Вильгельм Завоеватель - Джорджетт Хейер

В день, когда Може отплыл к острову Джерси, Галет вытащил стул из-под Вальтера Фалейского, и тот грузно сел на тростник.

   — Дурак, я размозжу тебе голову! — вскричал Вальтер, замахиваясь на Галета.

Галет ускользнул от него, закричав:

   — Ещё один деверь брата Вильгельма упал!

Герцог улыбнулся: двор веселился в открытую. Вальтер поднялся с добродушной улыбкой и покачал головой.

Глава 4

   — Какой сильный зверь! — прокричал один из охотников, наклонившись над животным, которое всё ещё продолжало дышать. Он достал свой охотничий нож, Фиц-Осберн с отвращением проговорил:

   — Бьюсь об заклад, это тот, которого я не смог уложить вчера. Вам везёт, ваша светлость.

Но Вильгельм смотрел на свою стрелу так, как будто видел её впервые.

   — Эх, хотел бы я стрелять, как он, — сказал Эдгар Раулю. — Редко мне приходилось видеть, чтобы он промахивался.

Рауль что-то рассеянно ответил. Он наблюдал за герцогом, пытаясь угадать, какая же мысль могла так неожиданно поразить его.

Герцог задумчиво разглядывал стрелу, поворачивая её то так, то эдак. Фиц-Осберн не мог не заметить столь странного поведения и спросил, что случилось. Герцог, казалось, не слышал его. Ещё минуту или две он продолжал вертеть стрелу в руках, потом неожиданно встрепенулся, поднял голову и коротко сказал:

   — Я закончил. Рауль, поедешь со мной назад?

   — Как быстро всему приходит конец! — воскликнул Фиц-Осберн. — Разве вы, сеньоры, до конца ощутили прелесть охоты? Альбини, вы тоже возвращаетесь? Эдгар, вам, кажется, ещё не улыбнулась удача: вы останетесь?

   — Я хочу, чтобы поехал только Рауль, — оборвал своего сенешаля Вильгельм.

Они поехали рядом по лесной тропинке. Герцог зажал в зубах хлыст. Его нахмуренные брови ясно говорили о том, что он сосредоточенно думает. Прошло немного времени, и Рауль решился заговорить:

   — Итак, государь, что теперь?

Вильгельм обернулся:

   — Рауль, ты никогда не думал о том, чтобы использовать стрелы в военном деле?

   — Стрелы? — Рауль был удивлён. — Вы считаете, это возможно?

   — А почему нет? — Герцог пришпорил коня. — Можно обучить рыцарей стрелять из лука, и во время боя они смогут использовать его так же, как и другое оружие. — Он задумчиво посмотрел вперёд. — Нет, сражаясь мечом или копьём, всаднику придётся защищать себя щитом. Должен быть какой-то другой способ.

   — Конечно, если зверя стрела может сразить наповал, то и человека можно убить ею, — медленно проговорил Рауль. — Но сможет ли лучник хорошо прицелиться, находясь на поле битвы? Ведь он будет не защищён, и его тут же убьют.

   — Да, если он будет на поле битвы, — согласился герцог, — но мои лучники могут стрелять с расстояния в сто шагов и не подвергать себя опасности. — Его глаза сияли, он с восторгом проговорил: — Думаю, мне наконец-то удалось решить задачу, которая так долго не давала мне покоя! Я уверен, лучники смогут привести врага в смятение.

   — Копьеносцы тоже могут сделать это, — возразил Рауль, которому не очень-то нравилась идея герцога.

   — Но, пока мы сражаемся один на один, побеждает сильнейший, — настаивал Вильгельм. — Как ты думаешь, смогу ли я остановить короля, если его войско ещё раз попытается перейти границу? Да, если мне удастся опять заманить его в ловушку. А вдруг нам придётся напрямую помериться силами с его рыцарями, как во время битвы с мятежниками при Вал-ес-Дюне? Что тогда? — Он на секунду замолчал, а потом продолжил: — А вот если у меня будут лучники, которые смогут стрелять с безопасного расстояния? Клянусь прахом Господним, я сумею одержать победу!

   — Да, но если лучники будут находиться вне поля боя, то волей-неволей в случае промаха их стрелы будут попадать в спины ваших рыцарей, — прервал его Рауль.

Герцог задумался:

   — Действительно. Даже если я размещу их так, чтобы они целились только в противника, то всё равно стрелы сразят тех моих рыцарей, которые будут сражаться врукопашную. — Он повернулся к Раулю, его лицо светилось от радости, уголки рта начали подниматься. — Рауль, говорю тебе, я изменю сам принцип ведения войны.

Поражённый Рауль не знал, что и сказать.

   — Но, государь, вы ведь не пошлёте своих рыцарей в бой без мечей и копий, а с одними лишь стрелами?

   — Нет, но разве ты не видишь, что одних мечей и копий недостаточно, чтобы одержать победу? Что, если мои лучники нанесут первый удар, выстрелив с расстояния ста шагов?

   — Тогда, я думаю, они многих убьют или ранят, — признал Рауль. — Значит, вы пошлёте их в авангард? Л где же будут рыцари?

   — Их я размещу сзади, они будут поддерживать лучников, — быстро ответил герцог.

Рауль кивнул:

   — Враг идёт в атаку, ваши лучники принимают на себя всю силу удара, и можно с ними попрощаться!

   — Вовсе нет. Нанеся первый удар, они уйдут назад под защиту щитов моих рыцарей. Нужно лишь отдать такой приказ. Что ты об этом думаешь? Не хмурься, я ещё не сошёл с ума.

   — Мне кажется, — сказал Рауль, — что бароны могут неправильно вас понять. Вы дадите стрелы в руки рабов? Совет скажет, что такого ещё не было.

   — Они говорили то же самое, когда я отступал перед французами, — возразил герцог и, послав свою лошадь в галоп, направился к мосту через реку.

Вскоре о лучниках заговорили повсюду, ведь эта идея стала любимым коньком герцога. Некоторые бароны выступали против этого нововведения, другие лишь снисходительно улыбались; многие хотя и недовольно морщились, но всё же проявляли интерес. Герцог же ни на кого не обращал внимания. Ему было совершенно безразлично, одобряют его действия или нет. Он начал подготовку лучников и лично следил за тем, как у них идут дела. С пером в руках он дни напролёт проводил в своей комнате, планируя будущие наступления, вычерчивая странные схемы. Командиры его отрядов сначала лишь в недоумении покачивали головами, но в конце концов не могли не заинтересоваться. Они с подозрением наблюдали за тем, как герцог при помощи шахматных фигурок планировал свои сражения. По мнению баронов, война была не чем иным, как столкновением двух кавалерий, выступающих под звуки фанфар и барабанов. Стратегия строго определена: можно выбрать поле боя, можно засесть в засаду, можно неожиданно напасть на противника, но как только дело доходит до сражения, то здесь остаётся одна тактика — битва один на один, меч к мечу, копьё к копью. Но герцог, склонившись над своими миниатюрными полями битвы, передвигал фигурки туда и обратно, мало-помалу разрабатывая более сложный и непонятный для баронов способ ведения войны.

Все понимали, что он готовится отразить атаку сюзерена. Ведь никто и не надеялся, что, подписав договор пятьдесят четвёртого года, король Генрих будет следовать заключённым в нём принципам. Все взгляды были обращены в сторону Франции, война могла разразиться в любую минуту. Много раз за те три мирных года, что прошли после взятия Амбре, норманны готовы были взять в руки мечи.

Через два года после Мортемера в Лондоне умер Эдуард Ателинг, оставив после себя двух дочерей и маленького сына Эдгара, которых взял под свою опеку король. В Руане Гюи, граф Понтье, в конце концов согласился принять условия, на которых Вильгельм готов был отпустить его из плена. К Гюи относились с почтением, он жил в роскошных апартаментах, которые соответствовали его положению. Однако очень скоро он понял, что Вильгельм может быть весьма любезным и учтивым, но не отпустит его до тех пор, пока Гюи не заплатит сполна.

Был предложен выкуп, но Вильгельм отказался:

   — Мне не нужно от вас золота, граф. Я хочу, чтобы вы присягнули мне.

   — Клянусь Богом, я никогда не встану на колени перед Нормандией! — воскликнул граф.

   — Тогда я, в свою очередь, клянусь Богом, что вы, граф, никогда не увидите Понтье, — спокойно ответил Вильгельм.

   — Ведь я предложил вам королевский выкуп!

   — Мне нужна от вас лишь клятва верности.

   — Герцог Вильгельм, вы меня не за того принимаете! — возмущённо закричал граф.

Вильгельм улыбнулся:

   — Знаете, граф, мне кажется, что это вы меня не за того принимаете, — сказал он и вышел.

Граф с ненавистью смотрел ему вслед, но потом в отчаянии закрыл лицо руками. Многие годы спустя, вспоминая эти события, он говорил: «Если бы я был так уверен в себе, как этот человек, я, наверное, сумел бы завоевать весь мир».

Граф готов был вынести любые пытки, провести годы в подземелье закованным в тяжёлые кандалы, но Вильгельм не собирался применять такие методы к человеку, которого он хотел сделать своим вассалом. Графа почитали и давали ему всё, чего он только хотел, кроме свободы. Прогуливаясь вдоль крепостной стены, он всегда смотрел на восток. Там, за равнинами, за изрезавшей их серебряной нитью рекой, простирались земли Понтье. Они ждали возвращения своего хозяина. Его взгляд затуманивался, ему казалось, что он видит серые башни столицы и слышит, как волны, пенясь, разбиваются о его родные берега. Над его головой трепетали знамёна; он посмотрел вверх — золотые львы Нормандии украшали флаги, развевающиеся над ним.