Длинная цепь - Е. Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Люди возвращаются с Мёртвой Земли.
— Люди приплывают обратно живыми с Мёртвой Земли. Но ты их видел? Никто из них по-настоящему не вернулся.
Своими глазами Риг ни одного вернувшегося не видел, кроме разве что Торлейфа Золотого. Но жирный боров выглядел вполне нормально.
— Боишься? — Риг и сам боялся до такой степени, что все его внутренности сжимались в плотный комок лишь об одной мысли о Мёртвых Землях, но удержаться от того, чтобы поддеть брата, не смог.
Кнут же на мгновение выглядел не столько напуганным, сколько удивлённым.
— Я разумен, — сказал он в итоге. — Мы можем умереть, Риг, или даже чего похуже. Но в Край и Короля, и Мёртвые Земли, сейчас я говорю про это.
Кивком Кнут указал на вершину холма, но Риг головы демонстративно не поднял. Помедлил мгновение, а после первым ступил на узкую тропу, пошёл вверх и с облегчением услышал, как скрипят по снегу за его спиной шаги брата. А потом и его ворчание:
— За поход на Оставленные берега не вешают, это не нарушает закон. А вот за попытку приблизиться к обители бессмертной мы рады будем, если для нас ничего страшнее верёвки не станут выдумывать.
— Закон Севера не выточен в камне.
— Но он есть. И ты не отбрехаешься от него в этот раз. Это даже при условии, что Кэрита не убьёт нас на месте сама.
— Щепке мы нравимся.
— Риг, за то только, что ты её Щепкой называл, она тебя первого и раздавит. А не она, так точно повесят потом, если Торлейф будет милостив.
Забавно, что из них двоих теперь Кнут был голосом осторожности. Риг и сам понимал, что правда в словах брата есть, вот только это была правда обычной жизни, а не правда человека с ножом возле горла.
— Если мы будем сидеть сложа руки, то и следующей зимы не увидим, всё к этому идёт. Я предпочитаю попробовать сделать хоть что-то сейчас, даже если шансов у нас немного, и проще будет затопленную башню со дна морского вытянуть.
— Мы можем сражаться честно.
— Ага, честно, — Риг усмехнулся. — Как во время твоего испытания на меже. Ты знаешь, что ваша лодка уже за горизонтом скрылась, но Торлейф не давал Эйрику подать сигнал?
Кнут промолчал.
— Честный бой, да. С тем же успехом можно сразу колено преклонить, и заодно, чтобы два раза не садиться, ещё и голову на плаху положить.
— А то, что мы делаем сейчас, это не то же самое?
— Только если нас поймают.
Старший брат издал недовольное ворчание, но шаги его все так же отдавались за спиной. Не просто было Белому Кнуту преступать закон, всё ж второе имя ему дали весьма удачное, так как в душе он действительно был белым, точно первый снег. И снег этот, конечно, лежит всегда красиво да ровно, блестит аки сокровища Бессердечной, залюбуешься. Но вот только если ты куда дойти хочешь, то придётся эту белую ровность ногами то немного потоптать.
— Нас точно поймают, Риг, не воины так сама Кэрита. Она чтит закон. И ты видел, что она сделала с ярлом и его малой дружиной? Посмотрела только, а их всех к земле придавило, точно небо им на плечи рухнуло.
— Сегодня утром я видел, как она подлечила тебя, практически вернула к жизни с другой стороны, после того как ты приплыл от горизонта со своей цепью на шее.
— Она славная, и у неё большое сердце. Но она чтит закон.
— А ещё сегодня утром я понял, что случиться может всякое.
Кнут тяжело вздохнул.
— Куда ты, туда и я, ты же знаешь.
— И твоё ворчание вместе с нами?
— Слушай, вокруг нас дураков с горячими головами живёт порядочно, но ни один из них не пытался пробраться сюда. И на то есть причины.
— Никто из этих дураков не заключал сделку с безземельным Королём.
— Всё или ничего, я понял, — Кнут сплюнул на левую сторону, где сквозь снег виднелись очертания города. — То есть, теперь мы наёмники? Отец, должно быть, сейчас рвёт и мечет на другой стороне, не иначе как большой шторм грядёт на наши головы.
— То-то отец никогда не сражался, и чужие приказы не слушал.
— Он желал видеть тебя во главе длинного стола, а не готовым лить кровь за чужие деньги. И уж точно не спящим на дне моря за чужие интересы. Он бы не одобрил.
— Отец мёртв, — сказал Риг, и сам удивился, как резко прозвучали эти простые слова. — Его желания — это очень большой топор, которым мне никогда не хватит сил замахнуться, и который он отдал мне, не спросив.
— Слова иноземца.
— Мои слова. Я, именно я, уже до смерти устал таскать этот топор на себе.
Дальше какое-то время шли молча, скрипели снегом. Странно, что вот вроде детство уже позади, а всё равно когда снег такой талый да липкий, на душе немного светлее становится. Ну, пока не вспомнишь куда ты по этому снегу идёшь, конечно.
— Так давай уедем! — Кнут внезапно нарушил молчание. — Хочешь всё бросить? Давай! В Край иноземца-короля, в Край отца и все, чего он добился. В Край наш дом, наш народ, наше наследие — мы просто уедем, коли на это у тебя душа лежит.
В голосе Кнута слышалось явное раздражение — то были не его желания, просто злость. Северянину место на севере, а Кнут был самым северным человеком из возможных. Но Риг знал, что если он скажет уезжать, то брат скрипнёт зубами, но поедет. Просто меч, а не человек — прямой, тяжёлый и сделанный из металла. Меч его отца.
— Мы не можем уехать. Торлейф не даст нам дороги, не рискнёт беспокойно спать по ночам в ожидании нашего возвращения.
Шаги за спиной прекратились. Риг тоже остановился.
— Значит, ты действительно думал об этом?
— Я думал о многих вещах, — сказал Риг, не оборачиваясь. — Это то, в чем я должен быть хорош, верно? Именно так все и говорили, и теперь это то, что я делаю.
Подняв голову, Риг посмотрел наверх. Середина пути.
— Сначала я думал, что нам нужно пережить зиму, состричь золото с