Покой - Вулф Джин Родман

На вечеринке в честь мистера Макафи Смарт, вероятно, был до нелепости молод – по крайней мере на пять лет моложе моей тети. Для меня он был взрослым, и я этого не замечал. Опрятный молодой человек с жидкими волосами цвета соломы, облепившими череп, и в новенькой одежде, вероятно, купленной ради праздника: на белой рубашке из универмага «Макафи» еще виднелись дырочки от булавок; костюм из ткани цвета жженого сахара выглядел неношеным. Лицо у Джулиуса было довольно длинное и худое, но гладкое. Зубы крупные и такие хорошие, что казались фальшивыми, словно у актера. Кожа чистая, розоватая. Он рассказывал свою историю так искренне (в тот момент), словно выступал на суде в защиту собственной жизни…

– Когда внезапно обнаруживаешь мертвеца, все идет кувырком, – сказал он. – Особенно если усопшего никогда не считали больным. Я все пытался вспомнить, сколько ночей провел в его доме, прежде чем он умер. Кажется, пять. Да, это была пятая ночь. Я встал, как обычно, спустился в кухню и заварил кофе, потом вернулся в свою комнату и побрился. Призрак бродил прошлой ночью, и я лежал в постели, слушая его. В основном тот перемещался туда-сюда по коридору, иногда вверх-вниз по парадной и задней лестнице. Я купил замок для своей комнаты и запирался на ночь, так что не слишком тревожился, и, кроме того, существо никогда не выказывало желания причинить мне вред.

Итак, тем утром я побрился, поджарил тосты и приготовился делать яичницу, как только Мистер Т. спустится. Но, разумеется, он не пришел, и я сел за стол, съел кусочек тоста и выпил немного кофе в ожидании, а потом подумал, что аптекарь проспал. Я знал, что он принимал какое-то снотворное, потому что его беспокоили звуки, которые издавал призрак: создание часто бродило туда-сюда возле его двери и, как он говорил, иногда шептало что-то в замочную скважину, царапало панели, словно собака, могло даже взобраться по стене снаружи и таращиться на него с подоконника.

Я подошел к двери спальни, постучал и позвал, но никто не ответил.

Потом я подумал, что он мог встать рано утром и уйти; но на входной двери по-прежнему висела цепочка, а задняя так сильно скрипела, что он бы не смог ее открыть и снова закрыть, не разбудив меня. Мистер Т. точно был в спальне, и я вернулся, снова постучал и опять не получил никакого ответа.

– Вам следовало вышибить дверь, мистер Смарт.

– Ну, это была довольно прочная дверь, я бы очень долго ее пинал. В конце концов я вышел на улицу и забрался на козырек крыльца, откуда смог заглянуть в окно. Я увидел, что он лежит мертвый на кровати. Я выбил ставень, забрался внутрь и попытался нащупать у него пульс, но, по-моему, он умер в первой половине ночи. Окоченение уже наступило. Это когда покойники становятся жесткими. В городе был только один врач, я отпер дверь, спустился вниз и позвонил ему.

– И вы не уехали из этого дома, мистер Смарт? – спросила Элеонора Болд. – Я бы не смогла там жить.

– Да. Ну, во-первых, я к этому привык – человек привыкает ко всему, кроме повешения. А во-вторых, я не думал, что призрак задержится, раз Мистера Т. больше нет. Кроме того, его родственники, видите ли, хотели, чтобы я управлял аптекой, пока кто-нибудь не захочет ее купить, и я должен был получать там ту же зарплату, и я думал, пока мы говорили об этом – их было трое, все родственники его жены, дядя и две тети, – что им на самом деле не нужен этот дом, и вдобавок ко всему я мог получить от них бесплатную аренду.

– Ну вы и делец, мистер Смарт! Просто взяли и выпотрошили их.

– Если бы я этого не сделал, мисс Вир, то никогда бы не смог купить «Аптеку Бледсо». Я не ощущал, что должен им, – если я перед кем-то и в долгу, то перед Мистером Т., а ведь он позволил мне жить в своем доме бесплатно и платил очень хорошее жалованье.

– Зовите меня Ви, мистер Смарт, все так делают.

– Они забрали кое-какие безделушки, хорошее серебро, альбомы с фотографиями и несколько писем миссис Т., но я вынудил их оставить прочую мебель, и они даже не попытались войти в третью спальню – ту, что располагалась с северной стороны. Позже я узнал, что дом прославился по всему городу как обиталище привидений, и родственники моего покойного нанимателя были довольны тем, что он не пустовал. Кроме того, я объяснял всем заинтересованным лицам – когда они заходили в аптеку, ну, вы понимаете, – что это не так. Думаю, после моего отъезда дом смогли продать.

Я – Олден – прошу простить меня за вмешательство. Кажется, я только что услышал, как хлопнула дверь. Этого не может быть; или может? Я в своем доме, и все мертвы, не так ли? Дейл, даже Чарли Скаддер. Мертвы. Чарли обычно останавливался в придорожной закусочной по дороге домой и брал виски с содовой и льдом; в основном там пили вахтовики, парни в джинсовых рубашках – или спортивной одежде, если переодевались перед тем, как идти домой. Некоторые переодевались и принимали душ. Однажды Чарли предложил туда заехать, и мы сидели в кабинке, а все остальные исподтишка поглядывали на нас, попивая ржаной и имбирный эль. Я все думал о «крайслере» Чарли, стоящем снаружи среди «фордов» и «шевроле», и задавался вопросом, не порежут ли ему шины. Я слышал разговоры; он говорил кому-то у стойки, что один из нас – президент компании; и кто-то отвечал, дескать, нет, президент – седой коротышка. Джулиус, конечно. Я видел, как эта закусочная рухнула, и ее фундамент зарос сорняками.

Но я точно слышал, как хлопнула дверь. Никаких сомнений. С тех пор я сижу здесь и размышляю, не вызвать ли мисс Биркхед по внутренней связи. Вдруг она ответит? Но это может быть всего лишь иллюзия, как вид из окон. Я перебираю бумаги на столе, мой палец касается кнопки и отстраняется. Вдруг она ответит? В верхнем левом ящике стола находится коробочка с пленкой, а в углу комнаты виднеется проектор, мой личный аппарат. Бок болит так сильно, что я не хочу выбираться из кресла. Этикетка на коробочке гласит: «Дену от папы. Счастливого Рождества и счастливых воспоминаний!», и я от боли забыл, что в ней лежит.

– Да, миссис Вир?

– Я пришла с Деном, – говорит мама. – У него болит горло.

– Садитесь, пожалуйста.

Мы садимся. Стулья кожаные, мои ноги не касаются пола. Подлокотники широкие, ореховые; на противоположной стене две картины в тяжелых рамах. На одной доктор сидит у постели Маргарет Лорн (хотя в то время я этого не знал), маленькой девочки с большими глазами и каштановыми косами. На другой восемь врачей вскрывают труп. Почему рядом с мертвецом так много врачей, а рядом с живой девочкой – так мало? Мама читает «Либерти» и пытается показать мне картинки.

– Миссис Вир? Олден может войти.

– Мне пойти с ним?

– Доктору больше нравится работать с малышами наедине. Он говорит, это делает их храбрее. Он пригласит вас войти после того, как осмотрит Олдена.

Доктор Блэк сидит за массивным столом красного дерева. Слева от него, у стены, большое бюро. Когда я вхожу, он встает, здоровается, ерошит мои волосы (что меня злит) и усаживает меня на покрытый кожей смотровой стол в дальнем конце комнаты.

– Открой рот, сынок.

– Доктор, у меня был инсульт.

Он смеется, тряся внушительным брюхом, а потом разглаживает жилет. В углу стоит блестящая медная плевательница, и он отхаркивается в нее, не переставая улыбаться.

– Доктор, я абсолютно серьезен. Можете выслушать меня, хоть одну минуту?

– Если это не повредит твоему больному горлу.

– У меня не болит горло. Доктор, вы изучали метафизику?

– Это не моя область, – отвечает доктор Блэк, – мне ближе физиология.

Но его глаза слегка распахиваются от удивления – он и не думал, что четырехлетний мальчик может знать такое слово.