Вильгельм Завоеватель - Джорджетт Хейер

   — Правда? — польщённо спросил Хьюберт. — Где это было, сеньор?

   — В прошлом году при Сент-Обене, когда мы преследовали французов. Мы с ним пробрались к самому лагерю короля и в темноте наткнулись на часового. Рауль воткнул в него нож прежде, чем я смог что-нибудь сообразить.

Хьюберт был так ободрён услышанным, что вернулся к себе в палатку в отличном расположении духа и мог представить, как Рауль ловко перерезает горло всем, кто осмелится напасть на него в этой поездке.

Тем временем французы неторопливо продвигались к северу. С продовольствием было плохо, зерна нигде не было, а отряды, пытавшиеся найти спрятанный в лесах скот, пристыжённо возвращались ни с чем. Дома, монастыри были полны богатств по представлению французов, поэтому даже страх быть отрезанными от подкрепления нормандцами не мог остановить людей короля.

Нормандская армия всё ещё находилась на достаточном удалении от врага, но небольшие отряды постоянно наблюдали за французами, выводя их из терпения, как стая мошкары.

Советники Генриха считали, что нет оснований бояться герцога, и набеги его немногочисленных отрядов не слишком их волновали. Они были уверены, что своим приближением всё больше оттесняют нормандцев в глубь страны и что удастся втянуть их в сражение, только когда они зажмут герцога между армиями короля и принца Эда.

Но Генрих, не забывший блеск в глазах Вильгельма, был очень осторожен. На ночь он выставлял сильные дозоры, каждый день ожидая внезапной атаки, которыми был так известен герцог.

От своего брата, возглавившего вторую часть армии, он получал лишь отрывочные сведения. Генрих не раз посылал своих гонцов в лагерь Эда, но ни один из них не вернулся обратно. Все депеши французов перехватывались людьми Вильгельма.

В лагере нормандцев трое людей были чем-то обеспокоены. Но король Генрих ничего не знал об этом. И даже если бы ему сказали, что один нормандский рыцарь не подавал известий в течение пяти дней, он не придал бы этому большого значения. Но герцог Вильгельм, открывая глаза, каждое утро первым делом спрашивал, не вернулся ли Рауль. Когда ему отвечали: «Ещё нет, милорд», — герцог никак не проявлял своего волнения, а лишь ещё сильнее сжимал тонкие губы и погружался в свои заботы полководца. Казалось, что он больше не думает о своём любимце.

Но отец и друг Рауля не могли так легко скрывать своей тревоги. Хьюберт ходил с мрачным лицом, и в груди его закипала ненависть. Гилберт молчал, а ночи проводил на отдалённых постах лагеря. Однажды, когда Хьюберт по какому-то делу пришёл к герцогу, Вильгельм проговорил:

   — Я послал гонцов в Дримкорт.

   — Как это может помочь моему сыну? — спросил Хьюберт.

Вильгельм сделал вид, что не заметил мрачного тона Хьюберта.

   — Я хочу знать, что произошло?

Хьюберт что-то проворчал. Угрюмый, он посмотрел на Вильгельма, и ему показалось, что за маской самообладания герцог скрывает такое же волнение, как и он сам. Хьюберт понял, что Вильгельм тоже был другом Рауля. Он отвернулся, прокашлялся и пробормотал:

   — Я надеюсь, он в безопасности.

   — Дай Бог! Он дорог мне. У меня не так много Друзей.

   — Я уверен, что он в безопасности, — твёрдо проговорил Хьюберт. — И не собираюсь не спать ночами из-за Рауля. Наверняка в то время, когда мы думаем, что он убит, он нежится в тёплой постели у графа Роберта.

Но, несмотря на своё заявление, Хьюберт всё же не спал ночами. В ту ночь он не пошёл к своим друзьям, решившим скоротать время за игрой в кости. Вернувшись к себе в палатку, он лёг на тюфяк, накрылся плащом и пролежал так довольно долго, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Это были обычные ночные звуки: где-то в лесу завывал волк, на улице кто-то храпел, покашливая и ворча во сне, кто-то приглушённо разговаривал, борясь со сном, потрескивали дрова в кострах, время от времени лошади били копытами. Как напряжённо ни вслушивался Хьюберт, ничего необычного не было, пока вдруг ему не показалось, что кто-то скачет к лагерю. Топот копыт становился всё громче и громче. Хьюберт приподнялся на локте, вслушиваясь. Теперь он безошибочно угадывал этот звук. Хьюберт вскочил с тюфяка, и в этот момент послышался оклик часового на одном из постов.

Впопыхах Хьюберт надел плащ наизнанку и побежал в сторону, откуда слышались шаги. По дороге он встретил Гилберта де Офея и юного Ральфа де Тени, которые играли в шахматы при свете факела.

   — Вы слышали оклик часового? — спросил Гилберт. — Это французы или Рауль?

Они побежали к палатке Вильгельма и вдруг почувствовали всю глупость своего поступка. Хьюберт остановился и проговорил:

   — Боюсь, не имеет смысла спрашивать у часового, кто это был. — Он удручённо посмотрел на Гилберта.

   — Но мы могли бы подождать здесь и увидеть сами этого человека.

Палатка Вильгельма распахнулась, и в проёме показался герцог.

   — Кто это был? — резко спросил он.

   — Не знаю, милорд, — начал Гилберт, — но мы подумали, что вы знаете.

   — Немедленно узнайте, кто это.

Он увидел при свете луны, что рядом с Гилбертом стоит Хьюберт, и поманил его пальцем. Заметив, что старик надел плащ наизнанку, он проговорил:

   — Если это Рауль, то я жду его здесь. А впрочем, давайте подождём вместе и узнаем, кто это.

Хьюберт прошёл с Вильгельмом в его палатку, где был граф де Мортен, и начал оправдываться, что вовсе не вскакивал с постели, чтобы узнать, приехал ли Рауль, а просто оказался рядом с палаткой Вильгельма, когда услышал оклик часового. Он не успел договорить, как на улице послышались чьи-то шаги, и, пошатываясь, вошёл Рауль, держась одной рукой за стену и щурясь от света факелов. Лицо его было серым от усталости, под глазами синели мешки и кровоподтёки, а левая рука висела на перевязи, наспех сделанной из шарфа.

   — Господи Боже мой! — выдохнул герцог.

Он подошёл к Раулю и посадил его в кресло.

   — Друг мой, я думал, что ты мёртв вот уже три дня.

Он легонько сжал плечо Рауля и, взглянув на сводного брата, нетерпеливо воскликнул:

   — Вина, Роберт.

Мортен уже наливал вино в рог герцога. Хьюберт поднёс рог к губам Рауля, как будто у того не было сил держать его.

Рауль взял рог с усмешкой и выпил его до дна. Затем он глубоко вздохнул и изумлённо посмотрел на всех троих, в ожидании склонившихся над ним. Гилберт, проводивший Рауля до палатки, увидел, что сквозь повязку сочится кровь, и, вскричав: «Я позову врача!» — выбежал.

   — Мне не нужен врач, — хриплым от усталости голосом проговорил Рауль. Он посмотрел на герцога. — Я не смог приехать раньше.

   — Какие новости ты привёз мне? Где сейчас принц Эд?

Рауль откинул волосы со лба.

   — Бежали, все бежали, — он содрогнулся. — В Мортемере десять тысяч погибших. Я остался там ненадолго, чтобы узнать всё поподробнее.

Рауль достал из кармана запечатанный пакет:

   — Это от графа Роберта.

   — Боже мой! — воскликнул Мортен. — Десять тысяч погибших!

Герцог взял пакет и вскрыл его. Пока он читал послание, Мортен и Хьюберт засыпали Рауля вопросами, а Гилберт привёл врача. Увидев руку Рауля, тот скорчил гримасу и начал обрабатывать рану.

Осмотрев руку сына, Хьюберт проговорил:

   — Ничего страшного. Где тебя угораздило? Не при Мортемере?

   — Эта царапина? О нет. Я не был в Мортемере. В тот момент я находился примерно в пяти милях от него, — Рауль посмотрел на руку, которую обрабатывал врач. — Забинтуйте её поскорее! Я не хочу заляпать кровью палатку герцога.

Герцог вернулся к столу, держа в руках донесение.

   — Не глупи, Рауль, — проговорил он. — Не думаешь же ты, что я боюсь вида крови? — Сев на стул, он сказал: — Роберт пишет, что разбил армию Эда и взял в плен Гюи де Понтье. Расскажи мне, как всё это произошло.

   — У меня в голове всё перемешалось, — пожаловался Рауль. Он снова содрогнулся. — Не могу отделаться от запаха крови, — с отвращением проговорил он.

   — Не обращай внимания, — сказал Хьюберт. — Герцог ждёт твоего рассказа.

Рауль улыбнулся Вильгельму:

   — О да. Когда я приехал к графу Роберту, лагерь его стоял близ Анделе, и от Ральфа де Мортемера он получил известие о том, что принц Эд вступил в Мортемер и расположился там. Но нельзя ли об этом попозже? Если мне не дадут что-нибудь поесть, то я ничего вам не скажу. Со вчерашнего дня я мчался, не останавливаясь ни на секунду.

   — О, да ты, наверно, умираешь от голода! — воскликнул Мортен, сам не любивший оставаться голодным. Вскочив со стула, он принёс Раулю остатки ужина герцога, которые всё ещё стояли на столе.

   — Даже если бы я и надумал перекусить, я бы ничего не нашёл, потому что крестьяне разбежались кто куда в ужасе от французов.