Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Сделав такие наблюдения, Элизабет посмеялась над собой: а что она прочитала бы на своем лице, глядя на себя со стороны? Первым ее шагом было подойти к Анне, снова расстроенной и напуганной, чтобы уговорить ее выйти Раннулфу навстречу. Без поддержки пойти на сближение первой Анна не решалась, поэтому Элизабет взяла ее за руку, и они пошли встречать вдвоем.

Получилось удачно: их окровавленные, измученные, но довольные мужья подъехали вместе. Реакция женщин была естественной. Анна побежала навстречу с криком:

— Раннулф, ты ранен, ой-ой, покажи мне! Тебе больно?

Элизабет осталась стоять на месте, руки опущены, в голосе огорчение:

— Роджер, ну как же так! Неужели нельзя было поосторожнее! Раз ты думаешь не тем местом, каким полагается, мозги твои, надеюсь, целы?

Реакция мужчин для тех, кто их знал, в равной степени была предсказуема. Раннулф выглядел встревоженным, но заботливость Анны заставила его практически простить ее и забыть все случившееся ночью. Поэтому он тихо отвечал:

— Ничего. Не надо такого шума!

Роджер ухватил свою жену за уши, полностью лишив ее возможности вывернуться, и, смеясь, громко поцеловал.

— То мне говорят, что голова у меня растет не на месте, то думаю я задницей, но еще не указывали, что мозги мои в икрах ног! Ну разве так надо встречать раненых героев? Вы должны все обмирать надо мной, лить реки слез и выстроить всех лекарей, что есть в замке, чтобы они занялись моими ранами!

— Отпусти мои уши, негодяй! Хочешь, чтобы они вытянулись, как у ведьмы? Только этого и не хватает для моего доброго имени. Роджер, где ты так вывалялся? Иди и снимай эту грязь!

— Иду, иду, но думаю, что заслужил хоть немного сочувствия. Посмотри на Анну — вот как надо встречать мужа! Раннулф, пожалей сестру, отправляйся с ней, пока она не упала в обморок. Она ни за что не поверит, что ты не умираешь, пока не увидит все своими глазами.

Раннулф подумал немного, смущенно улыбнулся жене, и они отправились в свою комнату. Сначала они молчали, а когда Анна снимала повязку и он поморщился, она стала бормотать свои извинения.

— Заживет, — ответил он безразлично.

— Я не только за это… — Голос Анны дрожал, глаза полны слез. — Я… Раннулф, прости, пожалуйста… Я не понимала.

Он молчал, не зная, как лучше ответить на ее извинения, и думал, не припугнуть ли ее еще для верности. Раннулф совсем забыл про свою рану, как всякий мужчина, приученный переносить не слишком сильную боль, но когда Анна снимала кожаную куртку, наспех прибинтованную к свежей ране, та снова открылась, и он вскрикнул от внезапной боли. Из глубокой ссадины опять потекла кровь. Анна окончательно расплакалась из страха, что он еще больше рассердится на нее за неловкость.

— Ты лучше останови кровь, Анна, — деловито сказал Раннулф. — Что ты, говоришь, не поняла? Что поняла, чего не понимала раньше? Ты с кем разговаривала?

— Мне леди Элизабет сказала… Раннулф, мне совестно, я вела себя так глупо!

Голос ее дрожал, но руки уверенно промыли и перебинтовали рану.

Раннулф довольно улыбнулся. Вот как решают дела по-семейному: он пожаловался брату Анны, она — его кузине. Он посмотрел на заплаканное лицо жены.

— Ты больше не собираешься бросать меня? Не будешь просить у брата защиты для себя?

Анна скользнула на пол и обняла колени мужа.

— Пожалуйста, не говори Роджеру, — прошептала она. — Он расскажет маме, надо мной будут смеяться. Прошу тебя…

Раннулф схватил и рывком поднял Анну. Ему не хотелось быть грубым, но это было ему неприятно: слишком часто он видел на коленях своих сестер и мать.

— Не надо этого делать, Анна, не люблю, когда стоят предо мной на коленях. — Он молча разглядывал жену. — Я рад, что ты изменила поведение и мне не пришлось учить тебя. Тут, наверное, есть и моя вина, — добавил он мягче, — мне следовало самому быть внимательнее.

Он наклонился и поцеловал губы жены. Они теперь отвечали ему, хотя дрожь в теле выдала присутствие страха. И Раннулф забыл про обед и почести, ожидавшие его за успех на охоте. Его враз возбудила бесстрашная готовность молодой жены, так не похожая на то, что он встречал в женщинах прежде.

Разговор в спальне Роджера был совершенно другим. Во-первых, Элизабет не была ни молчалива, ни испугана. Она подробно расспросила, как прошла охота, пожалела, что сама не присутствовала на ней, а Роджер охотно ей все рассказывал. Обсуждая приключения. Элизабет помогала ему умыться, раскладывала белье, как вдруг он прервал свой рассказ о втором убитом кабане.

— Слушай, не может быть, чтобы ты успела растратить все мои деньги и разогнать всех слуг. Объясни, что тебя заставило в наших условиях делать работу горничной?

Элизабет пристально посмотрела на него.

— Мне надо тебе сказать то, что никто не должен слышать. Мои служанки не смеют входить ко мне, пока их не позовут, и я взяла на себя смелость приказать твоему мордастому камердинеру строго следовать этому правилу. Надеюсь, у тебя не будет возражений? — добавила она саркастично.

— Попробовал бы я! Итак, что случилось плохого? О хорошем уже известно.

— Ничего плохого, просто личные дела. Анна вела себя по отношению к Раннулфу как дурочка…

— Слышал. А ты как узнала?

— Анна рассказала. Полагаю, Раннулф тоже тебе выложил. Мужики!

— При чем тут мужики? Значит, Анна прибежала жаловаться к тебе. Почему не к матери?

— Она считает, что только я смогу уговорить тебя оставить ее здесь, а Раннулфа отослать обратно.

— В самом деле? Господи помилуй, она так прямо и сказала? — Роджер не на шутку рассердился. — Вот чем оборачивается хорошее отношение к женщинам. Надо бы ему пройтись по ней палкой.

— Да не виновата она вовсе! — горячо заступилась Элизабет, тоже рассердившись. — Ее, беднягу, не посвятили в эти вещи, вот она и закусила удила.

Херефорд прикусил язык: он забыл, что это еще оставалось больным местом и для Элизабет.

— В остальном все спокойно? — переменил он тему разговора.

— Развяжи эту штанину, Роджер, дай посмотреть, что У тебя с ногой. В замке все спокойно. Но целое утро я успокаивала Анну, а когда вышла, разговоры были самыми обычными. Увижу Ли, спрошу у нее.

Говоря это, она помогала ему раздеться и, подтолкнув его к стулу, начала снимать повязку.

— Осторожно, больно!

— Ничего не поделаешь, терпи, — отвечала Элизабет без всякого сочувствия. — Если бы сразу вернулся домой, одежда бы не присохла к ране. — Она внимательно ее рассмотрела. — Ужасная дыра, — сказала она смягчившись. — Может быть, лучше зашить рану? Давай я отмочу повязку, чтобы она отошла легко.

— Не надо, только сразу.

Сорвав повязку, Элизабет лучше могла оценить состояние травмы и решила, что накладывать шов не нужно. Ссадина была длинная, рваная, но не глубокая, и, по ее мнению, должна хорошо заживать под повязкой. Херефорд не стал прятать вздоха облегчения; когда надо, он был настоящий стоик, но вовсе не считал нужным казаться героем всегда и везде.