Покой - Вулф Джин Родман

«Где он живет?» – спросила женщина, и я дал адрес, решив, что они все равно узнают его из телефонной книги. Они выбежали наружу, и, как я увидел через дверь, прыгнули в ту же машину, куда женщина без рук садилась раньше, – красивый «пирс-арроу».

Они вернулись минут через десять или около того. «Его нет дома», – сказала женщина, и я напомнил ей, что не говорил, где он. Потом она сказала, что я должен пойти с ними, и я ответил, что не могу – мистер Тилли оставил меня за главного, и кто-то должен позаботиться о клиентах.

«Это чрезвычайная ситуация», – заявила она.

«Тогда вам нужен врач», – сказал я и объяснил, где находится ближайший, предварительно поискав в адресной книге. А потом, не успел я глазом моргнуть, как мои руки прижали к бокам и подняли в воздух. Оказалось, тот парень с серой кожей встал позади меня. Ну, в физическом смысле я не гигант, но мне нравится считать себя бойцом, поэтому я ругался, пинался, изо всех сил старался его укусить (хотя потом радовался, что не сумел) и извивался, как угорь. Но он меня не отпускал. Позже я узнал, что женщина, выходя из аптеки, повернула вывеску надписью «ЗАКРЫТО» и даже нажала кнопку блокировки, чтобы дверь захлопнулась, но в то время я об этом не ведал и беспокоился о заведении, сами понимаете.

Парень с серой кожей бросил меня на заднее сиденье и сел рядом. За рулем сидел тот же самый мужчина, что привез безрукую накануне, и она заняла место справа от водителя. Как я уже сказал, машина была седаном «пирс-арроу», с просторным салоном, но серокожий пихнул меня в самый угол и опустил все шторки сзади. Пока он этим занимался, я стукнул его по носу – кровь пошла, как у простого смертного, – но он отпустил шнур от шторки и схватил меня за оба запястья с превосходящей силой. Он попытался меня боднуть – ударить по лицу своей большой головой, – но я увернулся, и тогда безрукая его остановила. Потом он просто сидел, прижимая к носу платок, и время от времени зыркал в мою сторону, показывая, что не забыл о случившемся.

Безрукая спросила: «Вы аптекарь, не так ли, док?» Выговор у нее был не южный, как у большинства местных. Скорее всего, она родилась в Огайо или Пенсильвании. Я сказал ей, что фармацевт.

«Это хорошо», – ответила она.

Водитель бросил на нее взгляд и заметил: «Джен, тебе стоило бы рассказать ему про пацана сейчас».

Безрукая, однако, покачала головой.

«Пусть он сперва его увидит, а потом спрашивает, что захочет».

Я спросил: «Как далеко ехать?»

«К окраине соседнего города. Мы почти на месте».

«Вы меня отпустите после того, как я осмотрю ребенка? И вообще, мне, возможно, придется вернуться в аптеку за лекарствами». Последнее, конечно, я сказал не всерьез, так как понимал: если меня поймают за выписыванием лекарств, это конец карьере, и все же я хотел, чтобы меня отпустили.

Женщина спросила: «Собираетесь пойти в полицию?»

«Нет, если меня отпустят».

«Ну ладно».

«Можно поднять шторы? Звать на помощь не стану, ничего такого».

Женщина как будто призадумалась, а через минуту мужчина, который сидел за рулем, оглянулся на меня и сказал: «Если ты так поступишь, Кларенс тебя прикончит; он сейчас об этом как раз думает, и если мы дадим ему волю, из этой машины вытащат твой бездыханный труп».

«Я же сказал, что ничего такого делать не собираюсь», – ответил я и поднял шторку со своей стороны. Толку от этого не было, но я почувствовал себя немного лучше и через некоторое время даже опустил стекло, чтобы подышать свежим воздухом. В салоне автомобиля было жарко, как в печке.

Вскоре «пирс-арроу» свернул, и я увидел поле, посреди которого стояло не то восемь, не то десять шатров; некоторые были увенчаны флагами. Еще через некоторое время наш водитель остановил машину посреди них, и мы вышли. Кларенс – мужчина с серым лицом – держался рядом со мной, но больше не пытался схватить, и хорошо, так как я был готов врезать ему еще раз.

Когда водитель вышел, я испытал, наверное, самое сильное потрясение в жизни. Я увидел, как открылась дверь, как он повернулся на своем сиденье и поднял с пола две трости, и мне пришло в голову, что он, вероятно, хромает или у него артрит. Затем он схватился за изогнутые рукоятки и… мама дорогая, у него вообще не было ног! Он просто висел меж костылей, покачиваясь всем телом, штанины его были сложены спереди и приколоты к рубашке. Крупный мужчина с квадратным лицом, седоволосый, он вроде как усмехнулся при виде того, как я вытаращил глаза. Затем, непринужденно балансируя на одном костыле, он поднял другой и ткнул им в сторону одного шатра. «Вам туда. Совсем недалеко». И похлопал меня по плечу тем же костылем, которым указывал направление. Позже я узнал, что он специально переоборудовал машину, чтобы можно было управлять только руками.

Передвижной карнавал оказался маленьким. Это поразило меня в первую очередь и лучше всего запомнилось. Три аттракциона, по-моему, два небольших шоу в шатрах, а также киоск, где продавали лимонад и сахарную вату – вот и все. Как мне объяснили, хозяином карнавала был мужчина без ног. Он работал в таких странствующих шоу годами, копил деньги и, наконец, приобрел собственное.

Безрукая привела меня в маленькую палатку – не больше, чем расстояние от этого дивана до камина. Через дверь проникало много света, но мне сперва показалось, что внутри царит мрак. На раскладушке лежал мальчик лет четырех. Он не пошевелился и не издал ни звука, когда мы вошли, его рука на ощупь оказалась холодной – я уже решил, что малыш мертв, но потом приподнял его и увидел, как закатились глаза, а затем почувствовал, что он дышит.

«Это из-за волосяного препарата, – сказала безрукая. – Мы хотели сделать из него мальчика-пса».

Я спросил, не этот ли препарат она получила от Мистера Т. накануне утром, и женщина ответила, что да; я попросил показать. Она достала обычную бутылку на две унции из коричневого стекла. Заметив, что сосуд почти опустел, я спросил, сколько она дала мальчику. Безрукая объяснила, что начала вчера вечером – тогда она дала ребенку препарат в первый и последний раз, – и ограничилась ложкой, как проинструктировал Мистер Т. Я вытащил пробку, смочил палец и лизнул его. У настойки опиума есть определенный горький привкус, и я его ощутил. Полагаю, Мистер Т. добавил ее в состав, чтобы ребенка не вырвало; это хорошее успокоительное для желудка, и раньше его часто применяли для лечения колик. Тогда я спросил у матери, говорил ли Мистер Т. про чайную или столовую ложку, поскольку пропало, судя по всему, не меньше двух столовых – и в конце концов выяснилось, что безрукая была из той многочисленной категории людей, которые не считают, что хорошего должно быть понемножку. (Я знал человека, который выпил весь рецептурный препарат, как только получил его, в то время как доктор выписал лекарство на десять дней.) Я сказал безрукой, что в этом-то и проблема, и посоветовал напоить ребенка холодным кофе, хотя бы попробовать, и если его вырвет, тем лучше. Она убежала в то, что назвала «буфетом на колесах», и вернулась с кофе в картонном стаканчике, но он был горячим, и я велел подождать, пока напиток не станет прохладным, как вода для умывания, прежде чем она попытается заставить мальчика проглотить хоть капельку. Затем я прибавил, что понимаю, за этот препарат пришлось заплатить Мистеру Т. много денег, но на ее месте я бы дважды подумал, прежде чем давать ребенку то, от чего вырастут волосы по всему телу.

Она сказала: «Все говорят, что он лучший в своем деле. А вы просто не знаете, чем люди иной раз занимаются. Я знала родителей, которые каждый день добавляли дочурке в еду пачку мелко нарезанного жевательного табака – хотели, чтобы она стала лилипуткой. Но ничего не вышло, у нее просто испортился желудок. Они прекратили, когда она выросла до сорока дюймов, потому что лилипут выше ростом – просто низенький человек. А еще один мужик приправлял еду порохом, чтобы научиться глотать огонь».

Я сказал ей, что слышал, как люди глотали жевательный табак, чтобы изгнать червей, но мне известны лучшие способы.