Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Евгений Кычанов

По словам Рашид-ад-дина, «жарким дыханием он вложил эту мысль в сердце Сангума» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 123]. И Чингисовы побратимы порешили: «Пойдем лучше и захватим у Темучжина его улус. Что ему делать, когда улус его будет отобран и останется он без улуса?» [там же, с. 128].

Будущее Чингиса оказалось под угрозой, когда к Чжамухе и Сангуму примкнули знатные монголы, его сородичи Алтан и Хучар, посадившие некогда Чингиса на ханство, а теперь обидевшиеся на своего хана за несправедливый, по их понятиям, дележ татарской добычи.

Оставалось только склонить самого Ван-хана на войну с Темучжином – Чингис-ханом, его вассалом и приемным сыном. Не сразу согласился престарелый и осторожный Ван-хан; он понимал неизбежность столкновения с Чингисом, но не доверял и Чжамухе:

– Чжамуха ведь – перелетный болтун. Правду ли, небылицы ли плетет он – не разобрать!

Долго с глазу на глаз говорили Ван-хан и Сангум. Обиженный несговорчивостью отца, выскочил Сангум из юрты, сильно хлопнул дверью. Испугался Ван-хан: а ну как стакнется Сангум с Чжамухой, лишит его власти. Велел догнать сына, сказать:

– Ваше дело, делайте только то, что вам под силу (по «Сокровенному сказанию», с. 128).

Чжамуха и Сангум, не решаясь одолеть Чингиса силой, надумали прибегнуть к хитрости: «Согласимся на брак Чжочи и Чаурбеки. Устроим сговор, заманим сюда, да здесь и схватим его». Чаур-беки, дочь Ван-хана, Темучжин просил для сына, чтобы закрепить свое усыновление Ван-ханом еще и родством с ним.

Чингис-хан в это время, возможно, имел ставку около озера Бальчжуна, в Северо-Восточной Монголии. Его сила росла, связи с внешним миром крепли. Именно здесь его посетили мусульманские купцы Хасан, Джафар-ходжа и Данишменд-хаджиб. К нему присоединяются икиресы во главе с Боту, потерпевшие до этого поражение от хоруласов. От купцов-мусульман Чингис-хан узнал о ситуации в Восточном Туркестане и Мавераннахре. К сведениям о Китае добавились новые; как полагал Л. Гамбис, «эти три человека дали ему ценные сведения об их странах, и Темучжин начал считаться с политической ситуацией в Азии» [Гамбис, с. 82].

Трудно судить, как оценивал сложившуюся обстановку сам Чингис. Во всяком случае он согласился на брак, может быть, желая оттянуть столкновение с Ван-ханом и надеясь в дальнейшем на более благоприятное для него размежевание сил в Монголии. Если верить «Тайной истории», он не подозревал о заговоре и поехал на сговор лишь с десятком своих людей. По дороге они заночевали у Мунлика, того самого Мунлика, который, по завещанию умирающего Есугая, привез малолетнего Темучжина из зятьев от унгиратского Дай-сечена. За чашкой кумыса вспомнили далекие годы, поговорили о нынешних делах. Усомнился Мунлик в искренности кереитов:

– Сами же они только что нас унижали и отказывались выдать Чаур-беки. Как это могло случиться, что теперь они сами приглашают нас на сговорный пир? Как это может быть, чтобы люди, которые только что так чванились, теперь вдруг согласились на брак, да сами еще и приглашают? Чистое ли гут дело? Вникнув в дело, неужели ты, сын, поедешь? Давай-ка лучше пошлем извинение в таком роде, что, мол, кони отощали, надо подкормить коней (по «Сокровенному сказанию», с. 129).

Испугался Чингис, сам на сговор не поехал, прямо из дома Мунлика повернул назад, домой. Однако на сговор послал двух своих людей.

Увидев провал своего плана, Сангум, Чжамуха и их сторонники решили не медлить, напасть на ставку Чингис-хана и пленить его. Хоть и мало кто знал об этом, но и среди них оказался болтун. Пришел домой, стал собираться в поход, все рассказал жене, да еще и добавил:

– Чего бы только не дал Темучжин тому человеку, который бы принес ему эту весть!

Подслушали их разговор слуги. Двое из них смекнули, в чем дело, и на приготовленных для завтрашнего похода хозяйских конях ночью ускакали к Чингису и той же ночью, по монгольскому обычаю, стоя у задней стены юрты, передали ему все, закончив словами:

– С соизволения Чингис-хана, тут нечего сомневаться и раздумывать – они порешили вас окружить и схватить! (по «Сокровенному сказанию», с. 129).

Чингис поверил сообщению. И надо сказать, это известие застало его врасплох. Хоть и не пристало недавнему победителю татар искать спасения, но Чингис знал нравы степей, не раз его жизни угрожала опасность, и потому, оповестив о готовящемся нападении «самых надежных и близких людей своих», он налегке «сам в эту же ночь ускакал». Ван-хан и его союзники по пятам преследовали уходящего от них Чинги-са. На одной из стоянок преследователи чуть не схватили его. Чингис-хан, «едва увидав пыль, поймал мерина, завьючил и уехал. Еще немного, и было бы поздно» [Сокровенное сказание, с. 130]. К его стоянке подъехал Чжамуха, который, как мы знаем, со своими людьми шел вместе с армией Ван-хана.

Но всем было известно, что Чжамуха и Ван-хан не доверяли друг другу. Сказалось это в тот час, когда разговор зашел о подготовке к решающему сражению. То ли Ван-хан верил в полководческий талант Чжамухи и, как в давнем походе против меркитов, просил его принять командование войсками, то ли и вправду с личной охраной хотел оставаться вне поля боя, но Чжамуха расценил его предложение как какой-то умысел, направленный против него, и решил принять контрмеры:

– Ван-хан просит меня управлять своим войском. Я ведь не могу сражаться с андой, а он велит мне стать во главе этого войска. Как ни прыток был Ван-хан в преследовании, а оказался позади меня. Значит, и друг-то он на час. Подам-ка я весть анде, пусть анда воспрянет духом.

И незамедлительно он выдал Чингису план предстоящей схватки. Бой был жестоким. Раненного в щеку сына Ван-хана, Сангума, кереиты окружили плотным кольцом и увезли с собой с поля боя. Был сбит копьем и ранен Хуилдар-сечен, командир передового отряда войск Чингиса. Солнце село за горы, а ни один из противников не одержал победы. Под покровом ночи Чингис решил отвести свои войска подальше от поля сражения на новое место.

Пока Чингис-хан приводил в порядок потрепанные в бою отряды и готовился к отражению новых атак, оказалось, что и Ван-хан, боясь за жизнь своего раненого сына, отступил. Решение его было предопределено и тем, что приближенные внушили Ван-хану мысль о бессилии и неминуемом поражении Чингиса:

– Будь же ты милостив к Сангуму Ведь молитвами твоими он родился на свет. Притом же с нами большинство монголов – Чжамуха, Алтан и Хучар. А те, темучжиновцы, в леса нами загнаны, и вот каковы они теперь: передвигаются они на конях, покровом-плащом служит им лес. Покажись только они нам на глаза, так мы загребем их в полы халатов, словно скотский помет. Мы им покажем!

– Ладно, – сказал Ван-хан, выслушав эти доводы. – Пусть будет так. Усердно ухаживайте за сыном да смотрите, чтобы его не растрясло (по «Сокровенному сказанию», с. 131–133). И кереиты покинули поле боя.