Верь мне - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Верить в себя.
Верить в нас.
Верить. Все, что мне остается.
Александр Георгиев: Дома.
Набиваю Соне на въезде в Одессу, прежде чем включить геолокацию. Она ничего не отвечает. Лишь лайкает мое сообщение. Таращусь на это крохотное сердце дольше, чем должен. Пока сзади какой-то реактивный долбодятел не трубит.
Не перезваниваю ни матери, ни отцу, ни даже Владе. Просто еду в родительский дом, предполагая, что там всех чертей и застану.
– Алекс! – подскакивает Машталер с радостным воплем. Челюсть сводит от одного взгляда на нее. – Ты где гуляешь, дорогой? Мы тебя потеряли.
Заставляя себя придержать девушку за талию, в который раз удивляюсь, как неправильно она ощущается. Ее огромные силиконовые сиськи встают между нами, словно подушки безопасности. Но Влада, увы, использует их как инструмент соблазнения. Если раньше я просто игнорировал это, то сейчас охренеть как трудно сдерживать неприятие. Дождавшись, пока оставит на моей щеке жирный отпечаток помады, бесцеремонно отодвигаю ее в сторону.
– Добрый вечер, – приветствую свою долбаную родню.
– Ну и где ты пропадал? – выплевывает отец.
Сидящий рядом с ним Владимир Машталер приподнимает в подобии улыбки верхнюю губу, обнажая ряд мелких зубов.
Стискивая ладони в кулаки, давлю очередной порыв разорвать этих ебаных тварей на части.
– Заебался. Отдыхал, – оповещаю намеренно флегматично.
Даю всей троице оценить засосы на шее и свой сволочной взгляд. Знаю, что схавают молча. Выебываться перестали, как только я встал у руля дедовской компании и перекрыл им кислород. Отец, конечно, попытался меня по старой привычке прижать, но едва я напомнил, что он по отношению к «Вектору» никогда никаких прав не имел, и все затихло.
На прошлой неделе показательно одну черную линию пропустил, так они чуть ноги мне не целовали. Я не собирался делать это регулярно. На хуй мне их счастье не сдалось. Но пока дело со всех сторон в раскрутке, вынужден периодически раскидывать «пряники».
– А мама где? – спрашиваю так же холодно.
Удивлен, что не встречает. В прошлый раз она выбежала во двор, едва я ворота открыл.
– Она отошла. Позвонили по работе, – бормочет отец, тщательно скрывая недовольство. – Ужинать останешься?
– Да, – соглашаюсь из своих личных корыстных соображений. – Только в душ схожу.
Поднимаюсь на второй этаж.
Пока иду по длинному коридору, с неосознанной улыбкой вспоминаю, как чуть больше года назад столкнулись здесь с Соней.
Она – в форме официантки. Я – сорванный с якоря.
Глянул на нее, и понесло.
Вот бы уснуть и проснуться в том дне… Таким долбоебом был, когда считал Соню Богданову своей проблемой. Пытался бороться с зависимостью. И, блядь, с рассвета до рассвета сох по ней все сильнее.
Захлопнув дверь в свою спальню, с той же мятой тоской по прошлому выхожу на балкон.
Выхожу и резко замираю.
Ноздри медленно тянут паркий вечерний воздух. Глаза напряженно прищуриваются. Сердце стынет в ноль. Кардиограмма рисует сплошную ровную линию, пока вглядываюсь в темноту.
Из-за дальности расстояния не долетает ни звука. Но по жестикуляции матери я точно знаю, что она разъяряется бурными возмущениями. И целью ее гнева является Полторацкий.
Он что-то говорит. Кажется, что пытается ее успокоить, взять за руку… Она хлещет его по щеке.
Я по-прежнему ощущаю себя оглушенным, но вместе с тем… В ушах возникает звон. Сердце срывается и принимается агрессивно бомбить в ребра.
Полторацкий дергает мою мать на себя и, блядь… Блядь, он ее целует. Видя явные попытки его оттолкнуть, я буквально заставляю себя оцепенеть. А мгновение спустя запредельно охуеваю, потому что ее долбаное сопротивление прекращается, а их ебучее лобызание – нет.
Во мне, мать вашу, вопреки всему закипает праведный гнев, ненависть, стыд, презрение, сострадание… Да, сука, эмоций до хрена! Без подготовки. Давно не сталкивался с таким дома.
Рвано выдыхаю и натужно втягиваю свежую порцию кислорода. Заторможенно моргаю.
Они, блядь, продолжают целоваться.
– Алекс? Дорогой?
Оклик Влады вынуждает меня отмереть, перевести дыхание и стремительно покинуть балкон. Закрываю дверь, когда она пересекает спальню.
– Решила составить тебе компанию, – мурлычет приторно, снова толкая в ход свои буфера. – Просто помассирую спинку, ок? Ты выглядишь очень распаленным… Мм-м…
18
Иногда мне кажется, что я тебя просто выдумала…
© Соня Богданова
Насыщенные рабочие часы, унылый быт, приятные встречи с друзьями, милые разговоры с Анжелой Эдуардовной, беспокойный сон… Время вновь начинает тянуться с несвойственной Вселенной скоростью.
В один из своих редких, свободных ночных выходных я распахиваю все оконные створки застекленного балкона и располагаюсь в плетеном кресле с электронной книгой. Включаю гаджет и несколько долгих минут бесцельно пялюсь в экран. С того страшного февраля, когда умерла моя душа, я, пылкая фанатка романтической прозы, не прочитала ни одной книги о любви. Начинала и на первых же страницах бросала. Все эти якобы яркие эмоции и трепетные волнения вызывали у меня если не боль, то раздражительность, разочарование и гнев.
Казалось, я навсегда утратила веру в светлые чувства.
Но…
Пару дней назад, дочитывая очередной триллер, я вдруг поймала себя на мысли, что хочу, как в старые добрые времена, погрузиться в любовные переживания.
Словно мне своих мало…
Стоит признать, что в последний приезд Георгиева я будто в высокую траву упала. Упала и застыла на прохладном шелковистом покрывале. Тонкие острые верхушки растений точно так же, как когда-то, сошлись надо мной, закрывая от остального мира. Я вижу лишь небольшие участки безоблачного голубого неба, качаюсь в теплом коконе своих чувств и, вопреки всем доводам рассудка, не желаю подниматься.
На самом деле я даже боюсь того момента, когда энергетическая связь с Георгиевым прервется, эмоциональная насыщенность выдохнется, и меня снова вытолкнет в реальность.
Восемь дней августа уплывает... Он не приезжает, не звонит и почти не пишет.
Я гоню неконструктивные переживания, глушу необоснованную ревность, всячески успокаиваю свои нервы и отвлекаюсь… Сознательно погружаюсь в дополнительный воздушный рулон сахарной ваты – перечитываю один из любимейших романов. Мало того, что книга сама по себе прекрасная, так еще ассоциируется у меня с тем временем, когда мы с Георгиевым были парой.
В августе Киев изумительно спокоен. По крайней мере, наш микрорайон. Этот месяц, как и прошлый, является периодом
