Рыцарская честь - Роберта Джеллис

— Роджер, не вижу, где остальные подвязки, кроме этой шелковой…

— Не важно, иди сюда. — Он притянул ее к себе.

— Ты что! О Роджер, хватит! Ты опоздаешь.

— Никаких хватит, — говорил он, растягивая слова, на губах его играла вопросительная улыбка. — Утром тебе было приятнее, чем вечером, а? — Элизабет слегка покраснела и вскинула гордо голову, на что Роджер рассмеялся. — Нет, уклончивых ответов больше не надо. Согласись, что упрямой женщине нужен настоящий мужчина. — Он закрыл ей рот рукой, мешая се скорому и сердитому ответу. — Я серьезно спрашиваю, не просто так.

— Если серьезно, то да. Но это не означает…

— Что ты считаешь меня настоящим мужчиной, — закончил он за нее, сияя смеющимися глазами. — Ах ты, вампирчик! Кусаешь меня, когда я так потел, чтобы доставить тебе удовольствие. Ты что, неблагодарная… За что ты колотишь своего мужа! — Он схватил ее за руки, а ее рассерженный вид рассмешил его еще больше. — Осторожно, любовь моя, я чуть-чуть тебя подразнил, ты так хороша, когда сердишься. Но у меня действительно есть к тебе дело. Моя мать…

— Ненавидит меня, но я должна быть хорошей и вести себя как следует для твоего удовольствия… Ты хорошо начал, создав мне такое настроение. Я не намерена никому доставлять удовольствие, а твоей матери…

— Меньше всего!.. Остановись, Элизабет. Мне безразлично, что там у вас с матерью может быть. Вы взрослые люди и разбирайтесь между собой сами. Пока вы не втянете меня в свои дела, живите, как хотите. Дай мне досказать, не пытайся вставлять в мой рот свои слова.

— Ты мой господин и повелитель, последнее слово всегда за тобой. Я только…

Он поцелуем закрыл ей уста.

— И так будет всякий раз, когда тебе надлежит молчать и слушать.

— Тогда тебе придется потратить на поцелуи…

Он снова прервал ее тем же путем, и, когда отпустил, она уже молчала, отвернувшись в сторону. «Игрушка, сразу стала игрушкой — и все. Стоило откликнуться телом, самую малость, не смогла удержаться, и то, чего боялась, произошло. Эта женская уступчивость! Как все быстро рухнуло!»

— Элизабет, я пошутил, уж очень сладки у тебя губы. Ну что ты, дорогая…

— Ничего. Говори, что хотел сказать. Я слушаю.

— Любовь моя, мне нравится, когда ты злишься, но сейчас ты не сердита. Ты обижена. Извини, я не хотел этого.

«Конечно, ты не хотел, — думалось ей. — Тебе естественно считать женщину простой игрушкой».

— Роджер, я не желаю ничего объяснять. Все, что ты хочешь от меня — бери.

Его сильно расстроила эта подавленная пассивность, причины для такой крутой перемены в ней он не видел, но понял, что расспросы лучше оставить.

— Хочу просить тебя об одном маленьком одолжении. Причем не надо оправдываться, если тебе не захочется это делать.

— Одолжение? — переспросила она, а сама подумала с досадой: «Иди в постель или свари мне супчик». — Какое же?

— Ты, конечно, видела мою младшую сестру Кэтрин, ты говорила с ней?

— Не так, чтобы много. — Элизабет оживилась, она никак не ожидала этого.

— Так вот. Эта девочка непроста… Ее избаловали… Моя вина, каюсь, и Вальтера, он носится с ней… Дерзит, упрямая и…

— Хочешь сказать, как я.

— Да, золото мое, как ты. Спокойно, я буду снова целоваться, если будешь меня прерывать. На охоту я могу задержаться. Я ищу Кэтрин мужа.

Он рассказал ей об имеющемся выборе, упомянул о своем колебании: искать ли сейчас себе союзников с помощью ее брака или уповать на шанс получить для нее лучшую партию, дождавшись завершения весенней кампании?

— Моя мать не в состоянии определить, кому девочка отдаст предпочтение и есть ли кому его отдавать; она еще говорит, что для Кэтрин это не может иметь значения, она должна быть рада тому, кого выберу ей я. Раз не хочет этого сделать мать, не сможешь ли это сделать для меня ты, мой друг?

— Думаешь, это будет правильно, Роджер? Такой девчушке и самой выбирать? — Элизабет говорила намеренно беспристрастно, но смотрела на мужа с обостренным интересом. По его ответу она могла судить, как сложится ее собственная жизнь.

Совершенно не сознавая, сколь важен его ответ, Роджер, нахмурившись, задумался. Ему частенько не удавалось найти подходящих слов для мысли, которая складывалась в голове совершенно отчетливо.

— Правильно? Что правильно? В этом деле не надо разрешения церкви или закона, это дело сугубо личное. Все люди разные. Послушай, я не спрашивал, кого предпочтет Анна. Сам выбрал ей Раннулфа, не знакомого ей ранее, и тот приехал прямо на свадьбу. Для Анны правильно было так. Если бы ей пришлось выбирать самой, или она догадалась бы, что мне хочется знать, кого она предпочитает, она была бы в ужасе. Если Раннулф не окажется зверем, Анна будет счастлива с ним, как с любым другим… Здесь она вся в свою мать, как две горошины из одного стручка. А Кэтрин — другая.

— Совсем другая?

— Не знаю, не могу сказать, но думаю, что другая. Если Кэтрин сама не захочет, ничем ее не заставишь. Нет, милая моя, она — не твои громы и молнии, это я пошутил, когда сказал, что она, как ты. В тебе горит свет, указующий путь. Бывает, правда, — он улыбнулся, — свой путь ты устилаешь терниями и каменьями, через которые приходится продираться, но ты с него не свернешь. Кэтрин, которую я очень люблю, как и Вальтер, может легко обесчестить себя.

— Роджер, ей нет еще и тринадцати! Как ты можешь говорить такое о своей сестре?!

— А ты знаешь, что мне уже приходилось драть се в кровь за баловство с мальчишками из прислуги?

— Это же детские шалости, не они определяют выбор жизненного пути.

— А ты сама так баловалась?

Элизабет задумалась.

— Нет, но…

— Вот видишь!

— Но только потому, что мне не нравилось, как от них пахнет, я вовсе не раздумывала, хорошо это или плохо.

— Вот, но в тебе было, что тебя останавливало. В ней нет. Над проповедью капеллана она смеется, к материнским наставлениям глуха, на мою порку плюет. Они послушна одному своему чувству и последнее время повинуется мне только потому, что любит меня. Что с ней станет, если она не будет любить мужа?.. Мой Бог, собаки лают, а я в чем мать родила! Подумай, Элизабет, и обрати внимание на Кэтрин. Моя мать — добрая женщина, но порой…

Ему не надо было договаривать, Элизабет соскочила с его коленей и стала быстро собирать одежду мужа. Охота на кабана — тяжелая работа, тут не просто пустишь стрелу — и всё, да и плащ из домотканого сукна не наденешь; именно так погиб его отец, убитый собственным другом, принявшим серо-бурый плащ за спину оленя. Простую одежду Роджер надевал под кольчугу — шерстяную рубаху, тунику, панталоны, а плащ выбирал самой яркой зеленой окраски. Громыхая снаряжением, в сопровождении Элизабет он направился к выходу. Он уже был в дверях, когда Элизабет задержала его за руку.