КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Владимир Орлов

Но что сейчас рассматривали в витрине трое мужчин, один из которых стал закусочной уже известен, а другой был и не мужчина вовсе, а телохранитель? (Витрине этой еще предстояло быть разбитой вдребезги, а Даше досталось собирать стеклянную крошку в ведра.) Может, эти трое, то есть двое из них, выясняли ценность керосиновой лампы с намерением ее приобрести? Знатоки к ней приглядывались не раз. Приезжие из Франции, из эмигрантов, предлагали за нее полторы тысячи долларов. Галина Сергеевна, администратор-распорядительница, нутром негоцианта почуяла, что французы дешевят, и в сделке отказала. Среди витринного реквизита лампа и впрямь была единственно подлинной и стоящей вещью. Сосуд для керосина из бронзы и фарфора, с розовыми цветами по белому полю. Осветительный прибор, вполне возможно, происходил из благородного дома.

– Лампу, что ли, рассматривают? - предположила Даша.

– Да нет, Дашенька, - мрачно покачала головой кассирша. - Это они нас с тобой рассматривают.

– То есть как, нас? - удивилась Даша.

– Они закусочную рассматривают, - сказала Людмила Васильевна. - Но выходит, что и нас с тобой.

– Зачем мы им?

– Мы-то с тобой им совсем ни за чем…

– Ну а что же…

– Это покупатели, - совсем мрачно сказала Людмила Васильевна. - Вернее, один из них покупатель. И он - серьезный…

Покупатели, по версии Людмилы Васильевны, мнениями не обменивались, рты не раскрывали, а просто стояли. Телохранитель зыркал туда-сюда, возможно, он вел наблюдение и затылком. Хлыщ, лет тридцати пяти, днями назад ведший в закусочной разговор о тайниках с любителем солянки Прокопьевым, Агалаков, что ли, его фамилия, стоял Даше знакомо: голову в кудрях чуть откинув назад и поддерживая ладонями локти - знаток в Третьяковке перед «Письмом с фронта» Лактионова (это пришло в голову рассказчику, а не Даше). Третий созерцатель был жилистый верзила в вельветовых штанах, в замшевой куртке поверх бежевой водолазки и в темных очках. Вид он имел спортивный, а стоял нервно, покачивался, то и дело привставал на носки, будто готовясь совершить бросок в намерении изловить нечто. Его Даша видела впервые, он и вызывал ее беспокойство.

– Это в очках, что ли, покупатель? - спросила Даша.

– Ну да…

– Хищник, - рассудила Даша.

– Он не хищник, - сказала кассирша. - Он добытчик.

Вблизи керосиновой лампы возник разговор. Вернее, заговорил господин в кудрях, руки был вынужден снять с груди, а жилистый верзила, все еще покачиваясь на носках, его слушал. Господин в кудрях (Агалаков?) достал из кармана некое устройство размером с мобильный телефон и начал что-то выщелкивать. Верзила слушал, смотрел на выщелкивания Агалакова, иногда кивал. Потом он произвел движение рукой, и трое вошли в закусочную.

– Что-нибудь заказать, Анатолий Васильевич? - искательно предложил Агалаков. - Икорку? У них жульены удачные… А заодно и на стены посмотрите.

– Не стоит, - сказал Анатолий Васильевич. - И нет времени.

И тут он взглянул на Дашу.

– Хотя нет, - сказал. - Пожалуй, следует промочить горло.

– Коньячку? - проявил расторопность Агалаков. - Пива? Пиво здесь очаковское, сорт «Норд-вест».

– Я закажу сам, - сказал Анатолий Васильевич. - Стакан сока. Грейпфрут. Игорь, вы будете? (Телохранитель кивнул.) И еще стакан. Но томатного. А уважаемый Николай Софронович угостит себя по своему усмотрению.

В мгновения, когда Даша направляла струю из пакета в стакан, Анатолий Васильевич снял очки. Выкладывая клиенту сдачу, Даша поглядела ему в глаза. Глаза его были голубые, веселые, отчасти лукавые. Никакие беспокойства эти глаза не должны были вызывать.

– Благодарствую, милая барышня, - сказал Анатолий Васильевич. - До новых встреч.

После ухода из закусочной промочивших горло к кассе подскочил один из думских или советников и зашептал Людмиле Васильевне, но на весь зал:

– Знаете, кто заходил-то? Сам Квашнин! Миллионщик! Да что там миллионщик! У него - отрасль! Отрасль! В Америке и в Японии - представительства! У него на содержании хоккейная команда высшей лиги «Северодрель», из нее игрокам в Канаду не надо бежать!

– Ну и что? - спросила Даша.

– Как и что!

– Ну и что! - довод о благополучии команды «Северодрель» впечатления на Дашу не произвел.

– Как и что? - думский поглядел на Дашу с опаской и повертел пальцем у виска. - Это же сам Квашнин!

– Ну а к нам ходит сам Любшин, - сказала Даша.

Думский еще раз повертел пальцем у виска и отошел.

– Вот тебе, Дашенька, и принц, - произнесла Людмила Васильевна. Но не категорично, а как бы в задумчивости.

– Ну вы, Людмила Васильевна, сморозите иногда! - резко сказала Даша. И сразу же пожалела, что не отшутилась, а будто понервничала. Однако желание шутить отчего-то не возникло.

– Экая ты нежная! Брыкаешься! А он и впрямь принц. Только неизвестно для кого. Лучше бы не для тебя. А заведение он купит.

Сейчас же в буфете оказались поварихи и уборщицы, и их угнетали дурные предчувствия. Впрочем, они стали успокаивать друг друга. Ну миллионщик, ну и что? На кой миллионщику дыра в стене? Авось все уладится. Авось закусочная так и останется закусочной. Успокоившись, Людмила Васильевна с поварихами на радостях позволили себе выпить по пятьдесят граммов. Тогда и вспомнили еще об одном принце. Феликсе Малоротове. Или Феликсе Средиземноморском.

– Где женишок-то твой лохматый? - Началось.

– Да ну вас! - пыталась улыбаться Даша. А сама чуть не расплакалась.

Без пяти восемь, когда уборщица Фая уже водила по линолеуму мокрой и вонючей тряпкой и сдвигала столы, в дверное стекло постучали. Ворча, с покряхтываниями Фая оттянула щеколду, и в закусочную шумно ворвался Фридрих Малоротов с ожидаемыми цветами и тортом.

– Олух ты, Фридрих, и лопух! - обрадовалась кассирша. - Проворонил невесту! Пока ты где-то ковырялся, у нас уже побывал жених!

– Я его убью! - пообещал Фридрих. Впрочем, обещание это вышло скорее добродушным, нежели злодейским.

В руках Фридриха был еще и пакет, в прозрачных боках его угадывались банки конфитюра.

20

Мне позвонил маэстро Мельников.

– Профессор, - зажурчал он, - извини, что отвлекаю от трудов, нужен совет. Я бы, конечно, мог обратиться к Рыжему, ну к Эдику, ну к Радзинскому… Но Рыжий - легкий, птичка небесная, вспорхнет и начирикает с веточек какую-нибудь ерунду… А вы человек основательный и смеяться надо мной не станете… Во сколько вы можете оказаться в Камергерском?

– А по поводу чего совет?

– По поводу… - Мельников принялся таинственно шептать: - По поводу летоисчислений…

– Летоисчислений?

– Ну вот и вы заулыбались…

– Я вовсе не заулыбался. Я удивился.

– А мне и нужен совет удивленного человека. Во сколько вы будете в Камергерском?

– В шесть подойду…

В шесть я подошел к закусочной. Мельников, и я почувствовал - взволнованный, уже сидел за столиком в компании с бьющей в глаза дамой. Или девицей. Соседка Мельникова была узка в кости и фигуру содержала девичью. Показалось, что она мне знакома. Но может, и нет. Приветствие ее прозвучало голосом послушницы Досифея Марфы, при том простуженно-прокуренным, и тогда я понял, что передо мной Тамара, среди ее чередовавшихся по судьбе мужей случились и два моих приятеля. В заблуждение поначалу меня ввели будто бы сенокосилкой облегченная голова Тамары и ее неожиданная кофта, связанная, возможно, из медной проволоки, суженная в талии. Незаметная прежде грудь Тамары ныне дыбилась, чему способствовали и две металлические полусферы кофты. Мельников глядел на нее глазами прилетевшего в деревню Лариных Ленского.

– Разрешите представить, это надежда нашей культуры…

Я чуть было не перебил его и не объявил, что надежда культуры мне давно известна, но Тамара резко протянула руку и произнесла:

– Иоанна.

– Очень приятно…

Знание привычек Тамары потребовало сжать ее ладонь усердием самбиста, она не ойкнула. Иоанна. Ничего нового. Одного из моих приятелей она уговорила называть ее Изидорой. Тот приятель был поэт и белокурый кудряш. Сейчас похожий на него чумовой в пивной рекламе отрывал коленца и лил в горло напиток «По-руски». Тамара-Иоанна ерзала теперь на стуле, что-то искала в сумочке и не находила, взглядывала и на часы. Мельников явно не объявил ей, с кем намерен встретиться. Болваном он не был и быстро ощутил неловкость положения.

– Дорогая, - сказал Мельников, - ты не опоздаешь?

– Блин! - Иоанна ткнула сигарету в пепельницу. - Ну конечно, через пятнадцать минут должна быть в галерее. Вы уж извините (это мне). Приятно было познакомиться.

– А мне тем более, - сказал я.

Должен признать, Тамара, рослая, костлявая, но с тяжелыми ногами, одевалась хорошо, носить себя умела, ходила на подиумах с высокомерием наклеенных ресниц, соразмерная в линиях, и теперь прошла достойно, вызвав движение голов зрителей. «Только бы не взревела каким-нибудь тюремно-великосветским шансоном!» - обеспокоился я. Нет, не взревела. Мельников смотрел на ее дефиле с умилением, словно бы готов был толкнуть в бок: «А? Какова? Богиня! Валькирия!». «И этот у нее в огороде», - подумал я. Но о ком, о ком, а о Мельникове тревожиться не стоило.