Суровая готика - Александр Птахин

Константин Константинович продолжал, как будто не слышал Круглова:

— А если Александр Дмитриевич умер — так покажите мне его тело. Труп. Не фотографию могилы, не снимок тела в гробу или в морге, не заключение о смерти, и даже не одежду с пятнами крови! Все это я уже видел…

Корневу, честно говоря, от таких заявлений стало не по себе — он собственными глазами видел Баева несколько часов назад: конечно, назвать Сашу здоровым было бы преувеличением, но он, во всяком случае, был жив! И начал поправляться… Только сейчас Корнев до конца осознал, какой серьезный козырь пришел ему в этой сложной политической интриге, и решил этим незамедлительно воспользоваться.

— Ну, зачем же вы Александра Дмитриевича хороните раньше времени! Он жив, хотелось бы добавить, что здоров — но обманывать ни вас, ни товарища Круглова я просто не имею права — как коммунист и сотрудник УГБ… К сожалению, товарищ Баев болен инфекционным гепатитом, но чувствует себя уже получше, и медицинский прогноз самый благоприятный! — примирительно улыбнулся Владимир Митрофанович, хотя стопроцентной уверенности, что Саша все еще жив в этот самый момент, у него уже не было…

— Тем более, покажите его мне. Думаю, это не составит проблемы, — продолжал настаивать Константин Константинович.

— Товарищи, так нельзя, в самом деле! — снова начал мирить присутствующих Круглов. — Давайте найдем компромиссное решение — например, позвоним по телефону в клинику, поговорим с Александром Дмитриевичем…

Корнев похолодел — он сам лично строго-настрого запретил подпускать Сашу к телефону до его возвращения, кто бы ни звонил, что бы ни случилось! А уж в исполнительности своих людей он был уверен на сто процентов…

— Только личная встреча, — сухо сказал Константин Константинович, у Корнева отлегло от сердца.

— Торгуется, как на невольничьем рынке! Жертву инквизиции из себя изображает! Это действительно безобразие! — «Специалист» еще в начале общей беседы снял шелковый галстук, а сейчас стащил пиджак, аккуратно расправил его на спинке свободного стула.

— А кто, Густав Иванович, вас в мое отсутствие дежурным Жаком де Моле назначил? Так сказать, местного значения? Может, вас избрали — как народного депутата? Или рукоположили — как в папской курии? — Густав Иванович, Корнев впервые услышал имя «Специалиста», густо покраснел и принялся нервно вытаскивать запонки, намереваясь закатить рукава…

— Вы запонки берегите, а то нагорит вам за них от начхоза, в случае чего, — с жалования вы за них долго не расплатитесь, — глумливо добавил Константин Константинович. Он продолжал расслабленно сидеть, но вытянул ногу так, чтобы иметь возможность сделать подножку «Специалисту», если тот попытается приблизиться к нему. Да, судя по приготовлениям, ответственные работники собирались драться на кулаках — как обычные уличные мальчишки. Это очень обеспокоило Корнева — он не мог определиться: следует ли ему в таком случае разнимать дерущихся, занимать сторону одного из них или просто наблюдать, не вмешиваясь в конфликт…

Пока Корнев размышлял, дипломатичный Круглов успел куда — то снова позвонить, и драке воспрепятствовало появление еще двух офицеров УГБ — одного Круглов представил как сотрудника пятого управления, а второго — как представителя управления геодезии и картографии. Густав Иванович с безнадежным вздохом снова облачился в пиджак, Константин Константинович закурил, а Круглов — выбежал. Корнев понял — эти новые люди нужны, только чтобы предотвратить всякое общение между враждующими сторонами в отсутствие самого Круглова.

Через минуту Корнева тоже просили к телефону — секретарь Круглова. Никто ему, конечно, не звонил. Зато в приемной стоял сам Сергей Никифорович и доверительно взял Владимира Митрофановича под локоток — Корнев показал Прошкину, как именно, — вывел на небольшой балкончик и попросил торжественно поклясться, как коммунист коммунисту, что Баев действительно жив. Потом они вместе позвонили в Н. — в больницу. Борменталь, чтоб ему пусто было этому доктору — лектору! — сказал и Корневу, и Круглову, что Саше действительно гораздо лучше! Корнев вернулся в кабинет. А Круглов, видимо еще раз посовещавшись «в верхах» и возвратившись, предложил всем проследовать в самолет и поехать навестить приболевшего товарища Баева. Густав Иванович, однако, сославшись на важную дипломатическую встречу, от поездки отказался.

Само посещение Прошкин наблюдал лично…

По завершении визита к больному Константин Константинович потребовал еще и на кладбище его отвезти — он, видите ли, возжелал почтить могилу своего безвременно почившего боевого друга — комдива Деева! А потом еще и «бросить взгляд на несчастливое жилище фон Штерна»… Круглов согласился на все это, но сам не поехал — предпочел остаться в управлении, даже пообедать согласился. Так Корневу удалось поближе раззнакомиться с Сергеем Никифоровичем. Он посочувствовал его нервной работе, спросил, не может ли чем помочь. Получил уверение, что лучшая помощь — Сашино здоровье и благополучие. А еще узнал, что на пост Станислава Трафимовича будет назначен один латыш — из управления, курирующего работу Коминтерна. Сам Сергей Никифорович от такого назначения не в восторге, но выбора у него нет: принято руководящее решение. Этого человека готовы сделать заместителем наркома иностранных дел — а ему формально не хватает стажа руководящей работы. Не много — месяцев шесть-семь… Тут мудрый Корнев снова посочувствовал заботам Круглова и предложил ему совместно выработать кадровую тактику, которая будет способствовать… В двух словах, опуская многочисленные взаимные реверансы: Корнев настрочит рапорт про пресловутый клад в Средней Азии — по итогам УСПЕШНОЙ работы группы и исследования материалов покойного фон Штерна — записи и карты замечательно можно представить как «связку бумаг», раз уж руководство так настаивает именно на «связке бумаг» (для удовольствия Густава Ивановича Корнев даже готов на собственные средства приобрести голубую шелковую ленточку и связать ею прилагаемые к рапорту документы!). Круглов рапорту даст ход с достойным комментарием — мол, кому, как не Корневу, завершить такое сложное мероприятие и возглавить работу группы в Средней Азии? И местные кадры заодно подтянет. Полгода или чуть больше группа поправляет здоровье, колупаясь в песке и вдыхая горный воздух, — потом латыш уйдет в заместители наркома, а Корнев перейдет на место Станислава Трофимовича. И принцип ротации будет соблюден в лучшем виде!

Прошкин замер от восхищения — силен все-таки у него начальник! Надо же, такой сложный стратегический план осуществить!

До осуществить еще долго — отмахнулся от восторгов все же очень довольный Корнев. Ведь это лотерея: никто не может гарантировать что Саша — отпускать такой ценный кадр, как Баев, из группы сейчас было бы верхом беспечности! — останется жив все это продолжительное время. Единственное, что внушает оптимизм — действует Александр Дмитриевич, несмотря на болезненное состояние, вполне рационально: вчера очень эффектно избавился от дома, где будут теперь усиленно искать пресловутую «связку бумаг». И что у него этих документов нет — подтвердил, что он даже не пытается их искать — доказал. Теперь как раз к месту Корнев с рапортом о геройски проделанной работе и результатах поисков подоспеет. В такой ситуации — кто Сашу еще раз убить попытается?

— Вот у таких людей тебе, Прошкин, учиться нужно уму-разуму! — констатировал Владимир Митрофанович. Возразить на это Прошкину было нечего.

Вторым фактором, способным бесповоротно обратить в прах все эти далеко идущие планы, могло стать внезапное начало войны — тут уж ничего не поделаешь, и повлиять на этот никак нельзя; а война, как известно, может начаться в любую минуту…

Преисполнившийся энтузиазма от открывшихся перспектив, Прошкин поспешил заверить начальника:

— Войны не будет, — и, заметив промелькнувший в глазах Корнева интерес, уточнил: — Во всяком случае, в ближайшее время, по крайней мере, с Германией…

— Ты откуда это взял? — спросил тот тихо и еще раз оглянулся вокруг.

— От Феофана…

— Что прямо из жития святых прочитал? — саркастически ухмыльнулся Корнев.

— Да нет, из газеты… — расстроился из-за скепсиса руководства Прошкин, — Я когда к нему зашел, он читал Пакт о ненападении, дружбе и сотрудничестве с Германией! — громко чеканил он, как школьник-отличник. Владимир Митрованович стремительно побледнел и изменился в лице — понятно, руководитель переживал, что, погрузившись в текущие дела, совершенно не следил за глобальными политическими новостями…

— Прекрати орать! Не в лесу, — Корнев очень ощутимо треснул Прошкина по затылку. — Ты меня со своим Феофаном просто в гроб загнать решил и крышку гвоздями забить! Я ему битые два часа про политику толкую — а он то молчал три дня про эту чертову газету, а теперь вопит — на две деревни и соседнее село! — понизив голос, добавил: — Феофан пакт ему читал! О дружбе и сотрудничестве с нацистской, гитлеровской Германией! Ты сам соображаешь, что ты мелешь? Да про такие вещи люди если и упоминают, то шепотом как-то или намеками… Я и сам краем уха слышал, от этого мужика — из пятого управления…