Бог Боли (ЛП) - Кент Рина

Продолжая скользить холодной, а теперь теплой штукой по моему животу, он сжимает мои трусики в кулак, притягивая их к моему клитору.

Мое тело выгибается дугой на кровати, когда необъяснимое удовольствие омывает меня. Как могли беспомощность и темнота так сильно возбудить меня?

Я настолько чувствительна, что одного лишь движения одежды достаточно, чтобы привести меня в состояние перевозбуждения.

Звук выводит меня из задумчивости.

Воздух ударяет в мое ядро, когда с меня снимают трусики. А затем что-то пластиковое подносят к моему рту.

— Соси.

Я раздвигаю губы по его команде и обхватываю то, что на ощупь напоминает шарик.

— Хорошая девочка.

Мои движения становятся более энергичными от его похвалы, и я сосу и лижу, как будто это его член.

Слишком быстро Крейтон вытаскивает то, что он положил мне в рот, и проводит им по моему клитору, между моими складочками. Он дразнит, потирая и скользя им по моей влажности, пока я не начинаю извиваться.

Затем он вводит его в меня. Я дергаюсь, пока предмет — секс-игрушка, как я полагаю, — заполняет меня. И тут в моей сердцевине и на моем клиторе начинается медленное жужжание.

Дрожь проходит по мне от прирученной стимуляции, почти как от нежного прикосновения, которое Крейтон слишком холоден, чтобы когда-либо предложить.

— Мы поиграем в игру. — Он скользит кончиком предмета, которым он впервые коснулся меня, по твердым кончикам моих сосков. — Если ты не кончишь к концу пяти ударов наказания, я отпущу тебя. Если же ты кончишь, то... ты моя, и я тебя съем.

Я глотаю, но это превращается в полноценный крик, когда его первый шлепок попадает на мою нежную грудь.

Огонь распространяется по моей коже и пожирает меня изнутри. Место, куда он ударил меня, горит и покалывает в хаотическом беспорядке.

Я думаю, это сечка. Он наказывает меня розгами.

Срань господня. Я на это не подписывалась.

Или подписалась?

Крейтон всегда открыто говорил о том, кто он и каковы его наклонности. Он ни разу не сказал, что предложит мне нормальный или ванильный вариант.

Черт, он даже прямо заявил, что не ходит на свидания, не верит во всю эту шараду отношений и имеет извращенные вкусы.

Необычные пристрастия.

Жестокие наклонности.

Со временем я поняла, что он прирожденный бессовестный садист, который пробудил во мне мазохистку.

В каком-то смысле, я попала в этот ритм, в его ненормальность. Мне нравится свобода, которую дает потеря контроля.

Я наслаждаюсь ощущением того, что не нужно просчитывать каждый свой шаг, быть идеальной принцессой мафии и всеобщим любимчиком.

Я жажду разврата и свободы, которые он предлагает в рамках сделки «бери или не бери».

Но, возможно, я переоценила свои способности переносить боль.

Когда раздается второй шлепок, слезы пропитывают повязку и текут по моим щекам. Стоп слово на кончике моего языка.

Я могу покончить с этим.

Если я решу, я покончу с этим.

Третий удар вызывает во мне нечто совсем иное, чем мучительная боль. Вибрация в моем ядре и клиторе усиливается, пока не становится всем, что я чувствую.

К четвертому удару стон и всхлип вырываются из моего горла.

Удовольствие скапливается между ног, и я пытаюсь сжать их вместе, но это только затягивает путы вокруг моих лодыжек.

В моем сердце зарождается чужеродный зуд, который горит, ждет, пульсирует в ожидании разрядки.

Я хочу кончить.

Я хочу кончить.

Я хочу кончить.

Я никогда раньше не испытывала такой стимуляции и думаю, что это будет моей смертью. Что, так или иначе, я потеряю сознание прямо здесь, прямо сейчас от потребности просто кончить.

— Крей... п-пожалуйста... пожалуйста... — Я не узнаю свой голос или похоть в нем.

Я не осознаю потребность, пульсирующую, ноющую, сжимающуюся в моей сердцевине.

Он проводит игрушкой по моим твердым соскам, и я вздрагиваю.

— Это должно быть наказанием, little purple, помнишь? И все же из твоей киски капает лужа на матрас. Так грязно.

— Пожалуйста... пожалуйста...

— Что пожалуйста? — он дразнит кончики моих мучительно болезненных и стимулированных грудей. — Позволить тебе кончить?

Не в силах подобрать слова, я судорожно киваю.

— Но это привилегия исключительно для хороших девочек, а ты не была таковой сегодня, Анника. Не кончай.

Хлесткий удар проносится в воздухе, прежде чем снова шлепнуть меня по соскам.

Я готова.

Волна, пронзающая меня, так отличается от любого другого оргазма, который я испытывала раньше. Его сила почти ослепила меня.

Это смесь боли, удовольствия, всхлипов, стонов и непрекращающейся пульсирующей боли.

Это симфония сокращающихся мышц и захлестывающего возбуждения.

Мои ногти впиваются в веревку изо всех сил, а я падаю все ниже и ниже, не видя никакой возможности приземлиться.

Меня окружает низкий, темный звук, похожий на чавканье.

— Я же просил тебя не приходить, не так ли? — насыщенная темнота его тона застывает на месте.

Матрас опускается, и вскоре после этого он снимает повязку с глаз.

Я смаргиваю слезы, так как свет слепит мои чувствительные глаза. В этот момент я вижу Крейтона между моих ног, его брюки наполовину спущены, а твердый член он держит в руке.

Он делает длинный рывок, обращаясь к себе с напористой грубостью, от которой у меня пересыхает во рту.

— Я собираюсь разорвать твою киску и овладеть тобой, Анника. Я пометил тебя так, что никто не осмелится приблизиться к тебе снова.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он вырывает секс-игрушку и одним движением входит в меня.

Его стон и мой вздох смешиваются и эхом отдаются в воздухе. Если я думала, что игрушка заполнила меня, то он разрывает меня на части.

Все мое тело содрогается, и я изо всех сил держусь за веревки.

Крейтон останавливается, и его океанские глаза превращаются из темных в недоуменные глаза похоти.

— Ты... девственница?

— Все в порядке, — выдыхаю я, впиваясь ногтями в веревку. — Все хорошо, если это ты.

— Черт, — ругается он низко, так тихо, что я едва его слышу.

Затем он тянется в сторону и достает нож. Пожалуйста, не говорите мне, что именно его он использовал, чтобы снять с меня трусики.

Искусными движениями он перерезает веревку на моих запястьях, притягивает меня к себе, затем тянется назад, чтобы развязать мои лодыжки.

При этом его член заполняет меня до краев, а рубцы на моих грудях пульсируют, вызывая одновременно удовольствие и боль.

Крейтон укладывает меня обратно на кровать, его руки лежат по обе стороны от моего лица. Его океанские глаза теряются в моих, темных и непреклонных, пока он медленно покачивает бедрами.

— Чертова девственница. Почему ты не сказала мне, что ты девственница, Анника?

— Я не думала, что это имеет значение, — говорю я между стонами, попадая в ритм его члена.

— Это имеет значение, если я планировал трахать тебя как животное.

Я протягиваю обе руки, не обращая внимания на красные следы на запястьях, и кладу ладони на его щеки.

— Мне нравится, когда ты животное.

— Блядь.

Он произносит это едва слышным голосом, прежде чем прижимается своими губами к моим и впивается в меня. Я могу сказать, что он подавляет свое истинное «я», пытаясь не причинить мне боль.

Но когда я впиваюсь ногтями в его спину и качаю бедрами, он увеличивает ритм, пока не разрушает меня изнутри.

Боль от рубцов усиливает трение, и он толкается назад, чтобы прошептать:

— Ты чувствуешь, как твоя киска душит мой член, требуя большего? Это моя киска, не так ли?

Я киваю, позволяя наслаждению охватить меня.

— Скажи это.

— Она твоя...

— Скажи мне трахать мою киску так, как я хочу.

— Трахай свою киску как хочешь и чем хочешь. — Я вздрагиваю.

— Трахни.— Толчок. — Твоя киска создана для меня. — Толчок. — Ты создана для меня.

Он выходит полностью, а затем снова входит. Мое зрение белеет, когда оргазм настигает меня с такой силой, о которой я не думала, что это возможно после предыдущего наслаждения.