Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Кабан кидался на собак, те отлетали от него врассыпную. Херефорд успел разглядеть черную тушу, налитые кровью глаза зверя, торчащие из оскаленной пасти мощные клыки, с которых лилась кровь и падала пена. Тут кабан стрелой метнулся в сторону Раннулфа. Раздался оглушительный рев, лес загудел от него, зверь напоролся на пику. Она угодила ему ниже груди и пропорола брюхо, слишком низко держал орудие Раннулф. Обезумев от боли, зверь изогнулся дугой, сорвал древко пики с упора, и оно вырвалось из рук Раннулфа. Херефорд прыгнул на помощь упавшему Раннулфу, увидел блеск его ножа и услышал испуганный крик шурина: зверь нагнул голову, приготовившись вновь ударить поверженного охотника. В тот же миг Херефорд был у кабана на спине, левой рукой он ухватил за морду, задрал ее вверх и всадил нож ему в глотку. В этот миг Херефорд почувствовал острую боль, пронзившую левую ногу.

Под его правой рукой что-то блеснуло. Это пика лорда Сторма вонзилась в грудь у передней ноги кабана и, ломая ребра, достала до его сердца. Удар милосердия не потребовался. Нож Херефорда порвал шейную артерию, кабан истекал кровью, хлеставшей у него из пасти, и дергался в предсмертной конвульсии.

— Ты в порядке? — в один голос спрашивали Линкольн и Честер. Линкольн — своего сына, а Честер склонился над Херефордом.

— На, Роджер, перевяжи себе ногу. Ты что надумал, идиот, — бороться с кабаном? — Сторм протягивал ему лоскут, отрезав его ножом от своей туники.

— Не было выбора, боялся, он повернет и снова кинется на Раннулфа. Не ожидал, что вы тут же подскочите…

— Затяни потуже, кровь течет! — Честер нагнулся над своим зятем, а Сторм занялся собаками, надрывающимися возле кабана.

— Ничего, это не рана, — торопливо отвечал Херефорд, но поднимался с земли с гримасой. — Раннулф не пострадал?

— Тоже ничего, немного запыхался, — ответил за него Линкольн.

— Эта свинячья морда… как двинет меня под дых, — хватал ртом воздух Раннулф, держась за правое плечо, откуда текла кровь, окрашивая синий плащ.

— Убери руку, — скомандовал Линкольн. — Дай я остановлю кровь. Он порвал тебе плечо?

Раннулф, с трудом переводя дыхание, покачал головой и сморщился от боли, когда отец затягивал повязку, прижав к ране края порванной кожаной куртки.

— Вернешься домой или продолжишь с нами охоту? Как ты, Херефорд?

— Я еду, меня чуть царапнуло. А ты, Раннулф?

— Я тоже, только дайте отдышаться… Вот пику, наверное, удержать теперь не смогу… Если сейчас отец не прикончит меня совсем, я попробую… Пропускать такую охоту не хотелось бы… У-у-й!

— Ага! — заметил Линкольн, прилаживая повязку и хлопнув сына в шутку по лбу. — Будь у тебя шкура, как твоя башка, все бы обошлось!

Сторм протрубил сигнал отбоя, охотники стали подходить посмотреть первый трофей. — Кто убил? — спрашивали Херефорда.

— Раннулф. Мне показалось, что в агонии зверь снова бросится на него, а то бы я не вмешивался. Он хорошо взял зверя, пика еще торчит в нем.

По заведенному древнему обычаю, тушу выпотрошили, требуху отдали собакам, а добычу увязали и отправили в замок. По правилам, внутренности надо было мешать с кровью и хлебом, это служило кормом для собак, но охотников ждали еще два кабана, так что соблюдать заведенный ритуал было некогда. Херефорд в сопровождении главного псаря поковылял к раненым собакам, не дотянувшим до заслуженной награды. С первого взгляда стало ясно, что их уже не спасти. Еще дышавшие, они услышали тихое слово, почувствовали теплую хозяйскую руку, а быстрый и точный удар ножа все кончил.

Элизабет, одетая в бежевую тунику и ярко-красный блюо, ее любимое сочетание цветов, отпустила горничных и оглядела комнату. Делать в ней практически было нечего, все убрано. Она быстро пристроила свое главное сокровище — большое серебряное блюдо с зеркально отполированной поверхностью, в котором при достаточном освещении можно разглядеть каждое пятнышко и волосок на собственном лице. Рядом встал столик, инкрустированный ценными душистыми породами дерева, а по соседству у стены — сундук с ее гардеробом. Все, что еще надо сделать, — это поставить напротив зеркала мягкий стул с невысокой спинкой, дабы удобно можно было осмотреться и причесаться, и комната обретала вполне приемлемый вид.

Она решила приказать дворецкому принести такой стул и обратилась к вещам Роджера. Собственно, особой нужды в том не было. Под отличным управлением леди Херефорд хорошо обученные женщины ткали, шили и даже искусно украшали вышивкой одежду Херефорда, и он был всегда прекрасно одет. У него была личная служанка, которая следила за его бельем, чистила и гладила верхнее платье, помогала одеваться, когда по каким-то причинам мать или сестры к нему не допускались или он не хотел их беспокоить. Элизабет решила, что больше никакой личной служанки не будет. Она сама станет помогать ему при купании и одевании, да и в других подобных делах. Добровольно принимая эти обязанности, она не питала сентиментальных идей сделать себя необходимой и нужной, она просто не желала свободного доступа прислуги в свои покои. Элизабет ясно предвидела, что им с Роджером не обойтись без стычек, и не важно, на чьей стороне будет победа, лишь бы знать, что это не будет разноситься по дому. Вот почему она довольно резко откликнулась на стук в дверь.

— Кто там?

— Леди Элизабет, можно мне войти?

Элизабет подняла голову от сундука. Женский голос принадлежал не служанке. Она выпрямилась и проговорила вежливее:

— Прошу. Как, Анна? Входи.

— Могу я с вами поговорить минутку, леди Элизабет?

— Конечно! — улыбнулась хозяйка, но улыбка сразу сошла, как только она увидела лицо Анны. — Что с тобой, милая? Что случилось?

— Леди Элизабет, помогите мне, я так несчастна!

Обняв дрожащую и плачущую Анну, удивляясь, но без сочувствия, Элизабет думала, что Роджер, пожалуй, был прав, когда так вольно отзывался о сестре утром.

— Если смогу, конечно…

— Вы сможете! Роджер вас так любит и сделает для вас все, я знаю! Меня или маму он слушать не станет, а вас послушается. Я не хочу замуж! — зарыдала девочка. — Я не хочу отсюда уезжать! Попросите Роджера, чтобы он оставил меня здесь. Пусть он отошлет Раннулфа.

— Анна, сколь бы ни любил он меня, не думаю, что мне удастся убедить его, тем более без видимых причин. Ради Бога, что случилось? Мне казалось, что ты шла замуж охотно, и Раннулф тебе как будто нравился.

— Раннулф тут не виноват. Я не гожусь для замужества. Не могу этого вынести! Он… сделал мне больно. Я боюсь его.

— Что ты, Анна! — воскликнула Элизабет, сразу поняв, в чем дело. — Тебе уже шестнадцать лет, тебя не должны смущать такие вещи. Ты не видела, как спариваются животные? Тебе мама не говорила ничего об этом?