получилось? Глаза круглит - вот такие делает! - Петька показывает, приставляет к лицу блюдца. - Не знаю, говорит! Тут как на-ва-ли-тся!

   - Навалится!

   Отсмеялись, слезы вытерли.

   - Ну, ты и жулик! - притворно вздыхает Леха,. - И с кем только в этой жизни работать не приходится...

   - А ты, Лешка, каяться будешь?

   - Не вызрел! - говорит Замполит, потирая ладонь. - Рано еще.

   У "Шестого" опять ноет ладонь, словно застарелый ревматизм или зубная боль, что отдается каждым толчком крови. С болью вдруг полезли воспоминания; тоже какими-то толчками, причем только те, что хотелось забыть, и даже казалось, что давно забыл. Странно это, более поздние шрамы не болели и даже не ныли, а этот первый и небольшой - что в самой середке ладони - след от разорвавшегося в руках самопала, одно время исчезнувший, а сейчас вновь проступивший, лежащий поперек той борозды, что считается линией жизни... Странно. Видом, словно не он, не шрам по линии жизни прошелся, а сама линия жизни шрам рубит...

   ЛЕШКА (60-е)

   ...Самопал разорвало с таким грохотом, что Лешке показалось - кранты, допрыгался! Что произошло, не видел, потому как, хотя и целился до последнего, но в момент, когда огонь дошел до запального отверстия, и оттуда вдруг засвистело, не выдержал: убрал голову - отвернулся. Вот тут и наподдало! С такой бешенной силой отдалось в плечо, руку и по ушам, что отлетел, да закрутился юлой, пока не уселся калачиком, зажав руку промеж ног, с шумом втягивая воздух промеж стиснутых зубов. Хуже всего было с рукой, потому как было страшно посмотреть - на месте ли пальцы.

   А как удачно начиналось!

   В подвале нашел толстую желтую (должно быть - бронзовую) трубку. Еще раньше выменял настоящую пузатенькую пулю на самописную ручку - подошла, чуть ли, не точь-в-точь. С таинственным шумом перекатывалась внутри. Старое деревянное ложе от арбалета, что когда-то в редкой трезвости сделал ему отец, в самый раз подошло к трубе. Красиво получилось! Арбалетом Лешка давно наигрался, да и пулял стрелу он своей резиной, как не усиливай, всего на каких-то десятка два шагов. И всякий раз куда попало. Потом его отчим пытался наладить - подлизывался к Лешке, но не наладил. Даже когда "арбалет" зажали в солярной котельной в тисках, поменяли резину на удивительную красную, от давно разбитого тяжеленного трофейного велосипеда (как говорили - бельгийского, сто лет бы прослужил, если бы не был раздавлен грузовиком, что сдавал задом, разгрузить уголь). Но и с бельгийской резины ни разу не попала в одно место. Отчим озадаченно скреб затылок, а все только смеялись. Нерусское оружие!..

   Лешка с одной части трубы забил болт без шляпки, утопил вглубь на полпальца, сверху залил расплавленного свинца и, как остыло, заклепал. Это потому, что у Максика с его самопала заглушку зарядом вышибло назад, и все говорили, что он везучий, могло самого насквозь прошить, а так только руку у локтя порвало. Лешке такого везенья не надо. Со свинцовым клепаным задником - это он лихо придумал. Этот не вышибет!

   Когда крутил дырку для запала, поломал два тонких сверла отчима. Пришлось выбросить. Лучше пусть подумает, что сам затерял, чем обломыши найдет.

   Головки спичек снимать лучше не бритвочкой, не срезать серу, как другие, а обжимать плоскогубцами - сама осыплется. Лешка до этого сам допер. Сразу несколько спичек можно взять и поворачивать, потом, что на газету осыпалось, в баночку. Спички в доме есть, их не спохватятся, на верхней полке, на кухне всегда большой запас. Соль внизу, а вверху спички. Эта привычка едва ли не у всех хозяек с войны осталась. Лешка слышал - говорили!

   Трубку к арбалету изолентой примотал, потом еще проволокой и поверх опять изолентой. Фиг сорвет! Засыпал серу с баночки, потом забил внутрь тряпку - туго-туго (читал в книге про индейцев, как делали), потом уронил внутрь пулю, и снова запыжил тряпкой. В прокрученную дырку тоже серу от спичек затолкал - самую мелкую, поверх головку спички наложил и дальше дорожку из спичек - головка к головке, тоже изолентой, теперь только коробком поверх чиркнуть и... как стрельнет!

   Вышел во двор.

   Старшие мальчишки оценили.

   - Сам сделал? Молодец! Заряжен? Пойдем, стрельнем!

   Далеко ходить не надо, нет лучшего места, чем на стройке. Нашли большую ржавую квадратную банку с краской, застывшую твердой пленкой. Поковыряли сверху палкой - не пробить, решили, что засохла до дна.

   - Вот сюда попробуй! По такой не промахнешься.

   Попробовал...

   - Класс рвануло!

   Шумно восторгались выстрелом. Разглядывали разорванный, уже ни на что не годный, самопал.

   Ствол разорвало чуть ли не в том месте, где держал рукой, правда, только самый верх распузырило на кривой цветок, а с боков у деревянного ложа тонкие волосяные щепки получились. Но пуля из ствола все-таки вылетела. По пути она, должно быть, опять застряла или кувыркнулась, потому как, недалеко от выхода трубку опять раздуло, но уже не разорвало. Не сразу заметили - куда попало. Только когда краска из банки стала выходить, выдавливаться. Попала она таки в эту квадратную банку, в самый ее край, прошла внутри, и даже край отжала дугой - оставила выпуклую борозду, надрезала изнутри, отчего и там тоже стала выдавливаться густая краска.

   Лешку садануло в уши, плечо, но больше всего отдало в руку. Зажал руку между ног и боялся посмотреть. Зыркал на всех круглыми глазами, "тсыкая" - часто пропуская воздух через зажатые зубы.

   Потребовали показать.

   На середине ладони оказался темно-коричневый пузырь, отливающий с краев синью. Больно! Пузырь набухал и вырос едва ли не на всю ладонь. Нашли подходящий осколок стекла, даже несколько - кругом такого добра навалом. Лешка резать никому не дал, решил вскрыть кровавый пузырь сам, ожидая, что кровь оттуда пойдет густая, чуть ли не черная. Кольнул стеклышком - не получилось, а больно! Тогда, с испугу, полоснул наотмашь. Пузырь распался, и кровь пошла не синяя, не коричневая, а самая нормальная - алая, и сразу же стало легче. Не так больно и как-то привычнее, все-таки кровь - это понятно, такое случается...

   Кисть плохо сгибалась и ныла, отдавало и в локоть.

   - Отсушил! - сказал кто-то. Тут же вспомнил, что как-то, прыгая с моста, отсушился весь и еле доплыл до берега.

   Лешка замотал ладонь носовым платком, а к вечеру уже и думать забыл. Сколько всего интересного может произойти за день!

   Еще до арбалета Лешку за умные разговоры и фантазии прозвали Депутатом. Он не обижался, потому как, уже смотрел фильм: "Депутат Балтики", не нашел там для себя ничего обидного и даже напротив. Правда, тот депутат был старым, а молодых депутатов (Лешка про это спрашивал) не бывает. Прозвище прилипло, дал его старший Харис и называл Лешку - "депутат" к месту и ни к месту, лишь бы почаще назвать, и видно было, что огорчается, что Лешка не обижается нисколько. А потом Лешка и ему сказал, чтобы сходил бы лучше, Харис, в кинотеатр "Ударник" - там сейчас как раз фильм идет про депутатов. Все старшие смеялись, что вроде как он ловко Хариса отбрил, а тот рассердился и дал ему подзатыльника. Он и еще хотел, но пристыдили - разница большая. С того времени совсем Лешку невзлюбил. А однажды с братьями, и, что обидно, с младшим тоже, нассали Лешке на голову. Дело было так: на большой липине сделали штаб - хороший и даже с крышей, и когда Лешка со школы возвращался, младший Харис стал оттуда его дразнить, что он к нему ни за что не заберется. Если бы Лешка знал, что там его братья, то даже и не стал бы связываться, прошел бы мимо. И вообще, что он - дурак в школьной форме по деревьям лазить? А тут отложил портфель, подошел, сообразил, что надо приставить к стволу огрызок доски, чтобы с него допрыгнуть до нижней ветви. Допрыгнул и со второго раза, подтянулся, забросил ноги, ухватился рукой за следующую ветвь, а дальше уже просто - полез наверх... Тут и полилось. Поднял голову, а это Харис с братьями на него ссат. Слез много быстрее, едва не упал. Взял портфель и пошел домой, не оборачиваясь на обидные крики, только думая, что с младшим Харисом сделает, когда его братьев в тюрьму заберут.